с кровати. – «Ты нужен им. Яркому и Нике, а они нужны тебе. Это и называется семья».
Я смотрел на нее, чувствуя соленый вкус слез на своих губах. Впервые за долгое время я плакал по Тессе, и вся накопившаяся в моем сердце боль по ней, вся тоска и скорбь, саднившие, как старая, никак не заживающая рана, стали выходить через эти слезы, освобождая мое сердце от груза.
«Я всегда буду о тебе помнить», – пообещал я. – «Всегда буду любить тебя».
«И я тоже».
Тесса отвернулась и пошла прочь, к двери, теряющейся в полумраке, и вдруг, прежде чем я успел, испугавшись собственного решения, окликнуть ее и попросить остаться, растворилась в тенях, стала их частью.
Я еще долго смотрел туда, не отведя взгляда, словно надеялся вновь увидеть силуэт моей возлюбленной, но там, в углу, остались только тени. Поняв, наконец, что она ушла и больше не вернется, я повернулся к столику и задул лампу. Келья погрузилась во мрак. Я обнял Яркого, лежащего рядом, и, опустив голову на подушку, закрыл глаза, дав этому мраку заполнить себя, желая стать его частью, чтобы больше не думать и не страдать. Тьма окутала нас, исчезло время и пространство, исчезла реальность, и все, что делает ее такой прекрасной и такой жестокой исчезло тоже. Мы поплыли в пустоте, увлекаемые течениями этой темноты куда-то в новый день, туда, где реальность возвратится, но станет иной, лишится одного своего составляющего.
– Прощай, – прошептал я, и эти слова утонули в шуме набирающего силу дождя, навсегда в нем оставшись.
Глава 27. Вокзал Рамзита
Клирик Нилз разбудил меня, когда ночной мрак стал только-только отступать перед рассветными сумерками. Я поблагодарил его за гостеприимство, отказался от завтрака и, взяв с собой в дорогу пару яблок, отправился к железнодорожной станции города Рамзит. К своему обручальному браслету я больше не прикасался. Цепочка так и осталась лежать в келье под крышей, где я попрощался с Тессой, и её дальнейшая судьба мне уже неизвестна.
Рассвет наступал на моих глазах. Мы с Ярким брели по широкой, пустынной дороге, тянущейся через поля, утопающие в густом молочно-белом тумане, и наблюдали это магическое действо во всей красе. Когда мы покинули Вильву, на небосводе еще сияло несколько ярких звезд. Но по мере того, как на востоке разгорался алый пожар наступающего дня, эти звезды исчезали одна за другой. Небо светлело на глазах. Влажный ночной воздух, в который я выдыхал клубы пара, становился все теплее, а туман опускался все ниже к земле.
Я шел и размышлял о том, что же будет ждать меня на станции Рамзита.
«Почему именно туда направил меня кулон?» – но главным образом волновало меня даже не это, – «Смогу ли я понять, когда окажусь там, что именно нужно сделать?»
Я искренне надеялся, что смогу, иначе в этом не будет никакого смысла.
Наш путь пролегал еще через пару деревень, крайне похожих на Вильву, и в итоге мы с Ярким добрались до Рамзита к восьми часам тридцати двум минутам утра. Именно столько времени показывали большие часы, висящие над входом в маленькое здание железнодорожного вокзала, расположенного на окраине города.
Я вошел внутрь и оказался в просторном пустом помещении с деревянными лавками и одним единственным окошком кассы. К нему я и направился, а увидев за решеткой лицо пожилой женщины в очках, спросил:
– Какой поезд пребывает в девять утра?
Она хмуро посмотрела на меня поверх своих очков и вместо ответа указала длинным сухим пальцем куда-то в сторону. Повернув голову, я увидел доску с расписанием и, пробежавшись по ней глазами, обнаружил, что в девять утра на станцию не прибывает никаких поездов. Ближайший состав, следующий из Драгоса в Азур, должен прибыть на эту станцию в девять сорок семь.
«Тот ли это поезд, который мне нужен? Нужен ли мне вообще поезд? Ведь кулон указал мне на станцию и на время, но про поезд речи не шло, это я додумал сам, исходя из того, что железнодорожная станция предполагает такую поездку. Зачем же еще мне здесь быть, в противном случае?»
Я огляделся по сторонам, ища хоть какую-то подсказку, но не нашел ее. Постояв несколько минут в нерешительности, я, наконец, снова повернулся к окошку и, достав из кармана деньги, положил перед женщиной купюру в десять элеванов.
– Один билет, пожалуйста, – проговорил я рассеяно.
– Куда? – спросила она с безразличием.
– Что?
Она вздохнула, глянув на меня как на очередного умалишенного, коих ей, по-видимому, приходится обслуживать каждый день.
– Куда вы хотите поехать, мистер?
Она сказала это так, словно я впустую тратил ее драгоценное время, несмотря на то, что этим утром я был единственным, кто покупал билет на поезд.
– В Азур, – ответил я неуверенно.
– Каким классом?
– Вторым.
Она нарочито медленно взяла деньги, затем достала катушку с билетами, оторвала один из них и поставила на него свой штамп. Потом, все так же неторопливо, как-то даже устало, отсчитала мелочью сдачу в три с половиной элевана и вместе с билетом отдала мне, промолвив так, словно желает мне скорейшей смерти:
– Счастливого пути, мистер.
Я забрал деньги и билет, и поспешил убраться как можно дальше от этой женщины, без сомнения несущей на своих плечах весь груз Вселенной.
Выйдя на пустой перрон, я внимательно огляделся по сторонам, но не увидел ничего, что могло бы привлечь мой взгляд.
«Но ведь что-то же здесь быть должно!»
Я глянул на висящие у выхода часы: восемь часов сорок паять минут.
«Через пятнадцать минут наступит ровно девять, и я там, где должен быть, если верить кулону».
А не верить ему у меня причин не было, ведь Ника с помощью этого камушка смогла отыскать меня дважды, чего не удавалось Теодору Стриксу, а значит, артефакт работает, и мне оставалось лишь дождаться указанного часа.
Я сел на лавку и, достав из кармана яблоко, предложил его Яркому. Но зверек даже не взглянул в сторону еды. Только сейчас я обратил внимание, что он взволнован. Видимо, пытаясь понять, что же мне нужно здесь сделать, я совершенно упустил из вида своего маленького спутника. А меж тем он подавал