момент действительно понял, что произошло, но для него это не имело никакого значения. Важным было только то, что происходило здесь и сейчас, он умел наслаждаться моментом. Может, стоило научиться этому и мне.
Вернувшись в церковь, я спросил у клирика Нилза какую-нибудь книгу, чтобы скоротать вечерок. Деревенские церкви частенько являются и библиотеками, а их клирики – учителями для местных детей.
Нилз вынес мне несколько старых потертых книг. Мой выбор пал на сборник повестей Говарда Лингдона. Этого автора очень любила моя мать и часто читала мне его повести в детстве, несмотря на то, что некоторые из них были довольно пугающего содержания.
С этими рассказами я и провел оставшуюся часть дня, читая их сначала в лучах заходящего солнца, а затем при свете масляной лампы, пока Нилз не позвал меня на ужин, состоящий все из той же рыбной похлебки.
Погода к этому моменту испортилась, и когда я возвратился обратно в келью, попросив перед тем, чтобы клирик разбудил меня до рассвета, дабы успеть в Рамзит к девяти часам утра, по стеклу окна уже шумно барабанили капли дождя. Они напомнили мне недавний вечер у Мориса Картера. А эти воспоминания в свою очередь вызвали в моей памяти образ Ники Томас.
Я снова лег и попытался почитать еще немного, но образ Ники никак не хотел уходить прочь.
«Где она сейчас?» – подумал я, откладывая книгу. – «Что делает? Дирижабль Виджа уже должен был добраться до Азура, но что они станут делать дальше? Встретят ли их там Стриксы? Станут ли допрашивать?»
Но я не волновался за это, ведь и Ника Томас, и Заккари Видж являлись людьми бывалыми, знающими, как выбираться из передряг, и что такое – ходить по краю законности. Их было не запугать, да и меня рядом не будет, так что им ничего не грозило. А вот что меня действительно волновало, так это вопрос – увидимся ли мы еще с Никой Томас? Хотел ли я этого? Черт возьми, конечно же, хотел. Наша ночь не выходила из головы, как и слова Виджа о том, что мне теперь только в пираты осталось податься, и тащить за собой Нику – будет для нее губительно. Но я отказывался в это верить, как и в то, что мне нет иного пути, кроме бегства из Конгломерата.
«Какой-то вариант должен быть», – уверял я себя. – «И я его найду, а потом найду и Нику. Вот только…»
«Здравствуй, милый», – произнесла Тесса.
Я не удивился ее приходу, даже наоборот, я, словно бы, даже ждал ее появления. И она предстала предо мной в том самом облике, в котором я увидел ее впервые.
«Хочешь поговорить?»
«Хочу», – признался я, понимая, что должен был сделать это уже давно, а теперь данный разговор стал категорически необходим.
«Пусть и говорить придется с самим собой», – отметил я сей странный факт, так как к тому моменту окончательно уверился в том, что почившая супруга являлась лишь плодом моего воображения, ведь ничем иным она быть просто не могла.
«Будем говорить о ней?» – спросила Тесса, садясь на кровать рядом. – «О Нике?»
«Нет. Мы будем говорить о тебе. О нас»
«Чудесное место, правда?» – Тесса посмотрел в окно, словно могла что-то увидеть сквозь этот спустившийся с небес мрак ночи и пелену дождя. – «Как раз в таком мы и хотели жить».
«Могли бы жить», – согласился я. – «Будь все иначе».
«Думаешь, могло бы быть иначе? Может ли существовать такое место, в котором мы с тобой счастливы? Живем на берегу реки. Ты колешь дрова, носишь воду из колодца, я готовлю ужин. Ты пишешь книги, а я песни. У нас двое детей. Или трое? И все мы собираемся вечером у камина в гостиной, как большая и счастливая семья».
Мне вспомнилось, как в одну из наших посиделок, Морис рассказал, что существование иных Вселенных рождает множество интересных теорий. Одна из таковых гласит, что если число вселенных бесконечно, то рано или поздно они начнут повторяться, причем довольно подробно. А это в свою очередь означает, что где-то в иной Вселенной может существовать другой Клиффорд и другая Тесса, вот только их истории отличны от нашей. Возможно, там, где-то в бескрайнем космосе мы существуем до сих пор, живем в таком вот живописном месте, она пишет песни, а я книги, и у нас счастливая семья. Красивая мечта.
«Вот только мы здесь», – с горечью сказал я. – «Мы существуем в этом мере. В мире, в котором ты мертва, а я говорю с собственным воображением».
«Мне очень жаль».
«Как и мне».
«Ты должен жить дальше».
«Мне совершенно не хотелось жить дальше без тебя, но я так и не нашел в себе смелости оборвать это бессмысленное существование. Прости. Я ведь действительно думал об этом».
«Знаю. Ты думал даже слишком часто».
«И все же не смог. А теперь…»
«Теперь у тебя есть Яркий», – продолжила за меня Тесса. – «И Ника. Теперь, чтобы продолжать жить, я тебе больше не нужна».
«Это не так», – я стиснул зубы, борясь с болью, растущей в груди. – «Ты всегда мне будешь нужна».
«Нет ничего зазорного в том, чтобы снова полюбить, милый. Ты должен продолжать жить и находить для себя смысл в этой жизни. Это нормально. Естественно».
«Несправедливо».
«Неизбежно».
Слеза обожгла мою правую щеку. Я прикоснулся к своему браслету, стиснул его пальцами.
«Что бы не ждало меня завтра, я хочу войти в него без этого груза».
Резким движением, таким, чтобы не успеть передумать, я сорвал со своего запястья обручальный браслет, и он повис в моих пальцах простой серебряной цепочкой, больше не имеющей надо мной власти и не представляющей ценности.
«Без меня» - заключила Тесса.
«Без боли» - возразил я, бережно кладя браслет на столик. – «Ведь тебя нет, любимая. Тебя давно уже нет. И все, что у меня осталось, это боль. Боль, отравляющая воспоминания о тебе. Боль, мешающая взглянуть в завтрашний день с надеждой. Но эта боль не совместима с жизнью. И у меня был выбор: оборвать жизнь или победить боль».
«Ты выбрал жизнь».
«Я выбрал шанс. Всего один единственный шанс на жизнь».
«Не упусти его, любимый», – Тесса поднялась