движении. Но меня издавна привлекает тема террора и провокаторства. Вы были близки с Гапоном и Азефом, многими членами Боевой организации.
— Да. Но это в прошлом. Сегодня мои мысли и чувства связаны с важнейшей, на мой взгляд, проблемой суверенитета еврейского народа в Эрец-Исраэль. Пришло время просто спасать наш народ.
— Я полностью с Вами согласен, Пинхас. Судьба беспощадна и жестока к нему. И всё же я прошу Вас выслушать меня. В годы русской революции я оказался свидетелем трагических событий, связанных с Евгенией Ивановной Зильберберг.
— Я её прекрасно знаю. Даже переписываюсь с ней. Она гражданская жена Савинкова, моего соратника и друга.
— Как интересно, — воскликнул Осип. — Я тоже был с ней знаком. Лет десять назад я впервые увидел её в Дуббельне на Рижском взморье. Она была неописуемо красива. К этому времени я окончил Лесной институт и должен был работать в Терветских лесах, но вместо этого я влюбился в эту девушку и забыл обо всех лесах мира. Это было чудеснейшее лето в моей жизни.
— Да, она была красивейшей женщиной, — подтвердил Пинхас. — Евгения, сестра известного эсера-террориста Льва Зильберберга, была, как брат и его жена Ксения Панфилова, членом Боевой организации эсеров.
— Так я как раз хотел рассказать Вам о встрече с Ксенией! — обрадованно произнёс Дымов. — С Евгенией я встретился два года спустя в Бельгии. Она стала ещё прекрасней. Прошла неделя и ко мне приходит женщина, которую я постоянно встречал в её доме, и говорит, что она от имени Евгении и что они считают, что мне можно доверять. «Вы можете позволить провести у вас в доме маленькое собрание? — спрашивает она». «Кто эти люди, которые должны собраться? — в ответ спросил я». «К вам придут семь человек, возможно, восемь, объясняет она. — Позвонят в дверь, произнесут условленный пароль. Это собрание состоится в четверг в восемь вечера». Я, незнакомый с правилами конспирации, задаю ей вопрос: а что я должен делать? «Ничего, Вы должны находиться в другой комнате и ждать, пока собрание окончится, — отвечает она». Я дал согласие, передал привет Евгении и только спросил, как её зовут. «Ксения, — говорит она». Мы попрощались и в тот момент, как она вышла, ко мне через кухню зашёл дворник и сказал, что даму, с которой я только что разговаривал, нужно арестовать.
— Необычайно интересно, — произнёс Рутенберг. — Я помню, что потом случилось. Об этом мне рассказал Савинков.
— Так вот, — продолжил Осип, — я вышел из дома, чтобы предупредить Евгению и её друзей об опасности. Я понял, что привёзший Ксению извозчик — филёр. Несколько раз менял извозчиков, пока добрался до художественной студии, где она работала художницей, и всё ей рассказал. «Передайте всем, и Ксении тоже, что собрание в моём доме не состоится, — сказал я». К этому времени я получил приглашение от издательства «Шиповник», там должно было пройти чтение новой драмы Леонида Андреева «Жизнь человека». Я поймал извозчика, чтобы ехать на читку, как вдруг увидел дюжину городовых, направлявшихся к моему дому. Приехав в издательство, сразу позвонил домой. Горничная Глаша отвечала невпопад, и я понял, что полиция производит у меня обыск. Чтение драмы, продолжавшееся до двух часов ночи, я от волнения почти не воспринимал. Обратился к присутствовавшему там Бурцеву. Он посоветовал подождать ещё немного, так как полиция, возможно, меня ещё ждёт, и возвращаться домой. Дома уже никого не было, однако мои письма и рукописи забрала полиция. На следующий день я узнал, что Евгения и Лев арестованы и находятся в Петропавловской крепости. Друзья настойчиво советовали мне бежать за границу. Вскоре я оказался в Вене, где однажды получил длинное письмо от Евгении Зильберберг. Она написала, что находится в тюрьме и объявила голодовку. Ей удалось передать письмо на волю.
— Её брата Льва по приговору военно-полевого суда повесили в Петропавловке, а её освободили: прокурору дали взятку, — произнёс Пинхас. — А Ксения, жена Льва, не стала испытывать судьбу и перешла границу.
— Через несколько месяцев я был в Швейцарии и неожиданно встретил Ксению на балу, — завершил свой рассказ Дымов. — Она сказала мне, что, узнав о предстоящем аресте, она на другой день уехала в Финляндию.
— Да, интересная история, Осип. Но не полная. Одного героя этой трагедии ты не назвал.
— Поэтому я и напросился в гости, Пинхас. Так о чём же всё-таки шла речь?
— Эти семь или восемь человек должны были собраться и постановить взорвать Охранное отделение Департамента полиции. А план разработал Азеф. Когда его разоблачил Бурцев, это был гром среди ясного неба. Мало кто поверил ему. Он и меня мог подставить после казни Гапона, но я вовремя унёс ноги.
Они подружились и с тех пор встречались не раз. Рассказы Пинхаса об Азефе, Гапоне, Савинкове и Боевой организации эсеров и его жизни Дымов впитывал и поглощал, как губка. Он был профессиональным писателем и понимал, что они могут стать бесценным материалом для его книг.
Лев Троцкий
В январе 1917 года в Нью-Йорке появился давнишний петербургский знакомый Рутенберга Лев Троцкий. О прибытии его вместе с семьёй писали многие социалистические газеты. Популярности ему добавляли его конфликты с правительствами Австро-Венгрии, Франции и Испании, которые фактически изгоняли его за антивоенную пропаганду. Всё это время Троцкий работал военным корреспондентом газеты «Киевская мысль». В 1905-ом году Рутенберг виделся с ним несколько раз в исполкоме Петербургского Совета рабочих депутатов, фактически возглавляемом им после ареста председателя Совета Хрусталёва-Носаря. Молодой человек произвёл тогда на Пинхаса сильное впечатление. Желание встретиться с ним было велико. У них были разные политические взгляды, но Рутенберг уже привык в Америке к многочисленным по своим направлениям социалистам. Однажды он увидел объявление о митинге в Купер-юнион с его участием и не упустил представившейся возможности. Троцкий, блестящий оратор, выступил с большим вдохновением. По окончании митинга Пинхас поджидал его на выходе из зала.