тебе написать что-нибудь в мою газету.
— У меня есть материал для статьи. Правда, он на русском.
— Покажи.
Пинхас поднялся, пошёл в свою комнату, вернулся с папкой и протянул её гостю. Тот открыл и, листая, пробежал взглядом по страницам, стараясь уловить смысл напечатанного.
— «Национальное возрождение еврейского народа», — произнёс Хаим. — Неплохо. Бьёт не в бровь, а в глаз. А вот это интересно: «…солдат разгромленной „русской революционной армии“». Разочарование и обида… Знаешь, я помогу тебе её напечатать. Но нужно перевести на идиш. Чтобы не занимать твоё драгоценное время, я попрошу заняться этим Ривкина. Он мой коллега и сотрудник. Ты в Америке среди наших очень популярен.
— Я хотел бы опубликоваться под псевдонимом Бен-Ами.
— То есть, «сын моего народа»? Неплохо. Я уверен, многие захотят купить брошюрку. Может быть, тебе удастся и заработать.
— Буду благодарен. Деньги мне, конечно, не помешают. Расходы большие, а доходов пока никаких.
— Договорились, — произнёс Житловский. — Я могу эти листы взять?
— Конечно, Хаим.
— Ну, тогда пойду. Спасибо твоей очаровательной сестре за угощение.
Двое, ещё вчера незнакомых друг другу людей, по-братски обнялись и вышли из дома. Было ещё светло. Летнее солнце скрылось за растущими в палисаднике деревьями, несущими прохладу и уют. Пинхас проводил Хаима на другую сторону большого перекрёстка, где тот поймал такси. Там и попрощались.
Бен-Гурион и Бен-Цви
Житловский позвонил через день и сказал, что встреча с палестинскими товарищами назначена назавтра на десять утра в сионистской организации. Рутенберг уже побывал там и с некоторыми активистами познакомился.
В зале заседания набилось много народа. Пинхас с трудом нашёл одно свободное место в последнем ряду в углу. Он не ожидал, что эти двое молодых людей настолько популярны. Они жили и работали в Эрец-Исраэль, были членами руководства ишува и их озарял ореол борцов за воплощение идей сионизма. Когда Бен-Гурион и Бен-Цви вошли в зал, все встали и долго им аплодировали. Их попросили занять места за столом президиума вместе с Бороховым и ещё одним незнакомым Рутенбергу человеком. Неожиданно для него, выступали на иврите, который он не понимал. Когда заседание закончилось, Пинхас направился к почётным гостям, ещё окружённым людьми. Бен-Гурион, энергичный невысокий мужчина лет тридцати, не без любопытства взглянул на него и пожал протянутую руку. То же сделал и Бен-Цви.
— Я — Рутенберг, — сказал Пинхас.
— Давид, — ответил Бен-Гурион.
— Ицхак, — сказал Бен-Цви, пожимая руку. — Вот ты какой, крепкий и высокий. Не то, что мы. Слышали о твоих подвигах.
— Здесь нам не удастся нормально поговорить. Приходите завтра ко мне к часу дня. Это вас устроит?
— Думаю, да, — произнёс Бен-Гурион.
Рутенберг передал Давиду лист бумаги с его заранее записанным адресом и объяснил, как добираться.
Пинхас вернулся домой и попросил Рахель приготовить обед на четверых. Потом направился в магазин и купил продукты по списку, который составила сестра.
В час дня возле дома заурчал двигатель такси. Пинхас посмотрел в окно и, увидев на тротуаре Давида и Ицхака, вышел на улицу.
— Приветствую вас, товарищи, — сказал он, пожимая им руки. — Вот здесь я и проживаю.
— Неплохая квартира у тебя, Рутенберг, — оценивающим взглядом обозрев гостиную, сказал Давид.
— Познакомьтесь с моей сестрой.
Рахель поздоровалась с вошедшими. Улыбающиеся гости пожали ей руку.
— Твоя сестра, Пинхас, очень милая женщина, — сказал Ицхак.
— Она мне помогает с тех пор, как лет восемь назад она приехала ко мне в Геную.
— У Рахели есть образование? — спросил Бен-Гурион.
— Мы с ней недавно об этом говорили. Она хочет поступать в Колумбийский университет.
— Это правильно. Мы с Ицхаком три года назад поехали изучать право в Стамбульском университете. Нашей целью было не только получение юридического образования, но и установление связей с турецкой интеллигенцией. К власти тогда после свержения султана пришли младотурки. Для руководства ишува было важно понять, на что в отношении к нему готова пойти новая власть. Через два года нам всё стало ясно, и мы вернулись домой. А в этом году нас арестовали и выслали из страны.
— Мне об этом рассказал Житловский несколько дней назад, — заметил Пинхас. — Он был моим гостем. Мы с ним тогда хорошо посидели и поговорили.
— Но он не сионист, — сказал Ицхак. — В прошлом году мы с ним встречались в Тель-Авиве. В своей оценке он был весьма сдержан.
— Я знаю. Но он сочувствует нашему движению. Он не отвергает моей идеи завоевания Палестины, в котором должен принять непосредственное участие Еврейский легион.
— Это плохая идея, Пинхас, — уверенно произнёс Давид. — По крайней мере преждевременная. Ещё неизвестно, кто победит в этой войне. А пока нас из-за нелояльности турецкому правительству высылают из ишува. И выгнали уже десятки тысяч поселенцев, с таким трудом укоренившихся в Палестине. В этом противостоянии, я уверен, необходимо выжидать и соблюдать нейтралитет.
— И мы с Давидом хотим убедить в этом американских членов Поалей-Цион, — подтвердил Ицхак.
— Так думают все в ишуве?
— Не знаю, но многие, — сказал Ицхак.
Рутенберг разочаровано вздохнул. «С надеждой на поддержку моей идеи со стороны палестинцев придётся подождать, — подумал он. — Им сейчас не до этого».
— А что вы собираетесь делать в