Профессор улыбнулся.
— Вы удивитесь, но я понимаю. Только я вас не об этом спрашивал. Забудьте о разнице. Мы сейчас говорим о парадигме. Что есть магия по сути? Не совокупность действий и слов. Это сила, стихия. Она есть во всём. И либо ты управляешь ей, либо подчиняешься. Вот вы, к примеру, управляете. А жители Тринадцатого, в большинстве своём, плывут по течению, даже не предполагая, что просыпаются по утрам лишь потому, что высшие силы им это позволяют.
Диметриуш мысленно выругался. Это же надо было попасться в так бесхитростно расставленную ловушку! Сейчас дед будет битый час втирать о своём боге (неспроста же он так «тонко» подводит к нему разговор). Ещё и брошюрку какую-нибудь всучит. Тоска.
— Я вижу, вы загрустили, — к сожалению, у профессора был цепкий взгляд и скрыть от него внутреннее раздражение Димону не удалось. — Я отвлёкся, простите. Иннокентий, как я и сказал, с моего Этажа. А у нас все рождаются с очень сильным магическим фоном. Не все им умеют пользоваться, это правда, но есть он абсолютно у каждого.
Диметриуш вспомнил о том, что прочитал в отчёте и, скептически скривившись, предположил:
— Может, ваш Иннокентий полукровка, вот и получился нулевым…
— Он не полукровка, это во-первых. А во-вторых, я же сказал — я его с детства знаю. Фон у него был всегда. По крайней мере, в последний раз, когда мы виделись на похоронах одного из наших общих родственников, я его видел.
— Серьёзно? — Диметриуш вспомнил, как выглядела аура Пруста. Рваная, с чёрными болезненными пятнами и — в плане магии — абсолютно нулевая. Пустышка. — И как такое возможно?
— Вот и я говорю, как… — пробормотал маг. — Надо думать…
Думать. В последнее время от этих дум уже голова болит! И не только в переносном смысле.
— Вообще-то, я насчёт Вовочки спросить хотел, — отбросив мысли о словах мага, произнёс Диметриуш и глянул на Савелия. — Мне уже начинает казаться, что мы либо с ума сходим, либо с Машкиным мозгом кто-то поработал. Ну, не может такого быть, чтобы его никто не видел!
— Почему никто? — наружник нахмурился и опустил глаза. — Алекс его точно видел. Даже два отчёта из Института успел прислать до того, как его…
Да, Алекс Козлов таинственного Вовочку И. видел. Видел и, по всей вероятности, о том, что видел, забывать не хотел. Потому его и убили, скорее всего.
— Есть у меня одна идея, — Диметриуш прошёлся по кабинету и выглянул в приёмную, проверяя, не вернулся ли с обеда Гена, — вот только не знаю, как к ней подступиться.
— Ну?
— Твой Борщ может вынюхать некроманта?
Савелий ничего не выражающим взглядом посмотрел на своего начальника, которого давно уже считал другом, и осторожно заметил:
— Мой Борщ может кого угодно вынюхать, шеф. Но я даже гипотетически не могу себе представить, как мы станем объясняться перед Межмировым судом, если станет известно, что мы не только не ликивидировали мертвяка, а сами попросили его провести обряд… Ты хоть кого поднимать-то собрался, а?
— Пока никого, — нахмурился Диметриуш, — а некроманта ты всё-таки найди. Скажем так, в качестве запасного варианта.
В ответ Савелий сначала что-то недовольно проворчал, а затем, махнув рукой на субординацию, выпалил:
— Шеф, мы не первый день знакомы, и я тебе целиком доверяю. И чёртова некроманта мы с Борщиком тебе вынюхаем, не вопрос, но имей в виду — мне это всё совсем не нравится.
В недрах одежды наружника вдруг что-то засвистело и захрюкало, и Димон удивлённо приподнял брови, мысленно благодаря провидение за то, что оно избавило его от необходимости отвечать. Идея с некромантом ему и самому не нравилась, но это могло оказаться единственной возможностью узнать правду.
— Мобила, — проворчал Савелий, извлекая из кармана телефон, бросил на экран короткий взгляд и принял вызов:
— Слушаю… Да… Хорошо… А ордер у тебя откуда, зараза? Тебе кто без ордера позволил… Ах, хозяин сам разрешил… И что? Серия совпала? Даже так? Рабочие?
Замолчал, слушая, о чём ему рассказывает невидимый собеседник, а затем заговорил вновь, привлекая внимания Диметриуша:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Обязательно. Только фотку мне на ящик сбрось, а оригинал в архив забросишь и не уйдёшь оттуда, пока все документы не оформишь! За инициативу хвалю, но если ещё раз полезешь без прикрытия, выпорю собственноручно. Хворостиной. По голому заду.
«Интересный метод воспитания», — подумал Бьёри и не смог удержаться от короткого смешка.
— Чего ты ржёшь? — обиделся Савелий и отключился от разговора.
— Да вот, представил себе реакцию своего Гены, если бы ты ему так пригрозил.
— Тебе смешно, — наружник обречённо вздохнул, — а я из-за этой практикантки поседею и до старости не доживу. Хорошая девка, упёртая, но абсолютно безголовая. Прикинь, сама полезла проверять контору, где наш взрыватель, по подозрениям, взрывчатку покупал. Нет, я не спорю, молодец. Получила информацию — проверила, не стала ждать и тянуть кота за хвост. Но можно же было опергруппу с собой взять. Нет, попёрлась одна. А в ней росту полтора метра на каблуках… И задница очень симпатичная, хоть голой я её пока ещё и не видел.
— Савушка, ты часом не втюрился? — ехидно протянул Диметриуш, на что наружник лишь махнул рукой и потянулся ко вновь ожившему мобильнику.
— Ты тоже втюришься, когда я тебе главную новость скажу. У чувака того, ну, из магазина, камера установлена, которая и работает, и пишет.
— И что? — Бьёри скептически приподнял бровь, отказываясь верить в этом деле хоть в какую-нибудь удачу. — Даже запись сохранилась?
— А как же! Галка её сейчас в архив закинет, а пока мне на мобилу портретик этого гада пришлёт… Твою же мать!
Савелий оторопело вытаращился на экран.
— Только не говори мне, что это опять Вовочка И.! — взмолился Диметриуш.
— Если только он пол поменял, — хмыкнул наружник. — Шеф, а ты нашу ведьму, которую квартиру твоей Машке разгромила, куда упёк?
— А зачем тебе? — Димон взял протянутый телефон и с удивлением узнал в слегка размытом изображении свою бывшую любовницу, ту самую, зайколюбивую рыбку Вирсавию, о которой он уже успел благополучно забыть.
— Мне вот в голову пришла одна идея… — проговорил Савелий, но не успел закончить, потому что в следующий момент снова ожил его телефон, и одновременно с ним раздался тихий звонок, и в комнате появилась дверь Лифта, за которой Диметриуш с недоумением увидел отца, приобнявшего за плечи бледную, как смерть, захлёбывающуюся от рыданий Машу.
— Не захотела мне ничего объяснять, — сообщил Себастьян Бьёри, отвечая на немой вопрос сына. — Потребовала, чтобы я немедленно отвёз её к тебе.
— Машунь?
Она бросилась к нему, обвила руками шею, спрятала на груди заплаканное лицо и затрясла головой.
— Тебя кто-то обидел?
— Нет… просто я… — девушка передёрнула плечами, как от внезапного порыва ветра, и Димон нахмурился, пытаясь отстраниться от оглушающей тревоги, чтобы разобраться в происходящем. Он видел, что Маша не на шутку напугана, чувствовал, что она очень хочет что-то ему сказать, но не говорит. Почему? Чего-то боится? Или кого-то? И что случилось? Что-то важное? Конечно, важное, не тот Машка человек, чтобы устраивать истерику на пустом месте. Тогда почему не рассказала отцу? Диметриушу казалось, что за время совместной работы в Институте она успела проникнуться к нему доверием. Если только…
Она тихонечко всхлипнула и, подтверждая, что Димон мыслит в верном направлении, бросила осторожный взгляд на Себастьяна. «Если не хочет говорить при отце, — догадался Диметриуш, — значит дело её ведьминских дел касается». О том, что Маша унаследовала от Василисы дар, они решили пока никому не говорить. Ну, то есть это Димон думал, что это только «пока», Машка же просто сказала, что не хочет посвящать в свою тайну посторонних. Считать семью Димона своими будущими родственниками всерьёз она упорно отказывалась. Кстати, о будущих родственниках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Диметриуш посмотрел на отца, но тот демонстративно скрестил на груди руки и, опережая просьбу сына, объявил: