Читать интересную книгу Не буди Лихо (СИ) - Ли Марина

— Чего ждут-то? — от такого поворота я реально растерялась.

— Понятно чего. Проверяют, сбежит ли.

— А если сбежит… — манера демона вести рассказ меня уже откровенно утомила. Что я из него каждое слово щипцами вытаскиваю!

— К расстрелу не приговорят, не бойся. А вот скандал разразится нехилый. И если Совету и остальным Этажам на всё это будет наплевать, то в Империи чёрт знает что начнётся. Всё-таки шеф — внук императора. С наших станется объявить семье недоверие и потребовать смены династии. Но ты не переживай. Не тот шеф человек, чтобы от проблем бегать.

Я сидела, как в воду опущенная, понимая и то, что прав Савелий, никуда Диметриуш не побежит, и то, что даже если мы докажем, что за всеми событиями стоит Фоллетский, никакого суда не будет. Красный император этого просто не допустит, опасаясь скандала и последствий для семьи.

Чёрт! Но как же всё это сложно-то!

— Так что, Машенька, как видите, неизвестно кто из нас тут ещё романтик, — криво улыбаясь, протянул Савелий, а я разозлилась. Если он ждёт, что я спущу ему с рук этот снисходительный тон, то его ждёт сюрприз. И пусть потом не обзывается ведьмой и не говорит, что я вздорная и скандальная баба. Потому что я уверена: можно было всё это объяснить нормально, сам же сказал, что помнит, как мало я знаю об их мире. Но нет! Ему надо было обязательно меня унизить, ткнув носом в мою глупость и недальновидность!

Одно слово — демоны.

— Вы все высокомерные, заносчивые засранцы, — проворчала я и, не удержавшись, добавила:

— Не зря я демонов так не люблю.

Другой бы на месте Савелия, если не оскорбился бы, то хотя бы сделал вид, что ему неприятно. Это же пижон демонский заржал по-лошадиному, громко хлопая себя при этом по острым коленкам:

— Так вот, значит, что ты делаешь! Меня бы кто так не любил, чтобы я потом в жару свитера с высоким горлом носил и втихаря у секретаря тональный крем воровал, чтоб след от засоса замазать.

Я задохнулась от смущения, до корней волос покраснела, до жарких злых слёз, потому что даже себе, даже в самых-самых тайных мыслях я не позволяла произносить запретного слова на букву «л», а эта зараза только рассмеялась ещё громче.

— Знаешь, что? — прошипела я, вскакивая на ноги и не зная толком, что делать. То ли посмеяться вместе с ним, то ли расплакаться, то ли потребовать, чтобы он, наконец, закончил свой рассказ и убирался. Если честно, хотелось сделать всё одновременно. И при этом провалиться от стыда. От стыда и от страха, что демон догадался о том, в чём я и сама ещё не была до конца уверена.

— Ну, что? — Савелий нагло ухмыльнулся, весело наблюдая за моим смущением, и отпил из своего бокала.

— Ничего! — сопя от недовольства, я села на место и, старательно не глядя на лыбящегося демона, спросила. — То, что Дима не сбежит, мы выяснили. И что теперь?

Савелий довольно хрюкнул — в точности, как Борщ, свинья такая, — а затем уже совершенно серьёзным голосом произнёс:

— А вот это уже правильный вопрос, дорогая моя Мария Ивановна. Логично предположить, что теперь будет тот самый суд, в который вы так опрометчиво не верите.

— Почему опрометчиво?

Савелий посмотрел на меня взглядом, каким мама смотрит на малыша, когда тот спрашивает, что будет, если он голой рукой дотронется до раскалённого утюга. И я уже совсем было решила, что демон посчитал мой вопрос риторическим, но он всё-таки заговорил:

— Как я уже сказал, никто Диметриуша Бьёри не расстреляет, но нам лучше найти для суда другого обвиняемого, потому что если мы этого не сделаем, этого не сделает никто. И начать, я думаю, надо с поисков того, кто Вирсавию из Империи назад на Тринадцатый переправил, а там посмотрим.

После слов демона я загрустила. Не потому, что мне план не понравился. Я вообще сомневалась, можно ли планом назвать слова «а там посмотрим». Грустила я потому, что не верила в собственные силы. Какие поиски? Какой обвиняемый? Я вас умоляю! Я скромная учительница литературы. Подпольная ведьма и недоделанная невеста демона. Я…

Я потрогала пальцем цепочку, на которой висело Родительское око и предложила:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Слушай, а давай попросим помощи у Императора! В конце концов, он Димке не чужой человек и…

— Красный император председательствует в Межмировом суде последние девятнадцать лет. Если он шевельнёт хотя бы пальцем, чтобы защитить внука, боюсь, дело выльется не в скандал, а в широкоформатную войну.

Я обречённо вздохнула и молча подлила себе в бокал вина.

— И мне подлей, — попросил Савелий, а затем вдруг поднялся со стула и извиняющимся тоном попросил:

— Слушай, а где у вас можно покурить? Курить охота — просто жуть.

Я подумала, что курить вредно, но кто я такая, чтобы читать взрослому демону морали? Поэтому лишь неодобрительно покачала головой да махнула в сторону приоткрытой по случаю хорошей погоды балконной двери. Савелий благодарно кивнул, извинился и вышел. И вот стоило ему раствориться в темноте ночного города, как у меня за спиной раздался уже знакомый мелодичный звон, и гостиная Диметриуша пополнилась ещё двумя гостями в лице старшего поколения Бьёри. Или правильно сказать, среднего?

Я опасливо покосилась на Себастьяна Бьёри, пытаясь угадать, успел ли он напеть супруге о своих подозрениях насчёт моего интересного положения. Судя по тому, что мама была всё с тем же нерадостным выражением лица, что и обычно, — не успел. Я неслышно выдохнула и пробормотала:

— Добрый вечер.

— Извини, что так поздно, — заговорил Себастьян. — Мы только что узнали. Ты уже слышала?

Я кивнула. Меньше всего на свете мне хотелось сейчас общаться с Димкиной роднёй, но выхода мне, вроде как, не оставили.

— Расстроилась? — спросил отец голосом, полным сочувствия, и я едва не расплакалась.

— Конечно…

— Тогда предлагаю не ждать утра. В конце концов, эту ночь ты можешь переночевать в одной из комнат девочек, а завтра сама уже строителям объяснишь как хозяйка, что и как ты хочешь переделать.

— Где переделать?

— В ваших с Митькой покоях, конечно. Маша, правда, переезжай к нам. Сама посуди: сейчас, когда Мити нет, тебе неправильно и небезопасно здесь оставаться одной, — говорил Димкин папа, а Димкина мама рассматривала два бокала красного вина, стоявшие на барной стойке передо мной. Я задумалась, что будет, если сейчас в комнату вернётся Савелий, и порадовалась, заметив, что Борщ спит на полу под подоконником, а не привлекает к себе внимание радостным хрюканьем и обнюхиванием моих незваных гостей. — Я уже не говорю о журналистах, но ведь сюда могут приехать люди из Комитета… Или кто-нибудь из Димкиных врагов воспользуется его отсутствием.

— Или из друзей, — вякнула моя будущая свекровь, намекая на моего невидимого собутыльника. Себастьян бросил на неё удивлённый взгляд, а я, проигнорировав завуалированное оскорбление, ответила:

— Не думаю, что это удобно.

— Почему это неудобно? — возразил Бьёри-старший и приподнял рыжую бровь. — Очень удобно. Вам давно надо было переехать во дворец. Пора уже начинать обживать свои комнаты в семейном крыле. Или ты думала, что и после свадьбы будешь жить здесь?

Мужчина развёл руками и заговорщицки мне подмигнул, а я внезапно почувствовала себя жертвой паралича лицевого нерва. Ничего такого я не думала. Скажу честно, я не думала даже о свадьбе, что уж говорить о том, что будет после неё!..

— Я без Димки туда не поеду, — пропищала я, и к параличу лица добавился паралич лёгких, потому что моя будущая свекровь поджала накрашенные алой помадой губы и неодобрительно покачала головой, а я поняла, что погибну, если они каким-то образом заставят меня переехать во дворец. Задохнусь там. Умру от одиночества и тоски. Там же все чужие и всё чужое!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не поеду! — уже решительнее повторила я и попятилась к балконной двери, прикидывая, чью сторону в случае схватки примет Савелий. С одной стороны, я невеста его шефа. С другой, Себастьян Бьёри — сын Императора. Н-да. Ситуация…

А может, всё-таки, несмотря на запрет, рассказать им, что никакого предложения мне Диметриуш не делал, никакого согласия не получал, что изначально слово, которое мой брат вытащил из младшего Бьёри, было лишь временной мерой? Я даже рот открыла, чтобы покаяться, не забыв упомянуть, как мне стыдно, конечно, но вдруг поняла, что на мои слова скажет Димкина мама. А в том, что она скажет, я не сомневалась. Я прямо увидела, как она строго поджимает покрытые алым блеском для губ уста и голосом, которым можно в гроб заколачивать гвозди, произносит: