Несчастный поросёнок трагично хрюкнул, упал на брюшко и пополз в мою сторону, словно хотел доказать, что даже если ему придётся умереть от ужаса, он не откажется от своей любви ко мне. Только смотрел он при этом не в глаза мне, а куда-то за голову. Несколько секунд понадобилось для того, чтобы осознать, что Борщ не сводит перепуганного взгляда с Пуди.
«Очень интересно», — подумала я, а затем предложила Савелию проходить в гостиную, сама же, извинившись, заскочила в ванную комнату, чтобы заменить пушистого дракончика на обычную резинку для волос. Давно надо было если не рассказать о Пуде Диметриушу, то хотя бы самостоятельно выяснить, к какому виду мой домашний питомец относится. Теперь-то, когда в моём распоряжении была целая библиотека Императорского института, это не должно было стать большой проблемой.
— Подождёшь меня здесь, — шепнула я, поймав обиженный взгляд дракончика: расставаться со мной он не любил категорически. — Борщик тебя боится, а желания гостей надо уважать. Так что не дуйся, я быстро вернусь и устрою тебе допрос с пристрастием.
Как именно я буду допрашивать зверёныша, я пока не знала, но сейчас меня, если честно, больше волновала причина прихода Савелия, поэтому я, небрежно прихватив волосы заколкой, поторопилась в гостиную.
— Маша, у меня для вас не очень приятная новость, — сообщил демон в лоб, стоило мне лишь показаться на пороге комнаты.
— Я догадалась… — вздохнула я. — День у меня сегодня такой, что приятностями особо не балует.
— Простите.
Мужчина слегка нахмурился, когда Борщ, радостно взвизгнув, бросился мне под ноги, но, к счастью, никак не прокомментировал поведение своего пигана. Не знаю, что бы я стала отвечать, если бы демон потребовал объяснений.
— Боюсь, Диметриуш сегодня не появится дома, — произнёс Савелий после минутного молчания. — Откровенно говоря, думаю, в ближайшие несколько дней вы его вообще не увидите.
В груди что-то болезненно заныло, и я спросила внезапно осипшим голосом:
— С ним что-то случилось?
— Да, — ответил демон. Видимо, я побледнела, или позеленела, или, может быть, меня зашатало из стороны в сторону, словно пьяную — не знаю. Чувствовала себя я именно так, словно мне вдруг перекрыли кислород, ударили в живот, и одновременно началось землетрясение.
— То есть не в том смысле! — заметив моё состояние, выкрикнул Савелий. — Он жив-здоров и всё такое. Только в некотором роде арестован.
После его слов о том, что Диметриуш «жив-здоров», мне полегчало настолько, что я смогла нормально дышать, но говорила всё ещё с трудом.
— Что значит, «в некотором роде», — вместо сипа из горла вырвался хрип. Я закашлялась, подошла к раковине, крутанула кран с холодной водой и, не заморачиваясь с посудой, приложилась прямо к струе.
— Ну, как бы сложно всерьёз арестовать пилота, а уж если у него есть Ключ от всех дверей — вообще невозможно.
— Ты про Лифт? — уточнила я, снова сбиваясь на ты.
Савелий кивнул, а я достала из шкафчика початую бутылку красного вина и два бокала, поставила их на стол и велела:
— Рассказывай!
Демон тяжко вздохнул и, приняв из моих рук напиток, пустился в объяснения. Сначала он долго и нудно вещал о том, как много-много лет назад Мироздание едва не разрушилось из-за бесконечных войн в борьбе за сферы влияния. Понятное дело, что всем хотелось единолично владеть Лифтом. Особенно если учесть тот факт, что тогда демоны ещё не расселились по всем этажам и не успели наследить в генетике других народов, а потому полностью монополизировали Общественный транспорт.
Когда Савелий начал рассказывать о причинах первого созыва Совета миров, я злобно на него посмотрела и процедила:
— Слушай, Склифосовский, либо ты сейчас переходишь к делу, либо я тебе в глаз дам. А рука у меня, как показывает практика, тяжёлая.
— Я просто не знал, как много ты знаешь об устройстве Мироздания и Империи демонов в частности, — попробовал оправдаться Савелий, но я перебила его очередным фырканьем:
— Слушай, не надо мне тут устраивать ретроспективу советского кинематографа!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— В смысле?
— В смысле, я очень люблю старое кино, а вот «Корону Российской Империи» — не очень. И вот это твоё «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иоанна» и далее по тексту как-то раздражает… Алё, гараж! — я согнутым пальцем постучала себя по лбу. — Я выросла на Тринадцатом! Думаешь, мимо меня могли каким-то чудесным образом просочиться сведения о Совете миров? — я намекала на кровавые годы, которые пережил наш Этаж вскоре после того, как его открыл отец Диметриуша. Никто из тогдашних правителей не хотел уступать и отдавать свой голос в пользу другого, а между тем правило, раз и навсегда установленное ещё на первом съезде Совета миров, гласило: «Один Этаж — один владелец Ключа». Когда над Тринадцатым нависла угроза ядерной войны, Совет миров, состоящий из правителей других этажей, выдвинул ультиматум, пригрозив вовсе лишить наш мир права на Лифт, если мы не прекратим затянувшийся конфликт. Им, конечно, не хотелось терять наши просторы (всё-таки, другие Этажи не обладали такой огромной территорией), но они были к этому готовы.
Так что главам государств Тринадцатого ничего не оставалось, как принять условия Совета. Ключ достался нашему северному соседу как стране с самым высоким уровнем жизни населения. Конечно, немедленно началось соревнование и меряние, у кого длиннее и толще. Даже в нашей стране стали строить больницы и повышать зарплаты. Но, как говорится, главное не самому жить хорошо, главное — чтобы сосед жил хуже. А хуже, увы или к счастью, наши соседи не жили. И именно это не давало наслаждаться жизнью нашему завистливому до чужого добра, в большинстве своём, населению.
— Это само собой, — хохотнул Савелий. — Тогда ты и о Межмировом суде должна была слышать. И о Следственном комитете.
Я кивнула. О Межмировом суде мы вспоминали совсем недавно, когда говорили о том, что даже если мы найдём доказательства вины Яна Фоллетского, никто нам не позволит с ними выступить. Что же касается Следственного комитета, то если Совет был властью законодательной, логично предположить и наличие власти исполнительной. «Закон и Порядок» местного розлива, так сказать.
— Скажи прямо, — устав от этого хождения вокруг да около, потребовала я. — Димка наплевал на запрет деда и обратился в суд через его голову? Да? Поэтому теперь под арестом?.. Как это? В опале? Да?
Савелий бросил на меня изумлённый взгляд и рассмеялся.
— В какой опале? Что значит, наплевал на запрет? Маша, никто не может плюнуть на Императора! — Я решила не оспаривать это сомнительное утверждение и подождать, что Савелий скажет дальше. — Шеф по распоряжению Следственного комитета задержан. Ордера мне, само собой, никто не показал, но, полагаю, тут дело не только в смерти его бывшей любовницы. Не удивлюсь, если под эту шарманку его попытаются обвинить и во всём остальном.
«В чём, в остальном-то?» — хотела спросить я, но внезапно почувствовала, как рот наполнился горечью, и что-то неприятно и резко кольнуло прямо в сердце. Подозреваю, это была ревность. Точно, ревность, потому что я поджала губы и помимо воли спросила совсем о другом:
— Какой любовницы?
— Какой-какой… — Савелий отвёл глаза. — Я же сказал — бывшей. И вообще, тебя сейчас что волнует?
Я немного подумала и предельно честно ответила:
— Всё. И бывшие любовницы, и нынешние проблемы. Но проблемы больше. Поэтому объясни, чем нам грозит то, что Диметриуша задержали. Прости, но в торжество демократии я не верю. А справедливый суд над императорами, царями и прочими фараонами считаю сказкой для романтично настроенных подростков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Демон в свою очередь громко фыркнул и слишком беззаботным тоном — учитывая общий смысл сообщения — произнёс:
— В принципе, ты всё верно говоришь. Я в суд над императорами тоже не очень верю. И не потому, что я уже давно не романтично настроенный подросток. А потому, что я знаю, как это происходит на практике. Думаешь, они там, в комитете, что-то расследуют? Шиш! Задержат того, на кого пальцем покажут, в камеру посадят — в очень удобную, кстати, камеру: нас, когда я в школе учился, на экскурсию водили. Так вот, посадят и ждут.