Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

продолжал старик.

— После прикосновения ко лбу каменного Татхагаты на меня начали наплывать… да, будто стайки прозрачных птиц, — стайки каких-то слов или чьих-то помыслов. Непонятных, но исполненных ищущей силы, а другие были полны глухого отчаяния, слепоты. Мне представился даже человек, зашитый в мешок с красными пчелами. Одного правителя так казнили после сражения… И потом мы нашли под этой скалой… как они ее называют? Ястреб? Крылья ястреба?

— Пататра-праджика, — отозвался старик.

— Там мы и нашли этого бедолагу… Разве он не в мешке немоты, слепоты, бесчувствия?

Старик покачал головой:

— Так истинней. Да…

— Надо попытаться ему помочь. Возможно, это в моей силе. Правда, я не знаю, что могу сделать. Мы даже не знаем его имени.

— Шкух Клемх, — отозвался старик.

— Шкух… Клемх? Это его имя?

— Да.

— Откуда оно стало известно?.. Шраманера? — догадался Махакайя.

Старик отрицательно покачал головой.

— Нет, нет, Падачари… Его мне открыл Девгон. А ему — берестяная книга.

— Шкух Клемх, Шкух Клемх, — повторил Махакайя. — Что оно означает?

— Не знаю.

— А шраманера?..

Старик поднял руку.

— Не спрашивай меня о… о шраманере.

— А что еще сказал Девгон? Что он узнал еще из тех листов бересты?

— Ты думаешь, Падачари, этот жрец-иноверец не презирает нас так же, как мы его?

— Все иноверцы вызывают у меня лишь чувство сожаления.

— Но разве молиться огню не глупо? Сам подумай…

— А звездам? — спросил Махакайя и повел рукой, указывая на звезды.

Старик закашлялся.

— Я им не молюсь… но только изучаю…

— С благоговением взираешь, — уточнил Махакайя.

— Скорее — с удивлением…

— Удивление — корень всех молений, — тут же определил Махакайя.

— Или страх? — предположил старик Таджика Джьотиш.

— У одних — страх, у других — удивление. У третьих — и то и другое.

— А у тебя, Падачари?

— В детстве я увидел птицу в зеленом и оранжевом оперении, а потом сразу же — бхикшу в таком же одеянии. Я кинулся искать птицу, но она пропала. Тогда повернулся к монаху, но и тот исчез. Узнав, что этот странствующий монах последователь Татхагаты, я решил, что тоже стану птицей учения. Или, точнее, схвачу ее, сине-зелено-оранжевую птицу учения.

— Так это было удивление?..

— Восхищение, уважаемый Таджика Джьотиш.

— Так истинней… — пробормотал старик. — А ты узнал имя птицы?

— Фэнгуань. Корона феникса. На самом деле, это уже настоящая корона императрицы и знатных женщин — фэнгуань. И она — из драгоценных камней и перьев этой птицы цуйняо[318]. Птица редкая у нас, и ее перья к нам привозили отовсюду. Шаоми написал Гуаньинь[319] в такой короне, по моей просьбе, только вместо драгоценных перьев и камней эта корона была из живых цуйняо.

— Что за птаха?..

— Живет в обрывах, у реки, бросается сверкающим небесным копьем в воду и протыкает рыбку, несет ее птенцам.

— Верно, голос красив?..

— И я так думал, но музыкант Рамтиш разочаровал меня, когда воспроизвел на своей флейте ее голос. Резкий посвист.

— А он же хотел услышать голос феникса?

— Да, но цуйняо все-таки не феникс.

Старик замолчал и вдруг затих.

— Таджика Джьотиш? — тихо позвал Махакайя.

Ответа не последовало.

Махакайя склонился над ним и потряс его за плечо. Старик внезапно задышал, широко развевая рот, как будто вынырнул из глубин.

— Тебе плохо?

Старик некоторое время просто дышал, потом наконец ответил, что он жив, и все слышит, и видит, и помнит, что скоро должен прийти жрец-песнопевец Девгон. С праздника у него остался священный напиток — хаома. Хаома дает силы песнопевцам, поэтам, музыкантам… А этот Шкух Клемх поэт. И Девгон даст ему испить хаому. И пропоет песнь Хаоме.

— Ты думаешь, это вызволит его из мешка? — спросил Махакайя.

— Не знаю… Но они боготворят это питие. Оно у них и бог. Как и огонь… Когда-то Девгон переводил этот яшт Хаоме, чтобы я понял. Мы с ним знакомы давно, росли в домах по соседству, бегали всюду, ловили ежей и змей, ежей содержали и поили молоком, а змей убивали… Пока монах из этого монастыря не отругал нас… И мальчишка Девгон с ним заспорил. Змеи у огнепоклонников существа скверные… по-ихнему храфстра. И чем больше таких ты прибьешь, тем оно лучше. Но тот монах… он сказал, что змея любит жить, любит своих детенышей точно так, как любит Девгона мать, и зло причиняет, только если защищается. А из яда змеи можно делать снадобье. Этот монах брал в руки змей, и они вились у него вокруг рук и не кусали. Его звали Мар, что и означает — змея… У него были зеленые глаза. А еще я видел, как этот монах Мар разговаривает со своим ослом, и тот его внимательно слушал… Если он появлялся на улицах города, за ним сразу увязывались собаки. И он с ними тоже разговаривал, как с людьми. В монастырь к нему водили лечить лошадей и ослов, собак и коров или звали его в город… Так истинней. И когда заболела моя матушка, я по какому-то наитию дал слово принять монашество в монастыре Приносящего весну, если Мар излечит ее. И он ее вылечил…

Старик устало замолчал.

— Не пора ли нам спать? — спросил Махакайя.

— Так истинней… Но разве тебе, Падачари, не хочется узнать, что будет петь Девгон?.. — Старик перевел дух. — А петь он будет так. Ты, Хаома золотистый, опоясанный плеядным поясом на вершинах гор, выведи нас из ненависти ненавистников, отними у них разум и силу, а нам даруй и разум, и силу, дабы одолеть недуг и смерть. Так истинней… Еще будет петь против змея. Хаома, прибей змея, изрыгающего яд на тело праведника. На всех, кто вредит телу праведника, направляй свое оружие…

— А какое же у него оружие?

— Этого я не ведаю, — отвечал старик. — Но теперь подумал… про то копье-птицу… Наверное, такое.

— И это всё?

— Нет, он будет еще молить о слове и славить облако и дождь, что сбрызнул Хаому, дал ему рост. А теперь жрец своей молитвой свершает то же. И просит даровать ему слово чудодейственное… Слово и мысль у них в цене. Так истинней, — проговорил старик. — Благая Мысль, Истина — таковы творения ихнего главного божества. И это же Дом Блага, Обитель Лучшей Истины — рай. И просят они о дорогах мыслимых… легких, как Мысль Благая.

— Да? — с интересом вопросил Махакайя.

— Так истинней, — проскрипел старик. — И это мне у них по сердцу, скажу откровенно. То, что Девгон все взывает к Воху Мане, а это и есть имя Благой Мысли. И вступить в Благую Мысль — значит войти в чертоги ихнего Ахура