тут прекрасных произведений. Зак собрал действительно впечатляющую коллекцию. Жаль только, что не из большой любви к искусству.
– А для чего же тогда?
– Чтобы производить впечатление, конечно. Это образ, Клиф. Его игра.
– Он так и на тебя произвел впечатление? Музыкой?
Я побоялся, что мой вопрос окажется слишком бестактным, но Ника ответила без тени стеснения:
– Да, и музыкой в том числе. И чтобы раскусить его игру, у меня ушло полгода. Зак очень талантливый актер, этого у него не отнять. И все же я смогла узреть истину. А узрев, сразу сбежала.
– Он, кажется, все еще неравнодушен к тебе.
– Это все тоже игра, Клиф, поверь мне. Он неравнодушен только к себе самому. Ну, может, еще к своему фамильяру. В остальном же, ты видишь и слышишь только то, что он хочет, чтобы ты видел и слышал.
Мне нечего было на это сказать. Снова вспомнились его слова о Тессе. Если верить Нике, то выходило, что он знал, что причиняет мне боль, и намеренно играл со мной.
«Вот ведь засранец!»
– Нашла, – наконец провозгласила Ника, вытащив один цилиндр из шкафа. – Думаю, вот эта отлично подойдет
Она поставила цилиндр в аппарат, подвела к нему иглу, раздалось мягкое шипение, и комната стала наполняться музыкой. Вначале заиграла скрипка, но к ней вскоре присоединился оркестр, в своем мощном, торжественном вступлении открывая перед слушателем дверь в трагическую историю города мертвых.
– Уильям Вильет? – спросил я оборачиваясь.
– Он самый, – улыбнулась Ника. – Падение Амбриджтона. Прекрасная опера. Всегда хотела послушать ее вживую.
– Я слушал.
– Правда?
Я кивнул.
– В театре имени Римара. В Мистрейде. Очень впечатляет.
– Могу себе представить.
Ника поставила на стол между двумя креслами два бокала и бутылку горькой настойки с изображенной на этикетке миловидной зеленокожей девушкой, в короткой юбочке, с крылышками за спиной и верхом на пушечном ядре.
– Признаюсь честно, я пила такое лишь раз.
– Нужен сахар, – сказал я. – А еще немного воды, чайная ложка и свеча.
– О, да тут эксперт, – ухмыльнулась Ника. – Сейчас все будет.
Я сел в кресло, а Яркий устроился у моих ног, глядя на город, стелящийся под нами сверкающим ковром. На столе стояла ваза с гроздьями зеленого винограда, персиками и грушами. Я взял персик, и только в этот момент понял, что ничего не ел со вчерашнего ужина в доме Мориса. Общая нервозность всего происходящего не способствовала аппетиту, и все же персик показался мне невероятно вкусным. Яркому я спустил две крупные грозди винограда.
Ника поочередно поставила на стол вазочку с кубиками сахара, кувшин с водой, свечу, положила коробок спичек и чайную ложку.
– И что нам со всем этим делать? – спросила она, садясь в кресло напротив.
– Сейчас покажу.
Я отложил в пустое блюдце косточку от съеденного персика и принялся за дело.
Положил на один из бокалов ложечку, а на нее кусочек сахара. Лил зеленую настойку на кубик сахара, пока бокал не наполнился до половины. Немного разбавил напиток водой из кувшина. Затем зажег свечу, и поднес ее к кусочку сахара – тот ту же вспыхнул и начал плавиться. Я наклонил ложечку так, чтобы сахар закапал в бокал, затем накрыл его ладонью, чтобы потушить пламя, и, размешав остатки сахара в бокале ложкой, поставил его перед Никой.
– Прошу, ваш напиток, мисс.
– Где ты этому научился? – спросила Ника, завороженно наблюдавшая за моими действиями, словно за каким-то мистическим ритуалом.
– Не помню, если честно, – признался я. – На какой-то вечеринке, наверное. Творческие вечера в Мистрейде – страшная скука, знаешь ли. Так что приходится находить себе развлечения самому.
Все те же действия я проделал и со вторым бокалом.
– Очень недурно, Клиф, – похвалила Ника мой коктейль, сделав небольшой глоток из своего бокала. – Спасибо.
– Ну, благодарить тебе в первую очередь стоит господина Заккари, который, сам того не зная, спонсирует наш сегодняшний вечер.
– Поверь, с него не убудет.
– Кстати об этом. Позволь полюбопытствовать, откуда же у него столько денег? Серым плащам так хорошо платят за службу, что они могут позволить себе собственный дирижабль и аренду причала в Драгосе?
– Не знаю, что там платят серым плащам, но Зак свое состояние нажил после того, как ушел от них. Он умело использовал весь нажитый на службе опыт и заработанные в криминальных кругах связи, став кем-то вроде консультанта, единственного в своем роде. Он составляет планы для хозяев нелегального бизнеса, советует воротилам подпольных дел, как им лучше вести свои дела в обход законов, как правильно скрываться от властей и от самих плащей, в том числе. А за это люди готовы выкладывать большие деньги, поверь.
– Верю, – кивнул я.
От глотка настойки в моей груди расплылось приятное тепло. Я взял из вазы еще один сочный персик и откинулся в кресле, снова устремив свой взгляд на город за окном и слушая обворожительный высокий голос Тильды Смит, исполняющей под гремящий аккомпанемент оркестра партию несчастной служанки Кары Моливейн в опере «Падение Амбриджтона».
– Какой будет твоя следующая книга? – спросила вдруг Ника.
– Я не знаю, – ответил я честно, застигнутый врасплох этим вопросом.
– Так ты ее еще не начинал?
– Нет. Много раз планировал, но с тех пор, как закончил «Право на Жизнь», я не садился за печатную машинку. Такое чувство, что больше никогда и не сяду. Может, уже и забыл, как писать книги.
– Чушь, – отмахнулась Ника. – Ты писатель, настоящий, как мы уже с тобой выяснили. – Она мне подмигнула. – Ты не сможешь бросить писать. И уж тем более, не сможешь разучиться это делать.
– Однако, минуло уже два с половиной года с тех пор, как я закончил свой последний роман. А я так и не написал ни единого слова.
– Это называется кризис, Клиф. Творческий кризис.
– Да пусть называется как угодно. Мне от того не легче.
– А тебе