детстве, не различались по генотипу. Если бы различались, тогда итоги нашего исследования оказались бы неточными, поскольку мы определили бы: то, насколько сурово с ребенком обращаются родители, зависит от его генетической предрасположенности. В таком случае существует опасность принять генотип-средовую ковариацию за ГС-взаимодействие.
Третье преимущество нашего исследования касалось исхода, который мы надеялись предсказать. Мы строго следили за тем, развивается ли у участников склонность к антисоциальному поведению, с течением лет. Дело в том, что антисоциальное поведение – сложный фенотипический признак, а различные подходы, с помощью которых мы оценивали различные его стороны, имели различные преимущества и недостатки. Итак, чтобы оценить, насколько сильно каждый из участников склонен к антисоциальному поведению, мы обратились к четырем различным показателям. В подростковом возрасте (в одиннадцать, тринадцать, пятнадцать и восемнадцать лет) обученные специалисты проводили с участниками стандартные психиатрические беседы и определяли, можно ли диагностировать у них расстройство поведения. Участников разделили на тех, которым хотя бы раз диагностировали расстройство поведения, и тех, кому его не диагностировали ни разу. Чтобы оценить склонность участников к (насильственным) преступлениям, мы обратились к судебным документам, которые предоставила нам австралийская и новозеландская полиция. 11 % участников мужского пола к двадцати шести годам имели судимость за насильственные преступления (например, нападение; нападение при отягчающих обстоятельствах с намерением нанести увечья оружием; домашнее насилие; смертоубийство; а также изнасилование). В целом по участникам мы насчитали 174 судимости. Когда участникам было по двадцать шесть лет, мы просили их заполнить стандартную анкету по оценке личности, где в том числе содержались вопросы, позволяющие получить представление о склонности участников к жестокости; например, там значились положения «когда я злюсь, то готов кого-нибудь ударить» и «я признаю, что порой мне приятно причинять кому-нибудь физическую боль». Наконец, мы обратились к данным о склонности двадцатишестилетних участников к жестокости, полученным от друзей и родственников. Осведомителей просили ответить, наблюдаются ли у участника какие-то из семи поведенческих проявлений (перечень включал в себя такие положения, как «с трудом сдерживает злость», «винит окружающих в своих проблемах», «не испытывает вины за проступки» и «(не) является сознательным гражданином»).
ДИАГРАММА 14.1. Зависимость среднего уровня антисоциального поведения от уровня жестокости, которое родители проявляли к участнику, когда тот был ребенком, и тем, носителем какой формы гена MAO-A участник является. По А. Каспи, Дж. Макклею, Т. Моффитт, Дж. Миллу, Дж. Мартин, Й. Крейгу, А. Тейлору и Р. Поултону (2002 г.). Role of genotype in the cycle of violence in maltreated children. Science, 297, 851–854, Figure 1. Воспроизведено с разрешения Американской ассоциации содействия развитию науки.
Когда оказалось, что сведения о склонности участников к жестокости, полученные из четырех источников, в основном соотносятся друг с другом, мы поняли, что на них можно полагаться. Поскольку мы привыкли сводить множество в одно, а не делить одно на множество, нам было удобнее вывести сложную величину, которая указывала на общую склонность человека к антисоциальному поведению. Эта величина отражала, диагностировали ли участнику в подростковом возрасте расстройство поведения; была ли у него судимость за насильственные преступления; находился ли он в том квартиле выборки, у представителей которой, по их собственным заявлениям, наблюдалось наибольшее количество проявлений, указывающих на склонность к жестокости; и принадлежал ли он к тому квартилю выборки, у представителей которой, по заявлениям осведомителей, наблюдалось наибольшее количество проявлений антисоциального расстройства личности.
ДИАГРАММА 14.2. Зависимость соотношения между суровым обращением, которому подвергался участник, и склонности к антисоциальному поведению от активности MAO-A. А. Каспи, Дж. Макклей, Т. Моффитт, Дж. Милл, Дж. Мартин, Й. Крейг, А. Тейлор и Р. Поултон (2002 г.). Role of genotype in the cycle of violence in maltreated children. Science, 297, 851–854, figure 2A and B. Воспроизведено с разрешения Американской ассоциации содействия развитию науки.
Проанализировав полученные данные, мы обнаружили надежные свидетельства в пользу своего предположения. Картина оставалась неизменной вне зависимости от того, полагались мы на общую оценку склонности участников к антисоциальному поведению или обращали внимание только на одну из четырех составляющих этой величины. На Диаграмме 14.1 и 14.2 видно: пусть те, с кем в детстве обращались сурово, склонны к антисоциальному поведению сильнее, зависимость «доза – отклик» особенно отчетливо заметна у тех участников, которые являются носителями низкоактивной формы гена MAO-A, как мы, основываясь на модели «диатез-стресс», и предполагали. По правде говоря, как бы мы ни измеряли антисоциальное поведение, наибольшие поведенческие трудности наблюдались у тех, кто и являлся носителем низкоактивной формы гена MAO-A, и подвергался дурному обращению – особенно если с ним обращались жестоко.
Выводы
В ходе исследования мы не только выявили вышеупомянутое ГС-взаимодействие (которое приводит к тому, что отнюдь не каждый мальчик, с которым плохо обращались, вырастает опасным для окружающих), но и обнаружили две другие закономерности, которые достойны внимания и также связаны одновременно и с наследственностью, и с влиянием внешней среды. Во-первых, пусть даже мальчики, которые являются носителями низкоактивной формы гена МАО-А, из-за жестокого обращения намного вероятнее склоняются к антисоциальному поведению, жестокое обращение само по себе также повышает вероятность того, что участник вырастет опасным для окружающих, то есть вне зависимости от генетической предрасположенности. Однако повторим: отнюдь не каждый участник, с которым в детстве сурово обращались, вырос склонным к жестокости. Тем не менее стоит отметить – и это будет уже во-вторых, что генетическая предрасположенность сама по себе, в отличие от жестокого обращения, на указанную вероятность уже не влияла. То есть по тому, является участник носителем низкоактивной или высокоактивной МАО-А, вообще нельзя было предсказать, насколько он будет склонен к антисоциальному поведению в будущем. Получается, только сочетание жестокого обращения с определенным генотипом приводило к тому, что участник был особенно склонен к антисоциальному поведению.
Тогда выходит следующее: низкоактивная форма гена МАО-А увеличивает вероятность того, что человек, которого в детстве подвергали суровому или, еще хуже, жестокому обращению, склонится к антисоциальному поведению. По правде говоря, пусть даже участники, которые являлись носителями низкоактивной формы гена МАО-А и при этом подвергались жестокому обращению, составляли лишь 12 % от мужской подвыборки, на них приходилась почти половина – 44 % – насильственных преступлений, совершенных участниками из подвыборки. Другими словами, участники, которые подвергались влиянию сразу двух исследуемых обстоятельств, в четыре раза чаще остальных участников совершали изнасилования, грабежи и нападения. Более того, 85 % участников, которые являлись носителями низкоактивной формы гена МАО-А и подвергались жестокому обращению, в том или ином виде склонялись к антисоциальному поведению (судя по данным о четырех исходах, связанных с антисоциальным поведением и отраженных на Диаграмме 14.2).
В попытке объяснить, как и почему плохое обращение с ребенком увеличивает