порой еще более разрушительными. Третья пандемия холеры (1841–1862) распространилась из Китая во время Опиумной войны 1842 года, куда она пришла из Бенгалии вместе с британско-индийскими войсками. В Париже, пережившем первую волну холеры в 1832 году, в 1849‑м она унесла 19 тысяч жизней. В это же время (1848–1849) на территории Российской империи от холеры погибло более миллиона человек[722]. Последующие – все более слабые – вспышки фиксировались в Париже каждое десятилетние, а именно в 1854, 1865–1866, 1873, 1884, 1892 годах. Только после 1910 года Франции удалось победить эту болезнь[723]. В Лондоне после событий 1866 года холера больше не появлялась, что стало очевидным результатом образцовых мероприятий по оздоровлению города. Благодаря успешным защитным мерам Нью-Йорку тоже удалось избежать эпидемии 1866 года, хотя другие регионы США были охвачены болезнью. Последнее наступление холеры на территории США произошло в 1876 году[724].
В ходе Крымской войны, особенно зимой 1854/1855 года, холера свирепствовала в лагерях войск, размещенных в антисанитарных палаточных условиях под открытым небом. Вопиющее положение солдат на фронте выдвинуло на политическую передовую реформаторов, требующих улучшения медицинского обслуживания военных; в их числе была Флоренс Найтингейл – не просто сестра милосердия, но одна из самых талантливых политических и административных деятелей своего времени[725]. Из 155 тысяч павших в Крымской войне британских, французских, сардинских и османских солдат более 95 тысяч погибли от холеры или других заболеваний[726]. Очередная вспышка холеры бушевала в Мехико в 1850 году, в Японии – в 1861‑м, а годом позже – в Китае[727]. В Мюнхене, и без того пользовавшегося дурной славой очага холеры, вспышка эпидемии 1854–1855 годов была еще сильнее предыдущей, 1836–1837 годов. И еще раз не пощадила холера население этого города, вернувшись в 1873–1874 годах[728]. В Вене, во время проведения Всемирной выставки летом 1873‑го холера забрала жизни почти трех тысяч человек. Время от времени жертвой эпидемий становился и Гамбург, но с наибольшей силой и в масштабах, уникальных для Западной Европы, холера захлестнула город в 1892–1893 годах. Эта волна пандемии унесла больше жизней горожан, чем все предыдущие, вместе взятые. Эпидемия в Гамбурге вспыхнула в то время, когда методы социальной статистики продвинулись далеко вперед, поэтому для данного случая существует образцовая документальная база, позволяющая сделать подробный анализ воздействия коллективного медицинского кризиса на общественную жизнь конца XIX века[729]. На Филиппинах эпидемия холеры вспыхивала в 1882 и 1888 годах, а в 1902–1904‑м она снова охватила страну, вероятно, проникнув сюда с зараженными овощами из Гонконга и Кантона. На этот раз болезнь унесла двести тысяч жизней, притом что население страны и без того было ослаблено захватнической войной США[730]. В Неаполе после вспышки 1884 года холера снова появилась в 1910‑м, придя из России, где, в свою очередь, уже насчитывалось более 100 тысяч жертв. Новая волна заболевания вызвала тревогу в США, куда в то время отправлялось большое количество мигрантов из Италии. На этом фоне имел место уникальный для европейской истории холеры случай, когда официальные власти предприняли попытку скрыть масштабы эпидемии: итальянское правительство решилось на такую меру в результате давления со стороны представителей неаполитанского судоходства[731].
Подсчитать общее количество жертв пандемии холеры не представляется возможным. В случае Индии – региона, пострадавшего, пожалуй, в самой большой степени, – за период с 1817 по 1865 год (когда появилась относительно достоверная статистика заболевания) погибли приблизительно пятнадцать миллионов человек, с 1865 по 1947 год – еще двадцать три миллиона[732]. Внезапность распространения холеры, которая, однажды попав в систему водоснабжения большого города, могла в течение дня поразить тысячи жителей, усиливала драматизм восприятия заболевания. Как практически никакое другое государство Европы, холера поразила Венгрию: сначала в 1831–1832 годах и еще раз в 1872–1873‑м. Уровень смертности в эпидемию 1870‑х годов превысил средние показатели предыдущих и последующих десятилетий на четыре процента. Среди городского населения Европы показатель смертности на тысячу жителей колебался от 6,6 случая в Лондоне до более сорока в Стокгольме и Санкт-Петербурге и достигал семидесяти четырех летальных случаев на тысячу в Монреале во время эпидемии 1832 года[733].
Великая эпидемия холеры 1830–1832 годов, которая унесла жизни немецкого философа Г. В. Ф. Гегеля и прусского военачальника графа Нейдхардта фон Гнейзенау, оставила особенно глубокий след в сознании народов Западной Европы. Внезапное нападение, быстрое распространение опасности из Азии, напоминавшее нашествие монгольских полчищ, на этот раз в виде микробов, беспомощность жертв, пораженных холерой, – все это повлияло на то, что болезнь стали демонизировать как «новую чуму». Инфекция сеяла страх. Богатые боялись бедных, видя в них разносчиков смертельной болезни. Бедные опасались вышестоящих властей, подозревая их в массовых отравлениях, призванных решить проблему безработицы. Страх вызывал считавшийся теперь «примитивным» Восток, по отношению к которому «цивилизованный мир» с недавних пор испытывал чувство абсолютного превосходства и который в новых условиях показал свою неизменную подрывную силу[734]. В Англии, Франции и Германии после того, как из России стали поступать тревожные новости о свирепствующей холере, медики пытались подготовиться к приходу эпидемии. Практически неизвестными оставались как масштабы, так и способы распространения заболевания. В Европе мало что знали также о методах борьбы с ним. Наиболее точные описания холеры, которые имелись на то время, принадлежали британским врачам в Индии, но в Европе они были мало знакомы.
В источниках часто описывается проявление болезни во Франции, а также ее воздействие на общество французской столицы. Первые случаи болезни зафиксировали 14 марта 1832 года у врачей, вернувшихся в Париж из Польши. Вообще холера проникала не как чума через порты Средиземноморья, а как следующие пандемии – через Рейнскую область и Ла-Манш. В течение марта в Париже от холеры умерли девяносто человек, в апреле их число возросло до 12 733. Общественные места опустели; кто мог, бежал из города[735]. Возникла трудноразрешимая проблема захоронения трупов. Распространялись слухи о причинах возникновения болезни – рефлексы прошлых эпох[736]. Возникали беспорядки, которые привели к потерям: по обе стороны баррикад насчитывалось не менее 140 жертв. О завершении эпидемии было объявлено 1 октября 1832 года. В относительном исчислении наибольшие потери, как и при всех эпидемиях, понесли низшие классы населения. Первые волны холеры заставали отдельные общества в критические моменты их политического развития. Франция только что пережила события революции 1830 года и еще не успела освоиться с новым режимом Июльской монархии. Холера пришла в тот момент, когда «освобожденная» буржуазия находилась в поисках новых задач для государственного аппарата, который она