Но, с другой стороны, незадолго до этого я поклялся себе, что буду любить Квотриуса так, как… он захочет, не я. А своё слово граф Снейп должен держать твёрдо. Но ведь это означает только полнейшее ухудшение наших отношений. Я буду стоически, на сей раз действительно стоически - опять эти дементоровы стоики, будь они все семижды и восьмерижды прокляты! - переносить всё, что бы ни пришло в голову Квотриусу, а сам буду медленно копить злобу на него. Я ведь себя хорошо знаю и насилия не потерплю. Ни от кого.
Даже от звездоокого брата не потерплю,особенно... от него. От него это как-то десятикратно оскорбительнее, чем даже от простого солдата, каковым я и являюсь. Так вот, принять насилие от вышестоящего в... этом времени - всё равно,что потерять честь графа Снейп окончательно и бесповоротно.
И к чему это «ложное смирение» в итоге? Ответ ясен.
Значит, чтобы и не изменить своему слову, и не разрывать своей связи с милым братом, Северусу просто должно прямо сейчас, когда придётся будить Квотриуса, утомлённого тяжелейшим днём без пищи, чтобы он хотя бы на ночь оттрапезничал, сказать ему правду: «Квотриус, извини, но я не могу быть под тобою.» Он поймёт. Он должен понять. Он обязан понять... Ни кому ничего он не обязан, в конце-то концов... Но ему же ему нравились соития и без… этого исключения, на котором Снейп, кляня себя, как экпериментатора хренова, сам и настоял, а, значит, и будут продолжать нравиться. Значит, спокойно разбудить спящего брата и сказать... Но вырвалось только:
- Квотриус! Квотриус, звезда моя нездешняя, просыпайся, а то уже вот-вот поспеет мясо. Тебе необходимо подкрепиться.
И лицо Квотриуса по мере перехода в бодрствующее состояние начало худеть, заостряться, плотно обтягиваться пожелтевшей кожей, глаза запали глубоко и… широко открылись. Взгляд прекрасных, сияющих чёрных глаз на чудовищной маске смерти устремился на Северуса.
Северус собрался с силами и без запинки произнёс те же слова, которые пришли ему на ум, пока Квотриус спал. Теперь тот жадно, второпях, ел. И, услышав Северуса, он тут же оторвался от баранины. Есть же свой кусок Северус не имел никакого желания - у него вот уже два дня как начались изжоги, и он боялся повторения рвотного банкета. Он предпочёл бы поголодать и отдать свою порцию мяса Квотриусу. Спину его сверлил жадный, опять голодный - когда же он нажрётся! - взгляд Поттера.
- А не пошёл бы ты по воду, мил человек?
И Гарри спросил только, где ведро, а глаза его сияли от счасться - его назвали милым!
- Это поговорка такая, Гарольдус. Означает - а не пошли бы вы куда подальше. Далеко-далеко, куда пастух телят не гонял.
- А где то-что-подальше? Куда плохой пастух не гонял драгоценных телят, полученных от не менее ценных коров, и есть ли среди телят бычки или всё тёлочки?
- Вы так и остались непроходимым тупицей, Гарольдус.
- А я уже когда-то был этим самым, ну, тупици?
- Да! В Хогвартсе, когда я имел несчастье преподавать вам! Вы же сами назвали меня профессором Снейпом, хотя я вам так не представлялся.
Значит, вы всё вспомнили. Ну, да и Мерлин с вами.
- Но я ничего не вспомнил, кроме твоего настоящего имени, про-х`э-с-сор Сней-пх`, ничего большего.
А-а…
- Хуй на.
И Северус, отыгравшись на Поттере, продолжил прерванный разговор с Квотриусом.
- Но очень же тебе по нраву и полюбовно, когда овладеваю тобою я, собственною персоною, о возлюбленный мой брат. Или сие не таково? Или я ошибаюсь? Или тебе не по нраву овладение сие? Отчего же так, брат мой, стержень бытия моего, мой Князь Князей, мой единственный возлюбленный на века?
- Но мне очень по нраву пришлось то, единственное… пока соитие, когда вошёл я в тебя, высокорожденный брат мой и Господин Северус, - осторожно, но внятно и упорно произнёс Квотриус.
- Так и дело всё в том, что не желал бы я повторения такого рода любви.Ни скоро, никогда.
- Но очень мне полюбилось входить в твой узкий, жаркий анус, пойми меня, о северный ветер мой. Какой же ты, оказывается, непостоянный. Мне ведь внове ощущения сии. Так зачем было настаивать на овладевании собой? Только, дабы приманить и привязать меня к себе ещё больше? Но это же не соответствует высокому статусу патриция далёкого будущего. Разве ошибаюсь я в сём?
- Да, ошибаешься, равно, как и я ошибся, позволив тебе любить меня… таким образом. Прости меня за ошибку мою.
- Нет, жесткости сей нет прощения. И не принимаю я извинений твоих я, о Северус, северный ветр мой, столь непостоянный, пеменчивый, то обдувающий хладом своим, внутри же будучи...
Квотриус замолчал на миг, а уставший от ни к чему не приведущих прений Северус, воспользовавшись паузой в словоизлияниях брата, продолжил о своём, о мужском:
- Хотелось бы мне, о, брат мой Квотриус, чтобы ты просто запомнил ощущения свои, как я запомнил наполненность и единение с тобою, но потом мне было больно и плохо. И не получил я желаемого, ибо даже семени не излил я,не сумел, не почувствовал должного настроя. Ты просто забыл о моём пенисе, хоть и не был он возбуждён даже слегка. И у тебя вряд ли получилось бы возбудить меня сильнее, ибо горе и мука одни мне были с тобою, но не счастие и наслаждение великое, коего так жаждал я.
- Хорошо, будь по-твоему, брат мой старший, ибо бастард я есть и полагается мне во всём слушаться тебя, мой аггел пышнокудрый… Это больше… не повторится, хоть мне и жаль весьма, что оказался я... столь неумелым любовником, будучи в тебе. Мне казалось, стонешь ты в полный голос от наслаждения небывалого. Что так же хорошо тебе, брат мой Северус, как и мне. Но сие оказалось не теми стонами. Верно, стонал ты от муки, мною доставляемой мною тебе.Ошибся я, попросту жадно, по-звериному насилуя тебя и доставляя боль презлую, да как долго! Поверь, хотел я лишь продлить кажущееся удовольствие твоё, от того и двигался в тебе столь длительно, столь долго, столь долго...Будет ли мне великодушное прощение от тебя, о брат мой высокорожденный?
Прости, о, молю, прости меня, Северу-у-с-с!
- Не моли о прощении, брат мой Квотриус, ибо нет нужды в нём. Я не виню тебя в том, что не поняли мы друг друга… тогда. Но давай лучше соделаем так, дабы не повторилось недоразумение сие.
- О, северный ветер мой, дующий пронзительно и мучающий меня хладом непереносимым! Нет, не ласков ты со мною. Что ж, верно, и не заслужил я обращения иного. Сам я виноват в несчастьях моих! Самому и терпеть от теперь от невзгод многих!
Да будет так, как ты хочешь, высокорожденный брат и Господин мой, хотя… Нет, никаких «хотя».
Квотриус тут же оставил намного недоеденный кусок сладкого, бараньего мяса и лёг, отвернувшись от Северуса, накрылся шкурой и усиленно делал вид, что вдруг, без повода заснул прямо во время обильной трапезы. Но Северус, разумеется, не поверил столь внезапному засыпанию только что уплетавшего за обе щеки брата.