Он лег рядом с ней на бок, подперев одной рукой голову, другой как бы невзначай касаясь нежной кожи ее горла, груди, плоского живота и, наконец, бедер с внутренней стороны. Ее янтарные глаза под пеленой темных ресниц слегка затуманились, взглядом она молила его продолжать. Он поцеловал ее веки, нежно, но настойчиво продолжая раздвигать ее ноги. Рот его склонился к ее груди, и она сжала ладонями его голову, взъерошила темно-рыжие кудри, прижимала его к себе, выгибаясь ему навстречу.
— Прошу тебя, Клод, — простонала она.
И в это мгновение она услышала его приглушенный смех. Лицом он прижимался к ее бедрам, и ноги ее, подвластные его воле, раскрылись навстречу его губам.
Руки ее вспорхнули вверх, но на полпути бессильно упали. Она мяла в ладонях простыню, сжимая ее так, будто легкая ткань могла дать ей опору, в то время как его язык все ближе и ближе подводил ее к пику наслаждения. Открыв глаза, она увидела свои руки, сминавшие ткань. Он приподнялся над ней, и она сомкнула ноги вокруг него. Сильным толчком он вошел в нее. Ее страсть была безгранична, она крепко держала его внутри себя, наслаждаясь теплом и силой своего господина.
Клод в последний раз вошел в нее, и тело Алексис забилось в конвульсиях. Он прижал ее к себе; волны от только что испытанного наслаждения заставляли трепетать обоих даже после того, как наступила разрядка. Она спрятала свое пылающее лицо у него на плече и лежала недвижимо, пока он не повернулся, чтобы поцеловать ее все еще полураскрытые губы.
— Алекс, — сказал он, когда она положила ему голову на грудь. — Ты ведь все еще хочешь свободы больше, чем меня?
— Почему ты так говоришь, Клод? Как будто я не могу иметь сразу и то, и другое.
Алексис подняла голову и заглянула ему в глаза. В них было то же непонятное выражение, которое она заметила, когда он вошел в комнату. Алексис нахмурилась, встревоженная тем, что не может его разгадать.
— Что-то не так? — спросил он.
— В тебе что-то не так. Ты другой. Что-то изменилось со вчерашнего дня?
— Да.
— Ты можешь мне сказать что?
— Могу, но не буду. Пока не буду. Ты сама вскоре поймешь.
Он осторожно положил ее голову к себе на плечо.
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — сказал он.
— О свободе?
— Да.
— Я не понимаю тебя. Разве ты до сих пор не осознал, что, только будучи свободной делать то, что должна делать, я могу быть твоей до конца? Я хочу быть твоей. Я хочу тебя так, что, если бы ты даже перестал хотеть меня, я не смогла бы уйти к другому. Как могу я уйти от тебя после того, как узнала тебя? Но, Клод, мою свободу я не могу обменять ни на что, даже на тебя. Я хочу ее и тебя сразу. Ведь и ты не захотел бы меня, если бы я не могла исполнить обещанное самой себе, не так ли? Нарушенная клятва всегда стояла бы между нами. Для меня быть свободной — значит делать то, что я должна. Я думала, что ты знаешь об этом. Я думала, ты это понимал уже тогда, когда позволил мне уйти с Гамильтона.
Она услышала, как он с шумом вдохнул воздух и засмеялся.
— Ты не догадывался о том, что я тебя раскусила, ведь так? Так вот, я поняла тогда все. Именно тогда я узнала, что ты по-настоящему любишь меня. Любишь достаточно сильно для того, чтобы позволить мне уйти, может быть, даже навсегда.
Алексис нежно провела рукой по его загорелому телу и прижалась губами к груди.
— Но я все равно пришла бы к тебе по собственной воле и молила бы тебя сделать меня твоей пленницей вновь. Я молила бы тебя взять меня так, как ты только что это сделал. Я бы показала тебе шрамы на спине и кровь Траверса на моем клинке как доказательство моей преданности тому, во что я верю, и тому, кому я верю, и тому, что должна иметь. — Алексис закинула ногу на его ногу — плоть к плоти, сила к силе. — Ты меня понимаешь?
— Да, — тихо сказал он. — И я действительно люблю тебя. Помни об этом. Помни об этом, когда ты вернешься с кровью Траверса на клинке и не застанешь меня на месте.
Алексис отшатнулась от Клода, испуганная его последними словами, и посмотрела ему в лицо. Он улыбался, но в глазах его была такая печаль, что Алексис показалось, будто ее взяли за горло и медленно душат.
— Тебя не будет? — почти крикнула она. — А где ты будешь? Не говори так, Клод!
Он прижал ее к себе и поцеловал крепко и страстно. Странно, но поцелуй тоже отдавал болью. Он целовал ее лицо, вбирая губами слезы, которые непрошено выступили у нее на глазах и сейчас незаметно для нее самой стекали по щекам. Она поняла, что плачет, только когда почувствовала соленый привкус его губ.
— Сейчас я с тобой, любовь моя, — шепнул он, целуя ее волосы.
— Ничего больше не говори, Клод. Я не хочу ничего понимать, мне и так страшно и больно.
Он не ответил. Не потому, что она попросила его об этом, но потому, что слишком многое сказал ей словами и взглядом, а ему так не хотелось, чтобы она его поняла. Не сейчас, не тогда, когда у нее все еще была возможность отговорить его от задуманного.
— Больше я не могу оставаться, — сказал он, поднимаясь с постели. — Я принес тебе кое-что из одежды. Там, куда тебе предстоит отправиться, она может пригодиться.
— Ты прав, — вздохнула Алексис. — Не думаю, что мне пристало появиться в суде в костюме пирата. Мне просто не дадут дойти до места.
Одевшись, Клод оттащил сундук от двери на середину комнаты.
— А ты разве не собираешься одеться, Алекс? Или ты хочешь, чтобы караульный, войдя сюда, понял, что тут происходило? — спросил Клод, поддразнивая ее взглядом.
— Мне все равно. Но если тебе, от этого будет легче, я оденусь.
Алексис подошла к сундуку, чтобы открыть его, но Таннер жестом остановил ее.
— Накинь только халат. Я думаю, так тебе будет удобнее. Здесь очень жарко. Кстати, где та одежда, что была на тебе вчера вечером? Я хотел бы убрать ее.
— Не надо, я сама, — начала было Алексис, но осеклась, встретив его взгляд.
Она молча указала на стул, где висел наряд из черного шелка. Как завороженная, наблюдала Алексис за тем, как бережно и аккуратно он складывает ее вещи и укладывает в сундук. Ей казалось, что не ткань ласкают его пальцы, а ее тело. Не сразу Алексис нашла в себе силы заговорить вновь.
— Зачем ты принес такой большой сундук? Вся моя одежда уместилась бы в небольшой сумке.
— Потому что так надо, — сказал он, распрямляясь.
И вдруг Алексис прочла в его взгляде все. Только теперь смогла она расшифровать то, что таилось в нем с самого начала.
Он понял это по ее глазам и поспешил помешать ей остановить его. Алексис видела, как он занес над ее головой кулак, краем глаза успела она прочесть по его губам беззвучное «люблю», и для нее вновь настала ночь.