— Это так, — она не стала спорить.
Алексис объяснили, почему этот пират не подпускал к себе американские власти.
— Я тоже не позволяла британцам приближаться к своему кораблю.
Она должна будет сообщить Лафитту условия, на которых ему может быть дана амнистия. Договор будет подписан в Вашингтоне.
— Я не стану этого делать.
Все время разговора Клод не спускал с Алексис глаз, в то время как она старательно избегала его взгляда. Она сидела откинувшись, вытянув вперед руку — ровную черную стрелу, и только кончиками пальцев касалась края столешницы, словно боялась испачкаться. Во всей ее позе читалась непреклонная решимость. Она не собиралась ни у кого ничего просить. Другую руку она держала на коленях, и Клод постоянно опасался, что сейчас она взметнется вверх и ударит кого-то из них по щеке.
Но, отвечая отказом на очередное предложение, Алексис ни разу не потеряла самообладания. В черном наряде она выглядела великолепно. Серебряное колье контрастировало с золотистым оттенком открытой шеи. Бриллианты втягивали в себя свет ламп, удерживали его в себе, а затем выплескивали в быстрых вспышках, стоило ей лишь чуть повернуть голову.
Клод не мог мыслить иными категориями, кроме как любовью и ненавистью. Он ненавидел их за то, что они заставляли ее делать. Он любил ее за то, что она швыряет их предложения им в лицо.
— Я не собираюсь ничего передавать Лафитту, — в очередной раз, уже устало заявила Алексис.
Беннет тряхнул головой, в недоумении глядя на нее.
— Но почему нет?
Алексис встала и уперлась в стол обеими руками. Она четко и ясно объяснила им, почему Лафитт не станет им помогать, по крайней мере сейчас. Она повторила то же, что некоторое время назад сказала Клоду.
— Подождите, — закончила она. — Он сам к вам придет. Он сам предложит помощь. Не будьте упрямцами и примите реальность такой, какая она есть.
Ричард Грэнджерс со стаканом бренди в руках, вальяжно развалившись на стуле, спросил:
— Вы в самом деле так считаете? Отчего? Не оттого ли, что он помог вам вернуться домой и сейчас помогает процветанию вашей фирмы тем, что делает для вас приятное исключение, не нападая на ваши суда? Вы все это говорите, потому что он ваш друг?
— Я говорю так, потому что это правда.
— Но он ваш друг.
— Это не имеет никакого отношения к делу.
Хоув зажег еще одну сигару.
— Вы представляете, что с вами произойдет, если вы откажетесь помогать нам?
— Я еще не отказала вам. Пока, — поправила она Хоува. — Но должна сказать, что ни на каких условиях не соглашусь участвовать в поимке Лафитта. Я откажусь помогать вам, если выяснится, что под помощью вы имеете в виду именно это.
Алексис обошла свой стул и положила руки на его обитую кожей спинку.
— Все или ничего, — заявил Хоув.
— Черт побери, сенатор! — воскликнул Клод. Он видел, как Алексис вздрогнула, услышав его голос. — Дайте ей договорить! Дайте ей сказать, что она хочет для вас сделать!
— Я давно ждал, когда вы встанете на ее защиту. Это случилось позже, чем я предполагал, капитан.
— Я не защищаю ее. Она не нуждается в моей защите. Но она заслуживает того, чтобы ей дали возможность сообщить ее условия.
Глаза Клода зло сверкали. Никто не решился возразить ему.
Тишина была ощутима почти физически, казалось, она могла пощупать ее, как кожу на спинке стула.
— Сенатор Хоув, я готова предложить вам свои услуги, но не Лафитта. Я стану помогать вам, как только разделаюсь с Траверсом. Вот мое условие, и это единственное, что меня устраивает. Если вы отказываетесь принять мое предложение и продолжите настаивать на своем, если вы считаете, что вправе удерживать меня, предъявляя ваши абсурдные обвинения, — тогда воля ваша, делайте как желаете. Но вы должны понять, что не я отказала вам, а вы мне. Вы можете посадить меня в тюрьму, но тогда воевать вам придется без меня.
Четверо мужчин заговорили одновременно, стараясь перекричать друг друга, но все сходились в одном — не капитану Денти было ставить условия. Два капитана посмотрели друг другу в глаза. Клод видел, как тускнел ее взгляд. Он понимал, каких усилий стоило для нее принять совершенно новую ситуацию, расписаться в полном и окончательном поражении. Она отвернулась от Клода, уверенная в том, что, проиграв эту битву, она потеряла все, включая самое дорогое — Клода. Потеряла не на время — навсегда. Он пытался взглядом заставить ее повернуться к нему лицом, чтобы сказать ей, что она не права, но тщетно. Алексис не желала делать его свидетелем своей капитуляции.
Она опустилась на стул и почти ничего не слышала из того, что говорилось. Тюрьма! Ее ждет тюрьма! Вначале она могла думать только об этом, затем решила не думать ни о чем вообще. Упершись взглядом в темное пятно — тень на противоположной стене, она заставила себя сосредоточится на том, что говорилось за столом.
— Она должна привести нам Лафитта. Она передумает, когда поймет, что с ней не играют. Пара месяцев в ожидании суда заставит ее быть посговорчивее.
Чей-то бесцветный голос, она не поняла чей, сообщил, что, пока ей не будет предъявлено официальное обвинение и не улажены прочие формальности, она должна находиться в доме Дэвидсона. Она почувствовала, как кто-то взял ее за плечо и помог встать. Рука была холодной и липкой, но Алексис даже не обернулась и не посмотрела, кто это был. Она вышла из комнаты как автомат, повинуясь лишь примитивной команде, посылаемой от мозга к ногам.
Клод тоже встал, он выглядел совершенно спокойным, легкая улыбка играла на его губах.
— Господа, вы выбрали неверную тактику в отношении капитана Денти. Полагаю, что смог бы убедить ее завтра посмотреть на происходящее по-другому, если, конечно, мне будет позволено с ней поговорить. Я возьму ее вещи на тот случай, если она не согласится с моей точкой зрения.
— Что вы можете ей сказать, капитан, кроме того, что уже было сказано нами сегодня?
Клод улыбнулся самой обезоруживающей улыбкой.
— Если бы я мог провести с ней наедине пару часов, я смог бы убедить ее в чем угодно.
Хоув понимающе приподнял бровь.
— Ну что же, при всей деликатности вашей миссии, кто-то все равно должен будет сторожить у двери. Впрочем, можно все устроить так, чтобы вам никто не мешал.
— Благодарю за понимание. Полагаюсь на вас. Я передам сообщение о принятом ею решении через охранника.
— Дайте ей понять, что мы не хотим ей зла, она сама заставляет нас принимать подобные меры, — тревожно заметил Грэнджерс. — Вы сможете это сделать?
— Я могу заставить ее понять, что она должна делать, — сказал Клод, направляясь к выходу. — Если у вас больше ничего ко мне нет, джентльмены, разрешите вас покинуть. Вечер выдался весьма нелегкий.