— Дженкс? — спросила я шепотом, но только эхо было мне ответом.
— Я раздую огонь, а ты посмотри, не найдется ли здесь дверь, — предложил Пирс, и я осторожно направилась к стене, высоко подняв световой шар. Пирс раздул огонь, подбросив в него дров из диспенсера для мятных таблеток, увенчанного головой кролика.
Повсюду были следы начавшихся и недоделанных работ — прерванной жизни. В упорядоченном беспорядке валялись мелочи, принадлежащие мне и Айви, и меня сперва это удивило, потом вызвало раздражение. В углу — калькулятор, который я думала, что потеряла, грифельная доска и мел рядом наводили на мысль, что это школьный уголок. Тикали часы, которые я куда-то в прошлом году засунула, а чем служил браслет от них — бог весть, потому что теперь его привязывал к стене кусочек кружев, оторванных, как я поняла, от черных трусов Айви. Не то чтобы я такие вещи примечаю, но иногда складывала белье.
Ближе к огню пол из покерных фишек был покрыт мягким серым мехом. Мышь, решила я, ощутив босыми ногами его прикосновение. Заколка, которая завалилась у меня за комод и которую мне лень было доставать, служила подставкой для календаря с магнитом и надписью «Верстрах». Почтовые марки, приклеенные на разной высоте, украшали стены. У некоторых были рамки из садовых материалов. Картины, решила я, заметив, что в основном это — пейзажные снимки.
Увидев на стене блестящую восьмерку, я остановилась. Подняв руку, тронула ее нижний круг и обнаружила, что она сделана из рыбьей чешуи. Может быть, из рыбки исполнения желаний, которую Дженкс с семьей случайно съели. Казалось, что она имеет важное значение, потому что ростом была вчетверо больше меня. У меня на глазах солнечная точка из невидимого верхнего окна подсветила одну чешуйку, и та ярко заблестела.
— Полдень, — сообщил Пирс от очага, и я посмотрела на одолженные часы. Они показывали 12:35, а не полдень. Но я поняла, что это не наш полдень, а настоящий, когда солнце достигает высшей точки подъема. Восьмерка — это были часы, показывающее времена года, а не время дня. Пикси их нужно знать совершенно точно, чтобы зима не застала врасплох.
— Круто, — выдохнула я восхищенно, проследив столбик света до небольшого светлого пятнышка в крыше над головой.
— Дверь видишь? — спросил Пирс, добившийся нужного пламени и подошедший ко мне.
— Я думаю, они все там, — сказала я, показывая на отдушины примерно в двух ростах пикси у меня над головой. Пирс вздохнул, и я огляделась в поисках, на что бы встать. В небольшом углублении стояли кресла и лежала груда диванных подушек, которые ничем полезны быть не могли. Но между ними и развеселившимся огнем в очаге стоял длинный стол, сложенный из палочек от мороженого, выкрашенных красным и соединенных «ласточкиным хвостом», чтобы были длиннее. Может, его удастся поставить в качестве пандуса под стену.
Я уже была готова это предложить, как меня остановил шорох сверху, привлекший внимание. Осы? — в страхе подумала я.
— Дженкс? — окликнул Пирс, и я вздрогнула, услышав, как затрещали крылья и тут же замолкли.
— Кто там? Джакс, ты? — донесся размытый голос из высокого солнечного пятна. — Самое время. Я тебе должен рассказать про водяные права между нами и сос-седним к-кланом.
— Это я, Дженкс! — крикнула я в ответ, думая, что ничего глупее давно уже не произносила, но так велика была радость, что он жив, и плевать мне было, глупость я говорю или нет.
— Рэйч? — Тень между нами и светом пошатнулась и опрокинулась назад. Что-то стукнуло, кто-то слабо ойкнул.
Я посмотрела на Пирса, потом наверх, на световое пятно.
— Там комната наверху, — сообщила я. Еще одно блестящее наблюдение. — Как нам туда добраться?
— По ступеням, — предложил Пирс, показывая рукой, и я сообразила, что там и правда есть какое-то подобие лестницы без малейших признаков перил, широкой спиралью уходящее вверх вдоль наружной стены.
— Тинкины стринги, блин, кто тут пол подложил? — донеслось сверху.
Боже мой, он пьян.
Я подобрала юбки и бросила в подол световой шар Пирса. Очень меня пугало то, что я сейчас могла увидеть. Чем выше я шла, тем сильнее разгорался свет, и воздух тоже становился другим. Более влажным. Интересно, зачем тут вообще лестница, если пикси умеют летать?
Наконец я долезла до верха, моргая от яркого солнца. Дженкс лежал на спине рядом с поваленным металлическим стулом. Отпустив юбки и световой шар, я подошла к нему.
Пирс вошел за мной, тихо ступая босыми ногами.
— Клянусь, никогда не видел такой красивой комнаты.
В земляной стене торчали донышки шести стеклянных бутылок, пропускающие свет, но потолком служил сам пень. В длинной извилистой комнате было влажно, и откуда-то доносился приятный звук капающей воды. Пол укрывал мох, в котором росли белые цветочки. И даже скамейки под окнами покрывала зелень, образуя мягкие холмики. Столик, сделанный из большой пуговицы на скрепках, стоял перед пустым камином, похожим на дно коробочки из-под пастилок от кашля. И стол, и проволочные стулья с подушками выглядели почти так же, как столы и стулья в гостинице на Макинаке. В углу под окном стояла крышка от солонки, полная земли, в ней проклюнулись молодые побеги. Заднюю стену скрывала высоко растущая подстриженная трава.
Не удивительно, что Дженкс здесь, подумала я, пытаясь поднять его за руку. Повсюду ощущалась забота Маталины.
Наконец-то Дженкс посмотрел на меня осмысленно, и я помогла ему сесть. Прижатые его собственным телом крылья изогнулись. На нем не было ни искорки, ни точки блестящей, и все еще он был грязен после битвы.
— Да Поворот тебя возьми, Рэйч! — Он оттолкнул мои руки, оперся спиной на моховой холм. Подмятое под себя крыло ему мешало, и он переложил высокий бокал меда в другую руку, чтобы вытянуть крыло из-под задницы. — Дашь ты мне умереть спокойно? Вот Маталина умерла спокойно.
Пирс вздохнул:
— Он нетрезв! — сообщил колдун, и я посмотрела на него с неудовольствием:
— Конечно, он надрался, — сказала я резко, пытаясь забрать у Дженкса бокал. — Только что жену потерял.
Боже мой. Маталины ведь действительно больше нет!
И у меня сердце защемило от сочувствия к Дженксу.
Он не отпускал бокал, и я не стала отбирать. Дженкс выдохнул, поднес бокал к губам — и медленная лавина меда потекла ему в горло.
— Наверное, я сильно пьян, раз вообразил, что ты залезла ко мне в п-пень, — выговорил он, глотнув. — И платье Джи нацепила. И с тобой мохнатенький какой-то. — Он прищурился. — Пирс, Тинкин ты сын! Ты что в моем кошмаре делаешь?
Зажужжав крыльями, Дженкс стал валиться набок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});