— Но вы женаты.
— Ничего не поделаешь. Не моя вина. Так сложилась жизнь. Каждый человек бывает кем-то обременен, однако это не значит, что у него исчезают жизненные потребности. Вы видите, что потребности есть и у меня, но я не так уж часто встречаю женщин, способных по-настоящему удовлетворять их.
— А мои потребности? Что мне делать с моими потребностями? Всем хочется что-то получить от меня, что-то взять. Вы же не думаете, что я могу бесконечно раздавать себя?
— Я не могу говорить за других. Я могу говорить только о себе. Это открытый рынок, и я стремлюсь получить не более того, что хочет получить всякий мужчина. Но не пытайтесь убедить меня, будто между нами не возникло особое взаимопритяжение, поскольку я его ощущаю и чувствую, что вы так же воспринимаете меня. Вы спросили, какую выгоду вы могли бы из этого извлечь? Но вы же знаете, что между нами существует нечто, что, в свою очередь, может вылиться в Высший опыт. Вы не можете не знать, что в жизни такое бывает. Если двое понимают, что Высший опыт им доступен, они не должны упустить возможности испытать его до предела. Если жизнь дарует нам прекрасное, мы обкрадываем себя, отвергая его.
— А что ждет меня в будущем?
— У вас всегда все будет хорошо. Вы очень красивая и волнующая женщина. Когда появляешься с вами на людях, все головы поворачиваются в вашу сторону. У таких, как вы, не бывает проблем. У вас будет миллион возможностей. Если вас всерьез встревожит мысль о будущем, выбросите ее из головы.
— Единственное, о чем я мечтаю, — это замужество и семья. А именно это дается труднее всего.
— Вы чересчур красивы, чтобы принадлежать одному мужчине. Вы предназначены для всех. Разве вы не знаете, что в этом предназначение красивой женщины?
— Нет, я этого не знаю. И я в это не верю. Как не верю в то, что могу пройти жизнь путем, описанным вами.
— Если вы о финансовой стороне дела, то здесь нет проблемы. Я могу в любую минуту помочь вам с работой.
«Они всегда так говорят, — думала Кэрри. — Меня уже тошнит от этой фразы и от того, как бессовестно они пользуются нашей материальной зависимостью».
Но разве только в материальных нуждах дело? Есть же, есть и другие потребности. Кэрри хорошо знает их силу: в течение долгого времени она старалась отодвинуть их на второй план или вообще выбросить из головы. Ничего не вышло. Просто ничего. Ей чего-то постоянно недоставало, и старания заполнить пустоту вечно толкали ее на поиски — хотя бы малости, без которой ей не выжить.
Кэрри знала, что согласится. Она больше не в силах выносить одиночество. Когда Джерри начал хватать ее прямо в коридоре, громко дыша, тиская ее все сильнее и сильнее, не давая ей даже шевельнуться, она уже в ту минуту снова с нетерпением ожидала своего идеального героя, которого, возможно, и на свете-то не было. А было вот это. И все. Но за окнами завывал ветер, колотясь о бетон, о промерзший камень, и Кэрри тревожно говорила себе: да, да, я согласна. Чем ничего, пусть будет хоть что-то. Не имеет значения, что мое сердце желает большего. Я должна уметь удовлетворяться тем, что есть.
Позднее, лежа рядом с Джерри в тишине, она ощутила острый приступ нежности. Она повернулась лицом к нему и снова осознала, что он-то может ответить ей одной лишь животной страстью. «Почему так, — размышляла Кэрри, — почему для женщины любовь составляет суть жизни, а для мужчины это просто развлечение?» Животная страсть не могла стать заменой любви. Лежа рядом с Джерри, Кэрри уже знала, что больше не допустит его до себя.
Моторы «боинга» взревели, рассыпая далеко вокруг фонтаны снега и мокрой грязи, потом медленно начали затихать.
Долорес вышла из кабины первого класса и проследовала в гигантское здание аэропорта. Лучи утреннего солнца лились сквозь высокие окна, пушистый красный ковер поглощал звуки. Такси помчало ее в Манхэттен.
Долорес что-то мучило — странное чувство, которому она не могла подобрать названия: депрессия, недовольство, неудовлетворенность грызли ее. Машина проезжала мимо промороженного забора, отгородившего от улицы строительную площадку, на которой громоздились кирпичи, камень и дерево, стальные прутья, растрескавшийся цемент, мусор и хлам от только что снесенного дома. Долорес почудилось нечто символическое в зрелище старого строения, которое ломали, чтобы возвести новое на его месте, — ее брак тоже, без сомнения, подлежал сносу, он изжил себя, и Генри превратился в помеху движению ее жизни.
Долорес тоже было необходимо сломать старое и расчистить место для нового. Теперь, когда уже отснят телефильм Алана Мессины, Долорес осталось только дождаться эфира. После этого начнется ее восхождение к новым вершинам. Ей остается только ждать. Но от Генри необходимо отделаться. Генри ей мешает.
Громадная квартира выглядела очень уютно. Генри еще не скоро покажет нос — сегодня воскресенье, единственный день, когда он позволяет себе поваляться в постели. Сейчас ему подадут завтрак в спальню, потом он до обеда будет читать газеты. Долорес зашла взглянуть на маленькую. Тина сладко спала в своей постельке, засунув палец в рот.
Долорес вызвала лифт.
Город был, тих и пуст. Тоненькая струйка уличного движения сочилась без помех, как по маслу. Долорес прогулялась по Пятой авеню, мимо многочисленных отелей на Пятьдесят девятой улице.
Она заглянула в отель «Режи», позвонила оттуда по телефону, опять вышла на улицу и остановила такси. Она предвкушала удовольствия, предстоящие ей в заведении Джинни.
Что может быть лучше в первые часы возвращения домой ранним воскресным утром?
Долорес уже в самолете обдумывала свои планы, от души надеясь, что ничто не помешает их выполнению и утолению ее сексуального голода. Ей повезло — она сразу же дозвонилась, и ей было назначено время у Рика, одного из ее любимцев в кобелином сервисе. А добрая старая Чарлин, конечно же, без разговоров согласилась прикрыть ее уход из дому.
Кобелиный сервис размещался в просторном старинном доме в Ист-Сайде. Поднимаясь по каменным ступенькам, Долорес ощущала нарастающее возбуждение, пульс ее ускорился от предвкушения, нежное тепло разлилось внутри.
Джинни, шикарная молодая дама, которая управляла заведением и записывала заказы, радостно встретила Долорес и указала, в какую комнату пройти.
Через два часа, удовлетворенная и умиротворенная чрезвычайно активной любовью с молодым негром весьма экзотической внешности, Долорес уплатила Джинни сто пятьдесят долларов: пятьдесят за использование помещения, сто — за Рика.
— Все было хорошо, кисуля? — спросила Джинни.
— Блестяще, — ответила томная и расслабленная Долорес. — Этот Рик просто восьмое чудо света!