Однако сегодня уединение, похоже, было нарушено — сюда шел молодой человек. Долорес уже с неделю наблюдала за ним, невысок, худощав и строен, пластичен в движениях; Долорес обратила внимание на его изящные руки, стройные ноги, а также на очень узкие бедра — нечасто такие увидишь, даже у мужчины. А Долорес терпеть не могла узкобедрых: не за что ухватиться, обвить ногами.
Явно стесняясь и призывая на помощь всю свою отвагу, молодой человек подошел к ней и робко сказал:
— Я вижу, вы читаете сценарий, я хотел узнать, если вы простите меня за любопытство, в какой роли и где вас можно будет посмотреть?
— Это еще не скоро, мой дорогой, — снисходительно улыбнулась Долорес. — Съемки начинаются только на будущей неделе.
Черт, где же она видела это лицо? И выражение лица знакомое. Внимательный взгляд больших карих глаз из-под длинных ресниц. Тонкая шея. Пологий, узкий подбородок. Полные, округлые щеки. Римский профиль. Толстоватые губы с неровно очерченной верхней линией.
— Я никогда раньше не разговаривал с актерами, — запинаясь, говорил он. — Вы давно здесь?
— С неделю.
Долорес решительно уткнулась в сценарий.
После паузы молодой человек снова обратился к ней:
— Я тоже приблизительно с неделю назад приехал сюда. Я только недавно демобилизовался, почти два года служил в Германии, в военно-воздушных силах. Сейчас привыкаю к гражданской жизни. Раз вы живете в этой же гостинице, вы наверняка не из местных. Вы, я полагаю, играете на Бродвее?
— Да-да, — пробормотала Долорес, подчеркнуто не отрываясь от чтения.
Подошел официант с ленчем на подносе для Долорес: салат, тост, фрукты и кофе.
— Позвольте мне! — молодой человек буквально выхватил счет из рук официанта и подписал его.
«Господи! — подумала Долорес. — Тебя мне только и не хватало, как дырка в черепе ты мне нужен, гомик несчастный, или полугомик, или черт знает кто! Теперь этот щенок не даст мне спокойно поесть, будет торчать перед глазами на том основании, что он подписал чек за паршивый ленч. Господи!»
Молодой человек протянул руку:
— Меня зовут Ларри Портер.
Он придвинул плетеное кресло и уселся.
Долорес молила Бога, чтобы киномагнаты, которые к ленчу толпами стекались в отель, хотя бы не увидели ее в обществе этого тощенького экс-солдатика.
— Мне сейчас тоже принесут ленч.
Кому это интересно? Теперь еще и разговор заводит, а о чем с ним говорить? Банальности талдычить?
— Мне исполнилось двадцать четыре года, — продолжал Ларри. — Сегодня день моего рождения. А вам сколько лет?
Долорес смерила его ледяным взглядом:
— Вам еще никто не объяснил, что неприлично спрашивать женщину о ее возрасте?
Он поперхнулся и, отчаянно пытаясь найти выход из неловкого положения, спросил:
— У вас, наверное, много знакомых в Нью-Йорке?
— Естественно, — буркнула Долорес. — Я там живу.
— Ну да, конечно!
Ларри залился краской, но снова попытался взять себя в руки и продолжить светскую беседу.
— А я вот мало кого знаю в Нью-Йорке, хотя я там родился. Меня оттуда увезли, когда я был совсем маленьким. Вообще-то мне было всего три недели, когда меня отправили во Флориду к бабушке. Мать сильно болела и довольно скоро… в общем, она умерла.
— Ужас, — сказала Долорес, откусывая от тоста и всей душой желая, чтобы он наконец убрался и оставил ее в покое.
— Так что в Нью-Йорке я бываю только наездами, поэтому, как я вам сказал, почти никого не знаю в этом городе. Единственный человек, с которым я связан, часто вкладывает деньги в бродвейские постановки, поэтому, возможно, вы тоже его знаете.
— Кто это?
— Его зовут Натан Уинстон. Вот он, пожалуй, единственный, кого я там знаю.
Натан Уинстон! И вдруг Долорес озарило. Конечно же, конечно! Большие карие глаза с длинными ресницами, выражение лица, полные губы с неровно прорисованной верхней линией, а главное профиль, римский профиль! Чистый Натан Уинстон! Копия — один к одному. Долорес сбила с толку разница в телосложении, но изящество линий, почти девичья повадка и пластичность движений — все это Ларри мог унаследовать от матери. Но что касается прочего, то тут возможен лишь один источник — Натан Уинстон!
Долорес припомнила и неосторожную оговорку Натана Уинстона: как он сначала сказал, что у него трое детей, а потом спохватился и стал говорить — ничего подобного, только двое.
У Долорес исчезли последние сомнения — да и очень уж разительным было сходство.
Долорес отнюдь не забыла горечь унижения, которому ее подверг Натан Уинстон три года назад во время поездки по югу Франции, и свою тогдашнюю клятву отплатить ему. И вот, точно в ответ на ее молитвы, сегодня судьба посылает ей эту возможность — ударить Натана по больному месту!
Официант принес Ларри его ленч.
Краснея до ушей, Ларри неуверенно спросил:
— Я подумал, если вы вечером свободны, может быть, вы согласились бы поужинать со мной?
Долорес одарила его ослепительной улыбкой:
— И вы уверены, что можете себе позволить пригласить такую женщину, как я?
На что Ларри ответил с подкупающей наивностью:
— Ну, что касается денег, то их у меня навалом!
— Ты знаешь, Ларри, — сказала вечером Долорес, когда они уютно устроились в ресторане «Фраскати», — я ведь кое-что заметила в тебе. И это кое-что наводит меня на мысль о том, что Натан Уинстон наверняка твой отец.
Ларри побелел.
— Откуда ты знаешь? — еле выговорил он. — Это же никому не известно. Даже когда мы бываем вмесге с Натаном на людях, он всегда представляет меня как своего племянника! И теперь я… Как же так?
Он сбился и замолчал.
— Я сразу поняла. Как только всмотрелась в тебя, мой мальчик.
— Значит, ты с ним знакома!
— Не очень близко. Встречались несколько раз на званых обедах. Но, естественно, я не могла не обратить внимание на то, что Натан весьма привлекательный мужчина. Вы с ним так похожи! Ты унаследовал его внешность.
Ларри опять мучительно покраснел.
— Спасибо.
Боже ты мой, он же совершеннейший теленок!
Очень скоро выяснилась еще одна черта Ларри — он не умел пить.
Он набрался и, прежде чем закончился ужин, все выболтал Долорес.
Оказалось, что Натан Уинстон, разведясь с первой женой, завел интрижку с матерью Ларри — тогда юной танцовщицей с Бродвея. Она забеременела, он пообещал на ней жениться, но потом ушел в кусты, и той пришлось в одиночку выбираться из ямы.
Через три недели после рождения Ларри она позвонила своим родителям во Флориду и попросила их на время взять ребенка к себе, пообещав скоро приехать за ним. Вместо этого спустя несколько дней она покончила жизнь самоубийством. Это произвело такое впечатление на Натана Уинстона, что он бросился договариваться со стариками об усыновлении младенца. Дед Ларри готов был согласиться, но выставил условие: Натан должен признать Ларри своим законным сыном и наследником. Тот отказался и заявил, что, если всплывут подлинные обстоятельства этого дела, они сильно повредят его деловой репутации. Пока Ларри подрастал, Натан не жалел на него денег. Ларри даже было сказано, что он может приехать в любую минуту, однако Натан будет представлять его как племянника.