больнице, я стала так же искать там интересных личностей и разговаривать с ними, расспрашивать, но конечно же, отдавать в печать их биографию только с личного разрешения. Полученный гонорар так же делился на три части. Часть шла непосредственно герою истории, правда, те чаще отказывались от денег, и тогда она прибавлялась ко второй части, которая шла в больничный бюджет. И только третья часть денег доставалась мне. Да, мне все так же хотелось купить себе симпатичные туфельки, и платьице, и шляпку, и все же поступать честно и по совести, мне казалось куда важнее.
– Похвально.
– Спасибо. Таков ответ на твой первый вопрос, как я стала журналистом. Что же касается «Истины Миранды», то тут все немного короче и не так печально. Через четыре года, после того как Эд Мэллоун написал Реальную историю Белатрисы Шарон, газета «Серая Дымка» прекратила свое существование. Тому было множество причин, в которые совершенно не хочется вдаваться. Но это событие ознаменовало собой начало моей настоящей журналисткой карьеры. Редактор газеты сделал мне прощальный подарок, и в последнем номере раскрыл общественности, что ставшая чуть ли не самой популярной в последние годы колонка Эда Меллоуна, в действительно принадлежит перу некой Ники Томас. С таким багажом я смогла найти себе теплое местечко довольно скоро, и не где-либо, а в «Птичке Меркаты». А это, если ты вдруг не в курсе, одно из главных новостных изданий города. И там я уже печаталась под своим настоящим именем и получала за статью больше, чем оба моих родителя в неделю. Но, несмотря на то, что печатать истории умирающих в больнице имени Луизы Дорн я больше не могла, я все равно собирала их и отчисляла треть своего дохода на нужды учреждения, которое дало мне больше, чем я могла бы когда-нибудь ему возвратить.
– И о чём же ты стала писать?
– Ну, понятное дело, о том, что давали. Я должна была заработать имя в большой журналистике, и потому никогда не привередничала. Писала о светских вечеринках, о новых выставках в городе, делала очерки в память ушедшим из жизни людям, чьи имена имели значение для Меркаты. Все в таком духе и ничего выдающегося. Но я не отчаивалась. Работа мне нравилась, я нашла свое призвание, и это главное, а в остальном я понимала, что потребуется время, чтобы мне наконец-то дали писать о том, что мне будет, правда, интересно. И я была готова ждать, набираться опыта. И все же однажды я столкнулась с преградой, которая изменила все. Я работала в «Птичке» уже пятый год, была на хорошем счету, и мне наконец-то доверили большой материал для первой полосы. Чтобы ты понимал, Клиф, далеко не каждый журналист получает такую возможность в двадцать два года, так что я отнеслась к делу ответственно. А оказалось, что это именно то дело, которое поставит меня на перепутье. Знаешь, поступи я тогда иначе и могла бы стать совершенно другим человеком.
– Заинтриговала.
– Приятно слышать. Мне поручили написать о смерти господина Джорджа Ливертейна. Большой был человек, владелец нескольких крупных складов в доках и целой судостроительной компании, которая занималась производством паромов и речных пароходиков. Он был застрелен на пороге собственной конторы поздно ночью, и мне следовало осветить это событие. Предстояло собрать материал, провести собственное журналистское расследование, в общем, сделать все, как полагается. И я принялась за работу. Наведалась в полицию, и к родственникам, и к друзьям, и все как-то подозрительно мало могли сказать. Хороший был человек, врагов вроде не нажил, дорогу никому не переходил, но это же Мерката, тут и хорошие, и плохие могут пасть жертвой разбоя, и все в таком духе. На том мне и предлагал остановиться редактор, грозя горящими сроками. Следовало написать, что мол, убит в ходе ограбления неизвестным бездомным, и добавить несколько очередных ахов и вздохов в сторону некомпетентности полиции, которую в Меркате не пинает разве что ленивый – этакие козлы отпущения у нас в городе. Но я решила, что буду копать до последнего дня, что это мой журналистский долг. В итоге я вышла на человека, одного из личных помощников Ливертейна, который знал куда больше остальных. Не буду вдаваться во все детали, но оказалось, что мистер Ливертейн был мужеложцем и ложе свое делил он ни с кем-нибудь там, а с представителем своего клана-патрона Милтоном Салихилом. Это, кстати, многое объясняло. Например, то, почему какой-то мелкий предприниматель и инженер вдруг получает патрионство одного из старших кланов. Информатор передал мне множество доказательств их связи, любовных писем и деловых документов, которые прежде передал ему сам Ливертейн для того, чтобы в случае его неожиданной смерти он обнародовал их. Однако, парень оказался трусливый и побоялся влезать в это дело, а когда появилась я, с охотой передал мне все эти бумаги, с единственной просьбой – ни при каких условиях его в историю не вплетать.
По всему выходило, что Джордж и Милтон познакомились в судостроительной академии и долгое время встречались втайне, много лет живя душа в душу. Но с годами любовь стала проходить, и в какой-то момент Милтон заявил, что больше не желает видеть Джорджа, на что тот отреагировал крайне резко, потребовал с любовника денег, иначе обнародует тонну компромата, предусмотрительно собранного им на любовника за все эти годы. За то в итоге и был убит, не Милтоном, конечно, а по его заказу, но всех материалов, оказавшихся у меня в руках, обвинению хватило бы с лихвой. И я, по своей наивности, за одну бессонную ночь настрочила свою лучшую в жизни, как мне тогда казалось, статью, и прибежала с ней и со всеми подтверждающими бумагами к редактору. Тем же вечером он отвел меня в кафе возле редакции и обстоятельно пояснил, почему такая статья никогда не выйдет в печать. Тогда он сказал мне много всего, но основной причиной был тот факт, что Милтон Салихил примерно за год до этого сыграл свадьбу с Ритой Цингулат, очень выгодную для обеих сторон. Клан Цингулат является патроном клана Ламис, который в свою очередь является нашим патроном. Короче, дальше ты понял. Мой материал из обычного расследования убийства богатого человека превратился в самую настоящую бомбу, которая, разорвавшись, могла бы ударить по кошелькам многих влиятельных людей. Редактор дал мне еще сутки на то, чтобы написать статью, которая от меня требовалась, и все. Вот только он совершил одну непростительную ошибку