взятой группы людей влияет множество факторов. Среди них выделяются физическая адаптация к климатическим условиям, качество и количество пищи, физическая и психическая нагрузка в процессе трудовой деятельности, снижающее риски поведение (в частности, личная гигиена), наличие и степень доступности медицинского обеспечения и так далее. На основе имеющихся данных по XIX веку мы имеем представление о состоянии здоровья очень небольшого числа групп мирового населения. В большинстве случаев это европейские сообщества. До сего дня, например, мы мало знаем о состоянии здоровья в такой крупной по численности населения страны, как Китай. Но и здесь существуют исключения. К ним относится достаточно подробная картина состояния здоровья рабского населения, проживавшего на британских островах Карибского бассейна в промежутке времени между прекращением ввоза рабов из Африки в 1807 году и отменой рабства в Британской империи в 1833‑м. В это время даже для самого жестокого владельца плантаций было нерезонно доводить рабов до смертельного изнеможения. Черная рабочая сила перестала быть легкозаменяемым «товаром». Большинство плантаторов нанимали врачей, как европейских, так и из креолов, получивших медицинское образование в Англии или Шотландии. Даже больницы, возведенные при крупных плантациях, не были редким явлением. То, что здоровью и содержанию молодых и сильных рабов обоих полов уделялось относительно больше внимания, в то время как пожилыми людьми пренебрегали, вполне соответствовало эксплуатационной логике существующей системы. В общей сложности уход за рабами был, однако, не намного хуже, чем за трудящимися в промышленных районах Англии. Эффективность медицинского обслуживания, как в Европе, так и в странах Карибского бассейна, быстро достигала своего предела только из‑за ограниченности медицинских знаний. В период раннего XIX века медицине еще не были знакомы причины многих заболеваний, тем более тропических. Многие рабы поступали вполне разумно, когда не доверяли европейскому врачебному делу и обращались за помощью к местным черным врачевателями, то есть использовали ресурсы народной медицины, доступа к которой не имели представители европейского промышленного пролетариата[670].
3. Угроза эпидемий и меры профилактики
Основные тенденции
Еще одним фактором, который повсюду приводил к снижению смертности, как только теория переходила в практику, были новые познания в области профилактики заболеваний. Аналогично демографическим изменениям, «эпидемиологический сдвиг» произошел в отдельных частях мира в разное время. В общем и целом в течение XIX века снизилась степень риска оказаться жертвой массового инфекционного заболевания, то есть уменьшилась вероятность явлений, которые демографы называют «кризисом смертности». В отношении северо-западной Европы существует представление о ступенчатом развитии. Для первой ступени, которая началась в 1600‑х годах и достигла пика в период между 1670‑ми и 1750‑ми годами, характерно, что былое значение потеряли такие болезни, как бубонная чума и брюшной тиф. Вторая ступень связана со значительным снижением случаев таких смертельно опасных инфекций, как скарлатина, дифтерия и коклюш. Во время третьей ступени развития, начало которой приходится примерно на 1850 год, постепенно снизился риск заболеваний дыхательных путей – за исключением туберкулеза. И наконец в XX веке возникает картина смертельно опасных заболеваний, которая остается характерной для большинства современных европейских обществ и сегодня. Речь идет о раковых заболеваниях и болезнях сердечно-сосудистой системы[671]. В каждом регионе мира установился свой специфический баланс старых и новых заболеваний.
К числу болезней, которые были восприняты в XIX веке как новые, относится туберкулез. Поскольку клинические симптомы этого заболевания были впервые зафиксированы только в начале XIX века, сложно оценить степень его распространения в предыдущие эпохи. Несомненно, туберкулезом болели и в прошлом, и встречался он, вероятно, чаще, чем позволяют судить об этом исторические документы. С уверенностью можно сказать, что туберкулез был эндемичной болезнью, свойственной отдельным местностям и в Евразии, и в Северной Африке, и, возможно, даже в доколумбовой Америке. Но только эпидемическое, массовое распространение туберкулеза в XIX веке сделало его «болезнью эпохи». Туберкулез появлялся не только в новых пролетарских пригородах, но и в салонах парижского аристократического общества. Среди знаменитых жертв были куртизанка Мари Дюплесси, увековеченная как прототип «дамы с камелиями» в одноименном романе Александра Дюма-младшего (1848), и Виолетта в опере Джузеппе Верди «Травиата» (1853). В первой половине века число людей, скончавшихся от туберкулеза во Франции, выросло в два раза. Даже после окончания Первой мировой войны туберкулез оставался одним из самых серьезных социальных бедствий, вопреки всем принятым мерам по борьбе с этим заболеванием. Медикаментозного лечения долго не существовало. Первые средства лечения появились только в 1944 году, а начиная с 1966 года они обрели действительно эффективную форму. Поскольку в XIX веке туберкулез считался наследственной болезнью, в состоятельных семьях о нем старались умалчивать. Но скрыть смерть от туберкулеза было невозможно, когда это касалось знаменитостей – от Джона Китса (1821), Фредерика Шопена (1849), Роберта Луиса Стивенсона (1894) и Антона Чехова (1904) до Франца Кафки (1924)[672].
Лечение в санаториях, доступных с 1880‑х годов богатым пациентам, проходило в полупубличной атмосфере специфического курортного мира, возникшего на горных высотах. Здесь больной находился в кругу «своих» и не был одинок во время лечения: здесь он отдыхал, принимал здоровую пищу, забывал стресс городской жизни и добровольно предавался «тирании» обслуживающего персонала[673]. В романе «Волшебная гора» (1924), действие которого разворачивается в одном из альпийских горных санаториев в годы, предшествующие Первой мировой войне, Томас Манн описал подобное место, наделив его всеми характерными для эпохи чертами. Аналогичные санатории-лечебницы возникали в разных местах мира, вплоть до Кореи, где туберкулез поразил пятую часть населения[674]. Таким образом, взрыв этого заболевания затронул не только Европу. В Японии число больных туберкулезом резко выросло после 1900 года и начало снижаться только после 1919-го. Хотя японская наука тщательно следила за новейшими западными идеями, на их одобрение порой уходило много времени. Лишь спустя несколько десятилетий после того, как в 1882 году Роберт Кох описал туберкулезную палочку, представив простое и в то же время опытно-экспериментальным путем доказанное объяснение причин болезни (тем не менее первая вакцина против туберкулеза появилась только в 1890‑х годах), японская медицина оказалась наконец готова признать единую клиническую картину туберкулеза и его инфекционную природу. Но даже после этого среди населения продолжали господствовать популярные представления о туберкулезе, противоречащие научным. Как это ранее было распространено в Европе, среди широкой общественности Японии бытовало мнение, что туберкулез – наследственная болезнь и ее следует скрывать; при этом чиновники медицинского здравоохранения, наоборот, старались регистрировать по возможности все случаи инфекции. Владельцы фабрик и заводов также предпочитали придерживаться популярного мнения о наследственном характере заболевания, что освобождало их от необходимости улучшать условия работы трудящихся. Большинство бациллоносителей в Японии составляли работницы фабрик по производству шелка и хлопка; возвращаясь в