индикатором уровня здоровья. Так, японки и японцы, самые здоровые представители населения Азии, не отличались меньшей продолжительностью жизни по сравнению с населением Западной Европы, имеющим более высокие доходы на душу населения. Иначе говоря, в эпоху раннего Нового времени основная часть населения мира жила повсюду относительно недолго. До 1800 года продолжительность жизни среди мужского населения мира достигала более 40 лет только в небольших элитных группах, в частности среди английского высшего дворянства или буржуазии Женевы. В Азии жизнь мужчины в среднем была короче, хотя и ненамного. Среди маньчжурской знати династии Цин ожидаемая продолжительность жизни колебалась в диапазоне от 37 лет для мужчин, появившихся на свет около 1800 года, до 32 лет, которых достигали рожденные около 1830 года. Такое ухудшение ситуации достаточно адекватно отражает общий уровень общественного развития в Китае[633]. Около 1820 года вероятная продолжительность жизни при рождении среди населения Западной Европы – а крайние позиции здесь занимали «долгожители» шведы и «короткожители» испанцы – была приблизительно 36 лет, в то время как в Японии она составляла 34 года. Около 1900 года в Западной Европе и США она выросла до 46–48 лет, в Японии – приблизительно до 44 лет, опередив остальную часть Азии[634]. Если учесть, что Япония отставала в то время по своему экономическому развитию от США и прогрессивных западноевропейских стран по меньшей мере на одно поколение, становится очевидным, что в условиях ранней индустриализации ей удалось достичь такого же высокого уровня здоровья, который был характерен для обществ, находящихся в состоянии развитой индустриализации. Независимо от того, какой вес мы придадим оценкам средних доходов, условный средний японец вел на рубеже XVIII–XIX веков более скромную жизнь, чем «типичный» западный европеец, однако при этом продолжительность его жизни не была значительно ниже. Даже спустя столетие, уже после того, как общества в обеих частях мира существенно приумножили свои богатства, эта дистанция сократилась лишь незначительно. Размышляя о причинах, можно предположить, что национальное достояние в Японии распределялось среди всего населения более равномерно, чем в других странах. Кроме того, японцы, которые в настоящее время имеют самую высокую продолжительность жизни в мире, уже в предыдущие эпохи вели невероятно здоровый образ жизни. Еще в XVII–XVIII веках у них были развиты культура питания, техники строительства жилья, привычки в выборе одежды, правила общественной и личной гигиены, которые в целом снижали риск заболеваний и уменьшали опасность распространения болезней. В дополнение ко всему такой образ жизни еще и отличался бережным отношением к использованию ресурсов[635]. Японцы были «беднее», чем западные европейцы, однако это не означает, что жили они «хуже».Обретенная продолжительность жизни
На рубеже XVIII–XIX веков средняя вероятная продолжительность предстоящей жизни среди мирового населения (на момент рождения) не превышала 30 лет. Лишь в исключительных случаях этот показатель достигал отметки 35 лет и даже немного выше. Больше половины человечества в этот период умирало, не достигнув взрослого возраста. Лишь для немногих существовала «жизнь после работы», будь то вечерний отдых после трудового дня или покой в старости после завершения фазы профессиональной деятельности в жизни. Смерть обычно наступала в результате быстро протекающих инфекционных заболеваний. В те времена она была вооружена, по выражению историка Артура Имхофа, «более острым оружием», чем сегодня, когда основной причиной смертности в обществах достатка стали длительные дегенеративные заболевания[636]. К 2000 году, на фоне резкого роста общего числа мирового населения, показатель средней продолжительности жизни достиг 67 лет. Таким образом, биологические шансы на выживание как между обществами, так и внутри них выравниваются в гораздо большей степени, чем показатели имущественного благосостояния населения. Иначе говоря, люди быстрее стали доживать до старости, чем до большего богатства. Вероятность долгой жизни в определенном смысле «демократизировалась». Это стало одним из важнейших достижений в новейшей истории. Разумеется, и здесь есть свои исключения. Например, в беднейших странах Африки к югу от Сахары, которые, кроме всего прочего, особенно сильно подвержены эпидемии СПИДа, вероятная средняя продолжительность жизни среди не новорожденных, а молодого населения в возрасте 20 лет сегодня ниже, чем это было типично для обществ доиндустриальных Англии, Китая, Японии и даже каменного века[637]. Почему в XIX веке произошел взрывной рост продолжительности человеческой жизни, остается спорным вопросом. Одни исследователи полагают, что этому способствовал прогресс в медицине и санитарии, другие связывают повышение с улучшением питания, еще одно направление науки считает введение механизмов административного контроля над здоровьем населения решающим фактором, в то время как иные эксперты предпочитают модель комплексного взаимодействия множества этих и других факторов.
Попытка относительно точно датировать начало процесса, который привел к революции человеческого долголетия, представляет большой интерес с точки зрения определения эпохальных границ XIX века. Роберт Фогель, экономист и нобелевский лауреат 1993 года, приходит к выводу, что «Запад», к которому он причисляет Западную Европу, Северную Америку и Японию, совершил скачок в эпоху долголетия не ранее первой половины XX века, в частности в период между 1890 и 1920 годами[638]. При этом не существовало прямого пути, который бы вел сквозь весь XIX век к моменту скачка. В период ранней индустриализации в Великобритании, приблизительно между 1780 и 1850 годами, вероятная продолжительность жизни снизилась, потеряв тот относительно высокий уровень, которого Англия однажды уже смогла достичь во времена Шекспира[639]. В целом материальное положение рабочего населения Англии в отрезок времени между 1780 и 1850 годами оставалось низким и не улучшалось. Только после 1850‑х годов рост заработной платы стал обгонять уровень повышения цен, и уже вслед за этим стала увеличиваться средняя продолжительность жизни[640]. В Германии, где индустриализация началась лишь в 1820 году, уже вскоре стала обсуждаться проблема «пауперизма» (обнищания), нового явления катастрофической бедности среди населения, как в сельской местности, так и в городах[641]. С некоторой задержкой здесь дали о себе знать процессы, аналогичные предшествующему периоду индустриализации в Англии. Настолько глубокое падение уровня жизни в «эпоху водораздела» в основном было обусловлено двумя причинами. Во-первых, ни количество, ни качество продовольствия не удовлетворяли растущим энергетическим потребностям трудящихся фабрик. Из числа «западных» обществ раннего XIX века только Соединенные Штаты Америки были в состоянии гарантировать более или менее удовлетворительное снабжение продовольствием, способным покрывать энергетические затраты трудящихся. Соответственно, учитывая расходы на обеспечение физического благосостояния населения, статистическая величина роста реального дохода должна была быть уменьшена, как считает Роберт Фогель, на сорок процентов[642]. Во-вторых, быстро растущие города являлись рассадниками заболеваний уже по той простой причине, что массовые человеческие потоки, стекающиеся из разных мест,