Бабка! Чё уж, не ярись!
Позади осталась жизь.
Я тебе обман простил.
Кто там до меня «гостил» —
Выяснять теперь не буду.
Кульбачиха, огорошенная таким обвинением, понемногу приходила в ярость, но, зная, какой дед охотник до всяких непристойных шуток и розыгрышей, пока сдерживалась, не приводя метлу в действие. Она лишь поначалу слегка устрашающе помахалась старой Крениной основательно истрёпанной метёлкой и теперь стояла, опираясь на неё.
Крена пыталась изобразить на лице осуждение, но «смешливые бесенята» так и искрились в её глазах.
Кульбачиха: Я прибью тебя, паскуду!
Дура! Честность всё блюла,
Благоверного ждала.
Вот была б как Вера Дыка.
Упрекает! Сам куды как
Весь рогами бы зарос —
Больше было б, чем волос,
Тех рогов. Тогда б поржал!
Щас башки бы не держал!
Кульбач: Во! Признанья я добился!
Чёрт слепой! В кого влюбился?
С кем всю жизнь постель делил?
Такой достоверной игре мог позавидовать актёр столичного театра.
Кульбачиха: Старый, ты б меня не злил.
Тьфу на деда десять раз!
Шут базарный! Дуропляс!
Кульбач: Вот мерси-с за комплимент.
Еросим: Ну-у, любовь меж вас! Цемент!
Кульбачиха: Я его щас полюблю,
Растреклятую соплю!
Кульбач: Веру Дыку приплела!
Ты её, чай, превзошла!
Кульбачиха: Помолчал бы уж, мерзавец!
Аль припомнить всех красавиц,
С кем ты тискался и тёрся.
Ведь домой под утро пёрся!
Кульбач: Надо было не вертаться?
Мог бы кое-где остаться.
Кульбачиха: Оставался бы навечно!
Кульбач: Чё тебе ответить встречно?
Подворье Еросима с заднего двора примыкало к двору мясника Ефтея, того самого «богатея», которого незадолго до этого поминали недобрым словом Северина и Ставрона. Сам Ефтей с женой Макарией и приятелем пимокатом Юстином были во дворе, когда со стороны соседей послышались крики Кульбачихи. Юстин в недоумении посмотрел на хозяев.
Макария: То Кульбачка в гневе снова?
Ефтей: Муж с женой ведь. Что ж такого,
Коль повздорят иногда?
Макария: В их почтенные года
Из-за ревности сражаться?
Спать уж порозень ложатся!
Ефтей: Ты в окошко подглядела?
Как им спать – семейно дело!
Я ведь тоже обозлюсь —
В дальней горенке валюсь.
Кульбачи, разделённые забором, продолжали словесную дуэль.
Кульбач: Верещи на всю окрестность!
Кульбачиха: Ты мою не трогай честность!
Ты свою давно растратил,
Опохабил, изнахратил.
Старики ругались, стоя по обе стороны местами разрушенного тына, пока особо не пытаясь сблизиться для более тесного выяснения отношений.
Кульбач: Защищаясь, атакую?
Расскажу щас, посмакую
Про твои, жена, проделки.
Не один хлебал с тарелки!
Всё моё отсутствие —
Время для беспутствия.
Ты в тот час одна лежала?
Мож другого ублажала,
Коль ослаблен был контроль?
Исповедаться изволь!
Нам подробность знать угодно!
Кульбачиха: Опозорил принародно!
Кульбач: Сам с позором тем живу!
Кульбачиха: Доберусь ведь, дед, порву
На три тысячи кусков!
Кульбач: Щебетливей голосков
Я не слыхивал досель.
Голосишь – как свиристель!
Кульбачиха: Хошь на драку натакáть?
Крена: Чтоб ты кинулась скакать?
Вроде как вниманье мужу?
Кульбачиха понемногу закипала. Метла из палки для опоры в любой момент могла превратиться в орудие возмездия.
Кульбачиха: Изукрашу всю наружу!
Кульбач: Во, какая першпектива!
До чего же ты ретива!
Но подобные прыжки
Всколопýчат нутрь кишки,
А тогда – конфуза жди!
Еросим: Дед, ей-Богу, не вреди!
Не гневи старушку зря.
Кульбач: Ну а бабка что за фря?
Чё к чему метлой махать?
Кульбачиха: Чёрта старого брехать
Отучить ведь невозможно!
Цельный век грешит безбожно.
Кульбач: Я грешил всегда словесно,
Ну а ты, жена – телесно!
Тут уж бабка окончательно взвилась и перешла к активным действиям. С метлой наперевес она кинулась в сторону своего двора, чтобы достать обидчика, позволившего сомневаться в её непогрешимости и втаптывать в грязь незапятнанную женскую честь. Однако Еросим поспешно загородил собой дырку в заборе.
Кульбач: Бабка, ты не егози
И метёлкой не грози!
Кульбачиха: Струсил? Сразу же в кусты?
Кульбач: Про кусты что ль знаешь ты?
Я-то думал, лишь про сено.
Придержи Кульбачку, Крена!
Щас из юбок скаканёт,
Да метлой меня проткнёт.
Силовна была в восторге. Она, наконец, дождалась настоящего спектакля. Пусть её место было не в первых рядах партера, а где-то на галёрке, разворачивающееся действие отлично представлялось для обзора. До зрителей долетали даже отдельные реплики. Хотя без слов было понятно, что здесь имела место ссора двух супругов. Причина заварушки ускользнула от ослабшего слуха Силовны, но мало ли сколько и каких «увесистых» поводов могло накопиться за целую жизнь? Любая подойдёт!
Миньша так и выражался: «С поводом увесистым спор уж не назвать простым! Но воинственный настрой всяку утварь двинет в строй! Хорошо, коль проорутся, до битья не доберутся! А как скарб запустят в бой? Тут сосед со всей гурьбой кинется их разнимать. Кульбачу бы дохромать до кончины в целости. При такой-то смелости, он всегда найдёт причину превратить в костёр лучину!».
Силовна: Миньша, глянь-ка, чё творится!
Кульбачиха пузыриться.
Миньша: Знать, кипит, коль пузырит!
Аль из тучек не искрит,
Если хмарность к непогоде?
Чё-то часто в этом годе
Громыхает там гроза!
Силовна: Дед же, старый егоза,
Бабке песенки всё пел.
Вот котёл и закипел!
Миньша: Подмешал дедок дрожжей —
Понеслась и без вожжей!
Если брага перезреет,
Если баба озвереет,
То того и жди – рванёт!
А не сеявший – не жнёт!
Силовна: Глянь, корячится с метёлкой!
То затеется с прополкой.
Дед от этого и лыс!
Миньша: Шевелюру возраст сгрыз.
Ты меня вон не щипала,
За чупрыню не трепала,
Но уж светится калганчик:
Только дунь на одуванчик!
Силовна: Ты поглянь-ка, как взбесилась!
Миньша: Что ль собакой укусилась?
Силовна: Дедом, старым кобелём!
Миньша: Дед как треснет костылём,
Дак куды её метёлке?
Силовна: Энти прутья хуже колки!
Миньша: Прут – не спица, не пронзит!
И с чего она бузит?
Силовна: Кабы слышать я могла!
Миньша: Под забором бы легла,
Ни словца б не пропустила.
Аль зашла бы, погостила.
Силовна: Дал советчика Создатель!
Миньша: Долго мается старатель,
Чтоб с песком блеснул лоток.
Коль удачлив хоботок —
Самородок зачерпнёт!
Нет – дак чёрта всё клянёт!
Тот металл свой держит крепко.
В огороде зреет репка —
Вот тебе и урожай!
Силовна: Ты меня хоть не пужай!
Заговариваться стал?
Миньша: Чист мой разум, как кристалл!
Кульбачихе всё никак не удавалось пробраться через Еросимов заслон.
Кульбач: Перекрыли все ходы?
Кульбачиха: Доберусь до бороды!
Еросим: Не дразни, Кульбач, гусей!
Сделают тебя лысей.
Крена: Да! Зачем старушку злить?
Кульбач: Бороду не дам голить!
С бородой-то я – пророк!
Хошь ишо добавить рог? —
В темя целься для удара!
К прежней шишке будет пара!
У Кульбача ещё не прошла шишка от предыдущей драки. Вообще-то, бесконечно переругиваясь и подтрунивая друг над другом, Кульбачи не скатывались до драк. Конечно, бабка частенько хваталась то за сковородник, то за скалку, но махалась больше для острастки. Дед всегда успевал увернуться или отразить атаку костыльком. В результате всякое сраженье оказывалось небольшим развлечением для обоих. Утомительным оно могло быть только для Еросима и Крены, которым уже порядком надоело разнимать и мирить соседей, а вот Силовна с Миньшей по-прежнему оставались неизменными благодарными зрителями Кульбачёвских представлений.
Последнее сражение оказалось не столь невинным. Кульбачиха застала пьяненького Кульбача заснувшим за столом на груди у местной вдовушки Повелихи, да так сладко похрапывающим, что даже слюна истекла из открытого рта на нарядное платье гостьи. Повелиха тоже спала, откинувшись на спинку стула. И ещё бы им было не уснуть, если сама Кульбачиха добавила в дедову самогонку маковый отвар, чтобы дед не шибко увлекался попойкой, а зашедшая к бабке для ворожбы Повелиха не отказалась от стопочки, предложенной Кульбачом. Водился за ней такой грех: любовь к выпивке.