Читать интересную книгу Яик-Горынович - Павел Георгиевич Малов

отобрал шпагу. Дуэлянтов тут же всем скопищем помирили, заставили выпить пунша на брудершафт, и мир в собрании водворился.

В разгар веселья камердинер доложил Алексею Орлову, что пришли какие-то бородатые люди с бумагой. Говорят, что казаки и просятся на прием. Орлов знал уже об этой делегации, которая подходила как-то к нему на улице, у входа в адмиралтейство, подавала челобитную от Яицкого казачьего войска. Он позвал брата Григория и велел камердинеру проводить казаков в свой кабинет.

– Пойдем, Григорий. Это как раз те люди, о которых я тебе говорил.

Братья закурили гусарские трубки и по мягким ворсистым коврам проследовали на второй этаж, где располагался рабочий кабинет Алексея. Вскоре слуга ввел туда четверых яицких казаков. Едва переступив порог, они дружно сорвали с голов высоченные овчинные шапки, чем всегда отличались яицкие от всех остальных казаков, двоеперстно закрестились в правый угол, повалились на колени. Афанасий Перфильев держал перед собой мятый лист с прошением.

– Прими, батюшка, Алексей Григорьевич, петицию от многострадального Яицкого войска, – глухо говорил он, уткнувшись бородатым лицом в ковер. – Заступись, отец родной, не дай всем нам вконец сгинуть… Век на ваше сиятельство Богу молиться будем.

– Встаньте, казаки, – приказал Алексей Орлов и многозначительно взглянул на брата. – Я думаю, Григорий, надо посодействовать служивым, помочь в их бедах… Мы им службу сослужим, они – нам. Ты как считаешь?

– Сам Григорий Орлов! – зашушукались между собой казаки, вставая с пола и отряхивая шаровары.

Преданно воззрились они на братьев, ожидая решения своей участи. Перфильев продолжал держать в вытянутой руке бумагу.

– Да положи ты ее, голубчик, – с улыбкой проговорил Григорий и, сделав несколько мягких шагов по ковру, взял у казака жалобу. Повернулся к брату. – Я считаю, что помочь надо. Я завтра же передам сие прошение в правительственный Сенат и буду ходатайствовать о прекращении следственных мер по розыску и поимке казака Петра Герасимова.

– Отец родной, утешил! – вновь повалились на колени яицкие делегаты.

Григорий Орлов остановил их взмахом руки. Положил мятую бумагу на стол, заходил вдоль стола по комнате.

– Биться лбами о пол не надо, казаки. Что толку? Головы-то чай не казенные… А известно ли вам, что объявился у вас на Яике один разбойник, беглый донской казак Емелька Пугачев? Назвавшись ложно покойным государем Петром Третьим, дерзкий самозванец собрал небольшую шайку из приставших к нему яицких казаков, вроде вора Чики и прочих мятежников, скрывавшихся от наказания за прошлогодний бунт и убийство генерала Траубенберга. Пожег крепости и форпосты, повесил многих господ офицеров и угрожает Оренбургу…

– Ни сном ни духом не ведали, ваше сиятельство, – соврали казаки. – Ах он злодей! Ах он каторжная душа!.. Да мы его собственными руками!.. Только прикажи.

Григорий Орлов благосклонно кивнул головой, следя за реакцией казаков. У него были такие же чувства к самозванцу, и потому он им поверил. Начал излагать суть своего хитроумного плана:

– Согласны ли вы, братцы, послужить государыне императрице и всему роду православному верой и правдой?

– Согласны, ваше сиятельство! На все согласны! Говори, что делать, – хором ответили казаки.

– А делать надо вот что, – продолжил Григорий Орлов. – Двое из вас останутся здесь, в заложниках. Двое отправятся на Яик, вольются в злодейскую толпу самозванца Пугачева, войдут к нему в доверие и постараются подговорить ближайших к вору яицких казаков, чтобы прекратили разбой, отлепились от злодея, а самого б связали и выдали губернатору Рейнсдорпу. Если прожект сей удастся, по возвращении вашем в Санкт-Петербург я обещаю решить дело в вашу пользу, освободить Яицкое войско от следствия и наказания, а вам за поимку самозванца выдам награду.

Тут же решено было, что поедут Афанасий Перфильев и Петр Герасимов, а Савелий Плотников с Иваном Герасимовым останутся в Петербурге. Казакам налили по доброй чарке водки (от пунша они отказались) и отпустили с миром, условившись на следующий день оформить все соответствующие дорожные документы и выдать деньги.

Глава 37

Степные фортеции

1

Борис Атаров, получив два тяжелых ранения во время штурма Рассыпной, был оставлен в крепости вместе с остальными ранеными пугачевцами на излечение. Новый комендант – бывший местный атаман – распределил их по дворам и назначил сиделок из казачек. Лекарств не было, денег на лечение – тоже: всю крепостную казну разграбили во время приступа батюшкины молодцы. Так что увечные воины были предоставлены самим себе – и Богу, да еще сердобольным хозяйкам, из жалости ухаживавшим за несчастными. Кое-кто умер сразу, другие, оклемавшись, медленно шли на поправку.

За Атаровым присматривала пожилая, дородная оренбургская казачка, Марфа, муж которой ушел с войском Петра Третьего под Оренбург. У хозяйки была куча малолетних ребятишек – мал мала меньше – и старшая дочь, семнадцатилетняя Анисья. Она часто подменяла мать у постели раненого, когда та была занята по хозяйству, меняла у Бориса повязки, стирала белье, кормила и поила его, как маленького.

Борис Атаров, ворочаясь в постели во время ночных бессонниц, не раз вспоминал тот страшный день, когда получил ранения. Огромную толпу людей у ворот, неразбериху, сутолоку, шум боя, оглушительный грохот пушек; пронзившие его, как огненным шомполом, пули.

Та, что попала выше колена в правую ногу, прошла насквозь, не повредив кость, вторая застряла в боку, и ее потом долго доставал армейский лекарь из бывших гарнизонных солдат, копаясь железными инструментами в ране. Атарову дали для успокоения стакан водки, сунули в зубы рукоятку плетки, чтобы не кричал. Двое дюжих казаков держали его за руки, двое – за ноги. «Операция», слава Богу, прошла успешно. Борис, изгрыз от невыносимой боли всю рукоять плетки, но выдержал. Лекарь пулю удалил, крепко перевязал раны и пошел осматривать следующего.

«Вота как она, воля-то достается! – думал сейчас казак, вспоминая случившееся. – Хорошо, жив остался, других и навовсе поубивало: Ваньку Заикина, Илью Карташова… Как-то там Степка, братец младший?.. Воюет… Сколько еще нам воевать, пока всех злыдней старшин с офицерами не переведем? А на Руси их сколько, супротивников царя-батюшки? Прорва. Дворяне, генералы, министры Катькины, чтоб им пусто!.. Справимся ли со всеми? Бог его знает».

Мысли постепенно перенеслись в Яицкий городок, на берега Чагана. Борис как воочию увидел родной дом, стариков родителей, сестренку младшую Любаву, невесту Устинью… Как она там без него? Ждет ли казака из похода или закрутила новую любовь на стороне, как это частенько бывает среди казачек?.. Борис тяжело вздохнул и тут же отогнал горькие мысли в сторону: ждет, не ждет, не об том сейчас речь. Перво-наперво поскорее на ноги встать надо, а там, может, на побывку домой съездить удастся… Хотя какой там!