адвоката, который сидел недалеко от защитника и внятно слышал обе фразы.
Действительно, главная зачинщица и подстрекательница избежала гильотины, за нее расплатились Доре и Берлянд, которые и были казнены. С тех пор как существует смертная казнь, мне кажется, еще не было ни одного человеческого существа, которое заслужило бы ее больше, чем эта ужасная Берляндша. Даже трудно сказать, существует ли для таких чудовищ различие полов. Берляндша не была женщиной… это было само преступление!
Доре и Берлянд умерли без фанфаронства, но и без трусости.
Только страшная конвульсивная судорога исказила лицо Берлянда, когда в уборной Рокет он почувствовал холодное прикосновение ножниц палача к своей шее. Та же судорожная гримаса запечатлелась и на гипсовой маске, которая была снята с головы казненного и находится поныне в музее медицинского факультета.
Кажется, во всей коллекции отрезанных голов, составляющих этот музей, маска Берлянда имеет самое странное выражение, и если какой-нибудь художник задумает изобразить «смех бесноватого», то ему следует посмотреть голову Берлянда.
Глава 12
«Любовное» преступление
В этом кратком обзоре преступлений я не могу пропустить одной категории убийств, которые в уголовной классификации обыкновенно называются «любовными», но которые в действительности не более как проявления животных инстинктов и того, что есть в них самого отвратительного.
Эти преступления нельзя даже приписать самой низменной страсти, это — припадки садического безумия, когда человек выказывает себя более свирепым, чем тигр, и более похотливым, чем обезьяна.
В воскресенье, 1 декабря 1889 года, на улице Басфруа было открыто чудовищное преступление.
В одном из старых домов этой старинной улицы жила одна из тех бедных женщин, которые снискивают себе пропитание, подметая улицы Парижа. Каждое утро на заре их можно видеть с повязанным на голове платочком, в тяжелых сабо, с подвернутой за пояс юбкой и с длинной деревянной метлой в руках. Этой женщине было лет тридцать семь, и хотя она не была замужем, но пользовалась довольно хорошей репутацией. У нее была дочь, прелестная блондинка тринадцати лет, очень умненькая, кроткая и прилежная девочка, которую все в доме любили. Мать обожала ее и нежно заботилась о ней. Метельщицу звали госпожа Л., по фамилии ее первого любовника, так как он признал и усыновил девочку. Настоящая же ее фамилия была Мальфи-лятр. Не знаю наверное, но кажется, она была последней из рода несчастного поэта, умершего с голоду в прошлом столетии.
Маленькая Александрина была первой ученицей в школе, на улице Тольяндье, и ей предстояло поступить стипендиаткой в среднее учебное заведение. Кроме того, она обладала большими способностями к рисованию и очень удачно улавливала сходство, рисуя портреты своих соседей.
Мальфилятр давно уже разошлась со своим первым возлюбленным, но как большинство простолюдинов, труд которых очень тяжел и которые не понимают, как можно по окончании работы возвратиться в свою каморку без друга сердца, она завела другого любовника, некоего поденщика по имени Водабль. Это был мужчина небольшого роста, со страстным и подвижным лицом. Его белокурые жесткие усы по временам ощетинивались, точно у кота. Водабль был лентяй и пьяница, скоро он начал бить свою сожительницу, так что та была вынуждена его выгнать.
Но подобно многим женщинам ее лет она не могла расстаться окончательно с человеком, который занимал в ее жизни такое большое место. Она не хотела больше совместной жизни, но соглашалась принимать его довольно часто. И вот во время этих визитов между ними происходили бурные сцены, среди которых постоянно слышались рыдания маленькой Александрины.
Однако Водабль ласково обращался с девочкой.
В субботу 30 ноября Мальфилятр, по обыкновению, поднялась в четыре часа утра и отправилась на работу. Она возвратилась в седьмом часу, чтобы кое-чего перекусить, и разбудила свою девочку, которая тотчас же принялась приготовлять свои школьные уроки.
Девочке нужно было сделать большой рисунок, и она разложила на столе все приспособления, а мать дала ей кусочек мякиша, чтобы стереть неудачные линии. В восемь часов метельщица ушла, поцеловав свою Александрину, и сказала ей:
— Старайся, старайся, моя милочка, нужно, чтобы ты и теперь была первой.
В три часа пополудни Мальфилятр возвратилась домой и нашла у дверей Водабля, который ее ожидал. Они вместе поднялись по лестнице и вошли в квартиру.
— Я встретил Александрину, — сказал Водабль, — и дал ей несколько копеек на завтрак.
Никогда еще Водабль не был так нежен со своей приятельницей, как в тот день.
Но в шесть часов мать начала беспокоиться, — в это время ее девочка всегда уже возвращалась домой. По ее просьбе Водабль, хотя и неохотно, но согласился пойти в школу, где им объявили, что в тот день маленькая Александрина не приходила. Затем они вместе отправились к Л., прежнему другу сердца Мальфилятр, но тот также сказал, что не видел своей дочери. Тогда оба возлюбленных, старый и новый, отправились вместе с ней к комиссару полиции. Мать Александрины, вся в слезах, умоляла магистрата отыскать ее ребенка.
По выходе из комиссариата, Л. пошел по своим делам, а Водабль повел Мальфилятр к винному торговцу, где под предлогом утешить ее напоил допьяна. Потом они пошли на улицу Басфруа. Когда на следующее утро Мальфилятр встала в четыре часа, Водабль спал. В семь часов она возвратилась, но комната была пуста, Водабль уже ушел. Тогда она стала приводить в порядок свою маленькую каморку.
Вдруг, оправляя постель, она заметила между матрасами книги, пенал и рисунок своей дочери, даже кусочек хлеба, который накануне она дала ей.
Тогда, охваченная страшным предчувствием, она принялась искать повсюду…
Наклонившись, она увидела под постелью детскую ножку в синем чулке и прюнелевом ботинке.
Тогда у несчастной матери вырвался такой крик отчаяния, что соседи сбежались и вынули из-под кровати труп маленькой Александрины.
Бедняжка была задушена бечевкой, глубого врезавшейся ей в шею. Вспухший и посиневший язык висел между почерневшими губами, налившиеся кровью глаза выкатились из орбит.
Наконец, ужасная подробность! Не оставалось никакого сомнения, что малютка была жертвой возмутительного насилия.
Конечно, убийцей мог быть не кто иной, как Водабль. Я тотчас же разослал агентов в поиски его. Но Водабля не нашли ни у матери, ни на его квартире, ни в одном из трактиров, которые он по обыкновению посещал.
Иногда парижская чернь гораздо больше увлекается некоторыми уголовными делами, чем думают в интеллигентных кружках.
Когда в этом квартале, густо населенном простонародьем, узнали об ужасной смерти маленькой Александрины, целая толпа рабочих в ночь с воскресенья на понедельник приняла на себя роль полицейских-добровольцев и разбрелась искать убийцу по ночлежным домам, по подозрительным