Дуровых из самого первого их общего сборника под названием
«Братья Дуровы на литературной арене» (Впервые вместе!), но резко возрастал объём и без того объёмной книги. Посему тем нашим читателям, которые проявили интерес к литературному творчеству Владимира и Анатолия Дурова, советую обратиться к названной книге, в которой особенно широко представлены именно зоопсихологические очерки старшего Дурова, ориентированные как на детей, так и на взрослых. Некоторым из них «повезло» (цикл
«Мои звери» издавался многократно), а некоторые оставались неведомыми даже специалистам, ибо хранились либо в цирковых хранилищах, либо лично у Натальи Юрьевны Дуровой.
Не стану вдаваться в сугубо профессиональные тонкости работы над подготовкой этих текстов к переизданию, так как надеюсь, что любой читатель поймёт, что, как говорится, один к одному (орфография, пунктуация, оформление прямой речи, исправление разного рода ошибок, необходимые пояснения) эти тексты для переизданий не подходят. То же самое мне пришлось делать даже со сравнительно короткими стихотворными миниатюрами А. А. Дурова, найденными мною в журналах начала XX века.
Одно могу сказать с уверенностью, что труд этот был счастливым и полностью себя оправдал. Не исключаю возможности, что где-то ещё в библиотеках, в архивах, музеях, дома у частных лиц хранятся ещё какие-то изданные (особенно – в провинциальных газетах России) и даже неопубликованные нигде дуровские тексты.
Что ж, поиск будет продолжен. А тех наших читателей, которым по той или иной причине в разные годы удалось приобщиться к литературному творчеству братьев Дуровых и других мастеров циркового искусства и литературы, просим сообщить о своих находках в издательство на имя составителя.
Формируя раздел, посвящённый творчеству Анатолия Леонидовича Дурова, я лишний раз убеждался в том, сколь мало его знают широкие круги читателей и даже специалисты, весьма редкие в мире циркового искусства.
Анатолий Аеонидович, как и его брат Владимир, занимался лепкой, тщательно изучал музейное дело, увлекался коллекционированием редких вещей, преимущественно имевших историческое и художественное значение, но всё же дрессированные звери были ему всего дороже. Недаром после разорительного пожара в Кишинёвском цирке он рискнул продать часть своих заветных музейных коллекций, чтобы приобрести животных и всё начать сначала.
Опять же, как и брат, уделял большое внимание музе кино. Его дресиро-ванные звери снимались в ряде комических фильмов, сам он как киноактер снялся в драме режиссёра А. Гурьева «Золото, слёзы и смех» в 1915 году, сравнительно незадолго до своей кончины. А. Л. Дуров внимательно следил и за театральными новинками, в частности, явился автором едкой пародии на спектакль «Царь Эдип».
Не имея инженерного образования, он сам по своему оригинальному проекту сконструировал мотоцикл!
А вот журналист и краевед Владимир Гиляровский, знаменитый в Москве дядя Гиляй, всё же главный акцент сделал на дрессуре:
Ты – автор шуток беззаботных.
Люблю размах твоих затей!
Ты открываешь у животных нередко качества людей.
Талант твой искренне прекрасен.
Он мил для взрослых и детей.
Ты, как Крылов в собраньи басен, заставил говорить зверей!
Итак, перед вами весьма разносторонний поэт-сатирик Анатолий Леонидович Дуров. Открытия ждут вас!..
Анатолий Леонидович Дуров
Лекция о смехе и жрецах смеха
I. Смех
Милостивые государи!
Мне совершенно понятно изумление, какое выразилось на ваших лицах, когда вы увидели имя Анатолия Дурова не на двухаршинной размалёванной афише, среди изображений головоломных эквилибристов, наездниц, обезьян и прочего циркового антуража, а на скромном анонсе, извещавшем, что этот именно Анатолий Дуров, ни мало ни много, прочтёт лекцию!.. Вы, конечно, подумали, что тут случилась какая-то ошибка, что-нибудь не так – либо не Дуров, либо не лекция. Однако, дочитав до конца, вы узнали, что лекция будет о смехе. Да, пожалуй, ведь смех – это его специальность, – может быть, что-нибудь и выйдет.
Выйдет ли что-нибудь из моей попытки, судить будете вы, а пока я только позволю себе заметить, что ваше изумление было неосновательно. Нас, служителей смеха, вы привыкли видеть, так сказать, в моменты исполнения наших обязанностей, когда мы напрягаем силы, чтобы вызвать на ваших лицах улыбку. Но прошу вас верить, что мы не только смешим, а, случается, и думаем. Из дальнейшего увидите, что по самим свойствам нашей профессии нам приходится думать, быть может, даже больше, чем полагается иному смертному.
И вот по привычке думать и задумываться над окружающими меня явлениями я, естественно, прежде всего и чаще всего должен был останавливаться на явлении, которое сопровождает каждый шаг моей жизни, составляет основу моей профессии, даёт мне моё место в обществе, кормит и поит меня, – явлении, которым начинается и кончается каждый мой день.
Это – смех. Я служу смеху. В течение 35 лет я приношу бескровные жертвы этому милому, доброму, веселому богу, и он позволяет мне в часы досуга познавать его. И я хочу поделиться результатами этого познавания с той самой публикой, которая, может быть, не раз смеялась моим бесхитростным шуткам.
Вот всё, что я могу сказать в оправдание своей смелости выступить перед вами на этой эстраде.
Но должен предупредить вас, что всё это будет лишь результатом моих многолетних размышлений и наблюдений.
Учёности от меня не ждите. «Учёностью я вас не обморочу» («Горе от ума»).
* * *
Смех – что такое смех? Если мы обратимся с этим вопросом к специалисту-физиологу, он основательно объяснит нам, что происходит в нашем организме в то время, когда мы смеёмся. Он скажет, что смех есть особое изменение дыхательных движений, когда выдыхание происходит не сразу, а в несколько быстро следующих друг за другом толчков, что эти движения всегда связаны с сокращением известных мимических мышц лица, вызывающих расширение ротового отверстия, и т. д.
Если же мы его спросим о причинах смеха, то он объяснит нам, что это акт более или менее непроизвольный и вызывается или некоторыми представлениями, или раздражениями кожи (щекотка).
Но из этих объяснений мы о природе смеха узнаем не больше, чем знали, и для нас останется загадкой, что именно заставляет наши дыхательные движения так странно изменяться, мимические мышцы лица сокращаться, отверстие рта расширяться и т. д.
Я много слышал смеха и видел великое множество смеющихся лиц. Мне приходилось вызывать единодушный смех битком набитого зала – и чем? Сочетанием двух-трёх слов самых обыкновенных, взятых из нашего обиходного лексикона, а иногда даже без слов – одним только жестом. И я всегда спрашивал себя: да в чём же тут дело?
В чём заключается магическая сила слов и жестов, заставляющая тысячную толпу сливаться в едином неудержимом