но она приветствовала меня чисто по-человечески, с трогательной, неподдельной теплотой и вообще была совершенно очаровательной. Дузе сказала мне, что высоко оценивает мою актерскую работу.
— Вы продолжаете расти как актриса, — сказала она. — Но я не сомневаюсь, что фильмы, в каких вам приходится сниматься здесь, не позволяют задействовать весь диапазон ваших возможностей, как это было в прежних кинокартинах, снятых в Германии.
Разумеется, я не могла не согласиться с нею.
— Я принадлежу старому миру, а вы уже — новому, — продолжала Дузе. — Ваше новое искусство, оно из будущего и для будущего. — Тут она, слегка улыбнувшись, погладила меня по руке. — Но все же не забывайте тот небольшой вклад в искусство, какое внесли мы, кто работал в театре раньше, до вас. Прошлое отнюдь не мертво. Оно лишь уснуло. А будущее… — она пожала плечами. — Кто вообще знает, что будет дальше? Да это и не так уж важно. Будущее ведь еще не ожило… Оно лишь ком глины в руках у маленьких детей. Однако не комья глины создают памятники — их создают художники. Вот в чем главная проблема, если говорить о самых молодых: они думают, будто мягкая глина будущего — это все, что им необходимо. И что им вовсе не нужно понимать прошлое, чтобы научиться делать что-то из этой глины.
Взмахом руки она отмела свою большую метафору, продолжив так:
— Это больше не актуально для меня. У меня нет такой проблемы. Я вообще предчувствую, что меня очень скоро заберут на тот свет.
Она отвернулась, продолжая говорить:
— Чему я сама научилась, чтобы поделиться этим с тобой?
Пожалуй, только вот что могу сказать: пусть работа станет твоей любовью. Боюсь, что романтические увлечения художественной натуры, артиста обычно заканчиваются, к сожалению, трагически.
Она вновь повернулась ко мне и с коротким нервным смешком произнесла:
— Надо постоянно трудиться, раз уж Бог дал тебе способность говорить на языке всеобщего сердца.
Я тут же подумала о своей встрече с Сарой Бернар. Суть жестокого разочарования в ее случае была иной, однако и ее сердце оказалось разбитым… Творческие личности, они обе добивались одного триумфа за другим, однако обе в старости, под конец жизни, оказались женщинами одинокими, разуверившимися. Предчувствие Дузе насчет собственной смерти оказалось верным. Она уже вскоре, всего через месяц с небольшим, скончалась в Питтсбурге. А Сара Бернар отошла в мир иной уже за год до этого.
За несколько месяцев до моего приезда в Голливуд, компания Famous Players приобрела права на экранизацию романа «Дон Сезар де Базан» у писателя Висенте Бласко Ибаньеса[197]. Это было сделано специально для того, чтобы показать в выгодном свете возможности самого яркого киноактера, снимавшегося на этой киностудии, его звали Рудольф Валентино. Но пока шла подготовка к съемкам, он попал в ситуацию, которая и ему, и кинокомпании принесла немало негативной прессы. Между тем, если бы то же самое случилось в наши дни, произошедшее едва ли сочли достойным хотя бы упоминания…
Дело было в том, что брак со своей второй женой, Наташей Рамбовой[198], Валентино заключил в Мексике, но еще до того, как завершилась процедура развода с его первой женой, Джин Эккер[199]. Соответственно, пошли разговоры, что брак считается незаконным. Но мало этого, мисс Рамбова стала вмешиваться — с ужасающими последствиями для Валентино — во все аспекты карьеры мужа. Поскольку кинокомпания получила очень плохие отзывы в прессе, а также поскольку новая жена Валентино повела себя властно и бесцеремонно, руководителям студии пришлось расторгнуть контракт с ним, и тогда новоиспеченные супруги Валентино уехали в турне по Америке, они показывали бальные танцы.
Между тем, хотя киностудия заплатила немалую сумму за право экранизации книги, у нее не было подходящего актера в статусе кинозвезды для главной роли. Крупные средства уже успели потратить и на строительство некоторых декораций, и на работу сценаристов. Не желая отказываться от этого проекта, в который были вложены немалые финансы, администрация киностудии приняла решение пригласить меня в качестве главной героини и, соответственно, дала фильму новое название — «Испанская танцовщица»…
Новый подход потребовал перестроить сюжет таким образом, чтобы главная роль была у актрисы, а не у актера. Для любого опытного голливудского сценариста это было, разумеется, делом одного дня… Любич уже приехал на западное побережье, и я намеревалась потребовать, чтобы он получил этот фильм в качестве режиссера. Благодаря такой комбинации — его режиссура и яркая героиня, которую предстояло играть мне, — я надеялась добиться наилучшего результата за все время своей работы в Америке. По роли я была жгучей цыганкой, страстной танцовщицей. Сам фильм должен был стать моим первым серьезным дебютом в Америке с театральной точки зрения, поскольку киностудия выделила более двух миллионов долларов на пышные декорации и костюмы, которые были призваны воссоздать красочную атмосферу Испании эпохи Веласкеса. Все это позволило бы идеально проявить наши таланты: ведь мы с Любичем уже показали, на что способны, в фильмах, снятых в Германии — «Дюбарри», «Кармен» и др. Но не успела я обсудить это с Джесси Лэски, как пришла грустная новость: Мэри Пикфорд уже договорилась, чтобы Любич стал режиссером на съемках ее фильма «Розита». Я была невероятно разочарована, поскольку, помимо всех прочих обстоятельств, сюжет и в том фильме, и в моем был почти идентичным… Очень странно, почему Мэри выбрала эту роль для себя: у нее были светлые волосы и некрупные, округлые, ровные черты лица, так что она вряд ли походила на танцовщицу латинского типажа. Конечно, так она попыталась расширить диапазон своих ролей, прекратить бесконечный ряд героинь, которых играла столько лет и с таким большим успехом — это всегда были милые, юные простушки-инженю.
Правда, именно благодаря таким ролям Пикфорд не только стала одной из самых богатых кинозвезд в мире, но и смогла основать собственную продюсерскую компанию.
Съемки обоих фильмов начались примерно в одно и то же время.
Мэри Пикфорд, 1920-е годы
Поскольку сюжеты были так похожи, у газетчиков появился прекрасный шанс попытаться создать очередной миф, будто мы с Мэри поссорились из-за этого и начали враждовать. Но тут и она, и я решительно не позволили им испортить наши отношения. Мы приняли решение сыграть свои роли на максимуме наших возможностей, чтобы о нас судили только по результатам работы и никто не расстраивал нашу дружбу. Режиссером на мой фильм назначили Герберта Бринэна[200], режиссера хорошего, однако работавшего без особого вдохновения. Но мне повезло в том, что мужские