привезенным из-за границы коврам мисс Негри: «Три дня назад, понимаете ли, у нас вышла небольшая размолвка. Все из-за одного телефонного разговора. Обычная ссора, какую устраивает один из любовников, вот и все. Ничего больше. Она посчитала, что-то было не так, как надо, называйте это как угодно. По-любому, мы повздорили». Он швырнул сигарету в камин, а сам стал возиться с новой пачкой, которую вытащил из кармана. «Потом мы уже в этот день больше не виделись. Спичка у вас есть? Спасибо».
«Что ж, мы и на следующий день не виделись, в третий день тоже, то есть уже сегодня. Но это ведь вовсе не означает, что… что… как бы сказать? Не означает ничего такого…» Он щелкнул пальцами.
«А сегодня утром в газетах напечатали, будто я сказал, что слишком беден, чтобы жениться. Но это же была шутка, в самом деле. Мы с репортером сидели у нас в киностудии, говорили про фильмы и так далее. Он спросил меня, когда можно ожидать, что мы с мисс Негри поженимся». Тут Чаплин кинул едва зажженную сигарету в камин.
«Я ему сказал: мне сначала нужно найти деньги и закончить фильм. Я просто пошутил. Мне и в голову не пришло, что это напечатают в газете. У вас найдется еще одна спичка? Спасибо».
«На самом деле я сегодня утром еще не просматривал газету и ничего не знал об этом. Если бы знал, тут же позвонил бы мисс Негри и все бы ей объяснил. Однако я не видел газет до самого вечера, а к тому времени уже узнал, что… что сделала мисс Негри».
Он стал метаться из конца в конец комнаты, куря сигарету, и дым от нее спиралью взвивался за ним. Его взъерошенные волосы были в полнейшем беспорядке. Несколько прядей артистически ниспадали ему на лоб, и он без конца поправлял их рукой.
В следующие несколько часов в моем доме начался форменный кавардак. Я позвонила на киностудию, попросила их как-то приструнить репортеров. Вместо этого они заявились ко мне и принялись умолять встретиться с Чарли, аргументируя это тем, что я не должна обрывать величайшую любовную историю Голливуда… Телефон звонил без умолку, потому что все, кого я только знала — да и те, кого я мало знала, — упрашивали меня помириться с ним. Все это безумие продолжалось до того момента, когда я сдалась и позволила Чарли, чтобы он пришел и встретился со мною.
Он встал на колени, пообещал, что никогда больше не будет вести себя так глупо. Заверил меня, что отчаянно нуждается в моем обществе, что без меня ему невероятно одиноко. Ну, когда в женщине кто-то нуждается, это очень сильно на нее действует… Мое чувство одиночества абсолютно точно совпадало с тем, что испытывал он, и я капитулировала:
— Ладно, Чарли! Даю тебе еще один шанс.
Фильм «Обман» уже был принят в производство, вот-вот должны начаться съемки, а меня в очередной раз не устраивал ни сюжет, ни предложенная трактовка роли, которую мне предстояло сыграть. Я хотела играть интересные роли, где есть хотя бы какая-то глубина характера, а вместо этого снова предлагали расфуфыренную дамочку, в каждом эпизоде появлявшуюся в очередном роскошном платье и с экзотическим гримом, что имело мало отношения к героине фильма, не говоря уже обо мне. Только в одной драматической сцене, где меня, обманщицу, клеймили раскаленным тавром, мне требовалось проявить те же способности, какие были у любой танцовщицы в шоу Зигфелда…
Руководство киностудии старалось заглушить мое беспокойство, связанное с творческими моментами работы, приводя такие аргументы, как сборы, которые делали мои фильмы, и невероятное количество писем от моих поклонников. О чем вообще мне жаловаться, если в течение очень короткого промежутка времени я стала самым крупным финансовым активом корпорации Famous Players? Я же думала лишь о том, что зрители, прежде восторгавшиеся моей игрой в «Мадам Дюбарри», в «Кармен» и в других фильмах, снятых в Европе, теперь проявляли исключительное милосердие и лояльность, принимая то, что я делала в «Белла Донне». Накануне начала съемок киностудия организовала грандиозный банкет для деятелей кинопроката и владельцев кинотеатров со всех уголков США. На такое исключительно важное событие денег, разумеется, не жалели. Были приглашены два оркестра, а что касается виски и шампанского, то они лились рекой, хотя тогда все еще действовал «сухой закон»… Прокатчики самым непосредственным образом определяли судьбу фильмов, поэтому всем было приказано прийти на этот прием. Журналисты настолько блистательно раздули слухи о существовавшей якобы вражде между Глорией Свенсон и мною, что даже мы сами постепенно уверились в этом. Глория негодовала по поводу того, как много пишут в газетах про нас с Чарли. Она известила организаторов мероприятия, что выйдет на сцену только после меня: это означало, что она — кинозвезда более высокого ранга. Я до того устала от постоянных попыток манипулировать моим поведением со стороны посторонних лиц, что, вконец разозлившись, написала руководству студии то же самое в отношении нее. В результате мы обе сидели в своих артистических, выжидая, когда же другая сдастся. Время шло, гости банкета со все бо́льшим нетерпением ждали нашего выхода. Наконец, мне надоели эти игры, и я согласилась предстать на сцене первой.
На мне было великолепное, идеальное парижское платье из зеленой парчи с серебряной нитью. Оно вызвало восторг, все просто заахали, и зал взорвался аплодисментами. Я села рядом с папой Цукором и стала ждать выхода мисс Свенсон. Глория — прекрасная актриса с отличным чувством момента, поэтому она выждала сколько нужно, до тех пор, пока не стих ажиотаж, вызванный моим появлением. К сожалению, наши отношения были уже настолько напряженными, что мы не договорились, в каком одеянии предстанет каждая. И вот, она вышла на сцену и предстала перед публикой… в точно таком же платье, как у меня… Модельер не счел нужным сообщить одной из нас, что эту модель уже купила другая. В результате все несколько удивились, и восторженного поклонения попросту не возникло… Поскольку было совершенно невозможно переодеться, с достоинством удалиться за кулисы, она весь вечер просидела кипя от возмущения, а между нами оказался лишь мистер Цукор. Газеты, разумеется, всячески смаковали произошедшее, расписывая, как Негри смогла затмить Свенсон! В моей жизни, во всех ее аспектах, было столько серьезных трудностей, приходилось столько бороться, и разве не было иронии в том, что победа, доставшаяся мне на этот раз, стала результатом подобной, пустяковой, никчемной случайности?
На роль злодея в «Обмане» взяли