императрицы Катерины, требовался актер, кто был бы способен убедительно сыграть страстные, романтические отношения, но еще важнее, чтобы сумел создать искусный комедийный образ.
И вот однажды вечером, когда я садилась в машину после целого дня, потраченного на изнурявшие примерки всевозможных нарядов императрицы и на позирование в них для рекламных фотографий, ко мне небрежной походкой подошел Род Ла Рок[210]. Мы изредка видели друг друга на киностудии, и я всегда воспринимала его как весьма симпатичного молодого человека. Его приятная внешность, европейский типаж, темные волосы заняли место в сердцах многих американских кинозрителей, которые воспринимали его как «латинского любовника». Но мне, уроженке европейской страны, у кого глаз лучше наметан, восхитительное сочетание позитивности и раскованной манеры общения говорило, однако, что передо мной типичный американец.
— Тебе, похоже, сегодня здорово досталось, — сказал он.
Я устало улыбнулась:
— Верно.
— Тогда, может, прокатимся куда-нибудь? Свежий воздух пойдет тебе на пользу.
— Прекрасная мысль, — сказала я, донельзя удивленная его предложением.
Время текло быстро, мы без конца шутили, смеялись, и благодаря этому я вдруг вновь ощутила, до чего же приятно оказаться в обществе мужчины, которого отличает приятная смесь беззаботности и внимательности. Наша поездка затянулась, в результате мы поужинали в каком-то ресторанчике на берегу океана, и тут я вдруг поняла: самое сильное впечатление от общения с Родом было в том, что он вообще не пытался произвести на меня никакого особого впечатления… Да вот же он, мой Алексей — еще юный, но уже возмужалый, страстный, романтичный, веселый. Ну конечно, это он!
Я рассказала Любичу, какая мне пришла в голову вдохновляющая мысль насчет главного героя, и он сразу же согласился со мною, удивившись, отчего эта кандидатура не пришла нам на ум раньше? В результате все сложилось как нельзя лучше. Мы начали съемки «Запретного рая» в приподнятом настроении, убежденные, что теперь мы точно прибавим еще один фильм к списку наших успехов. Примерно в середине съемочного процесса мы начали устанавливать декорации, в которых мне предстояло пробежать по бесконечным коридорам, а потом еще по винтовой лестнице — эти грандиозные декорации несколько походили на анфиладу залов Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. Мой наряд представлял собой просторное одеяние-«неглиже» из золототканой парчи с длиннющим шлейфом, отделанным собольим мехом. В гардеробной оно выглядело идеально, однако стало очевидно, что среди декораций и при необходимости совершать различные резкие телодвижения оно, пожалуй, будет громоздким, неуклюжим и даже опасным. Я сказала Эрнсту:
— Если я в таком наряде побегу вниз по тем ступеням, могу ведь, не дай бог, упасть и разбиться насмерть…
— Что за ерунда! — возмутился он, и его тон означал «не ерунди тут мне». — Справишься, притом идеально!
— Слушай, давай я надену что-нибудь другое, без этого шлейфа. Если он запутается в перилах, я же себе шею сломаю.
— Да что с тобой? Помнишь, как ты сверзлась, когда снимали «Глаза мумии Ма»? Мы тогда в Берлине и более опасные трюки проделывали.
— Но я была тогда моложе.
— Ну, всего-то на три года.
— Понимаешь, именно тогда я поняла, что не нужно рисковать впустую, — робко добавила я. — Да и кроме того, сейчас моя шея сто́ит куда больше…
— Ах, так. Ну-ка, давай сюда твое неглиже. Сейчас покажу тебе, как это делается…
Отобрав у меня это одеяние, он тут же нацепил его на себя.
Что ж, все было как в старые времена… Мы снова ссорились прямо на съемочной площадке, и нам обоим это невероятно нравилось.
Напялив на себя мою невероятную хламиду, попыхивая своей неизбежной сигарой, Эрни промчался вниз по лестнице, потом по всему коридору, туда и обратно… Возвращая мне костюм, он заметил:
— Вот, видишь, как все просто?
Все участники съемочной группы истерически хохотали, а я, проглотив смешок, ответила:
— Вот спасибо. Убедил ты меня, что и говорить. А сигара твоя — вот в чем, оказывается, секрет блистательного «стиля Любича»! То, что надо для императрицы!
За время съемочного процесса мы с Родом стали близкими, очень близкими друзьями. Причем эти отношения куда больше походили именно на дружбу, а не на страстную любовь.
Я не любила его, а питала к нему самые нежные чувства, причем испытывала невероятный восторг — после моих отношений с Чаплином — от того, насколько легко и непринужденно могут чувствовать себя оба, и мужчина, и женщина, которые просто наслаждаются обществом друг друга.
Я хотела сделать Роду какой-нибудь особенный, хороший подарок на день рождения, а времени на магазины у меня не было — так много мы работали. Перебирая содержимое своей шкатулки с драгоценностями, я вдруг обнаружила тот самый неоправленный бриллиант, который Чарли вручил мне в знак нашей помолвки… Я и забыла о нем с того вечера на Рождество, когда мы с Чарли впервые поссорились всерьез. Из этого камня мог получиться отличный, элегантный подарок, и я отдала его тому ювелиру, у кого Чарли его купил, чтобы он вставил его в платиновый мужской перстень.
Род был в невероятном восторге от моего подарка, однако через неделю он вдруг появился у меня вконец разъяренный:
— Этот бриллиант тебе Чаплин подарил?
— Вообще-то невежливо спрашивать, откуда взялся подарок, который я сделала для тебя.
— К черту вежливость! Чарли говорит, что если еще раз увидит меня с этим кольцом, то меня прибьет, а кольцо отнимет!
Теперь, получается, я должен всякий раз улепетывать, едва завидев его.
Меня это немало удивило.
— А тебе-то что? У тебя рост под сто девяносто. Надо ли тебе его бояться?
Он воспринял это как оскорбление своего достоинства, что его еще сильнее задело, и наш разговор быстро превратился в горячую перепалку, которая продолжалась все время, пока мы в тот день снимали длинную любовную сцену. Что ж, все, кто умел читать по губам, могли понять, что́ мы на самом деле говорили друг другу во время страстного диалога.
Пола Негри и Род Ла Рок в фильме «Запретный рай», 1924
Через несколько дней, поздно вечером, я услышала странные звуки под моим окном. Сначала я подумала, что это вор. Ведь в газетах не раз писали, что в своих фильмах я ношу собственные драгоценности, а для картины о Екатерине Великой их конечно же в моем доме должно было быть предостаточно. В ящике ночного столика я нащупала револьвер, из которого, как ни странно, я и в самом деле научилась неплохо стрелять, когда ходила в тир в парке развлечений в Венисе. Потом я неслышно подкралась к окну и, направив револьвер в ту