приютит у себя нашу маленькую компанию – меня, верного Салаи и Фанфойю. Принимать по одежке люди еще не разучились, в конце концов.
Солнечные лучи почти разогнали утренний туман на улицах Флоренции, когда колеса нашей повозки заскрипели-загрохотали по булыжникам мостовой. Мы направляемся к северным воротам города, а несчастный подмастерье так и стоит у монастыря, один-одинешенек, глядя нам вслед.
БЕЛЛИНА
Флоренция, Италия1507 год
Беллина никогда не ждала, что Господь будет отвечать на все ее молитвы, но надеялась, что Он услышит самые важные просьбы.
Однажды ночью после долгих часов треволнений, схваток и тяжких трудов по родовспоможению на свет появился чудесный мальчик. Беллина никогда еще не боялась так за жизнь Лизы, как в этот раз, и не отходила от нее ни на шаг, все время шептала на ухо ласковые, успокаивающие слова, пока накатывали и отступали спазмы, в дело шли щипцы и прочие инструменты и пока ей не показали скользкого, орущего младенца.
Семь дней домочадцы Франческо дель Джокондо ликовали, радуясь рождению еще одного продолжателя рода и тому, что мать новорожденного осталась жива после этого сурового испытания. А потом мальчик занемог, и на двенадцатый день после родов все семейство снова оделось в черное и проводило его в семейную усыпальницу под сенью Санта-Мария-Новелла. В доме занавесили окна черными шелками из мастерских Франческо, и Беллина видела, как в глазах Лизы снова сгустился мрак скорби. Теперь ее госпожа опять днями напролет сидела, глядя в одну точку, а когда Беллина заговаривала с ней, отсылала служанку прочь.
Беллина занимала себя хлопотами по хозяйству – кипятила воду, стирала, меняла постельное белье, выметала пыль из углов, собирала паутину с хозяйских сундуков. Она старалась оставаться незаметной – боялась привлекать внимание к себе и к своей каморке, где, спрятанный в шкафу, все еще хранился незаконченный мастером Леонардо портрет ее госпожи.
Так что, когда Франческо призвал ее к себе, Беллина заробела, не зная, чего ожидать, и сердце у нее заполошно забилось.
Она опасливо постучала в приоткрытую дверь рабочего кабинета Франческо на первом этаже.
– Вы хотели меня видеть, синьор?
– Беллина! – отозвался он. – Входи.
Она переступила порог. Никому не дозволялось являться сюда без приглашения. В первые секунды Беллина поразилась количеству приходно-расходных книг с загнутыми уголками страниц – там были бесконечные списки сложных торговых сделок с чужеземными купцами, заказов на овечьи шкуры из Прованса и на тюки шерсти из Лиона. Франческо закупал сахар на острове Мадейра, выделанные кожи в Ирландии. Среди книг и тетрадей лежали потрепанные карты с нанесенными на них морскими и сухопутными торговыми путями.
– Перейду сразу к делу, – начал Франческо. – Мы все думали, что сейчас ты будешь занята уходом за младенцем. И ты, вероятно, тоже к этому готовилась.
– Да, я очень ждала этого, синьор, – сказала Беллина. На мгновение ее сердце сжалось от страха – неужто Франческо хочет ее уволить? Возможно, хозяин считает, что теперь, когда она начала стареть, а малыша, заботу о котором ей можно было бы поручить, больше нет, в ее услугах отпала необходимость? Что она теперь не нужна и нежеланна в этом доме?
– Видишь ли, – продолжил Франческо, – в моих мастерских на Пор-Санта-Мария расширяется производство тканей. У нас появились новые заказы из Фландрии и Португалии. Кажется, обстоятельства благоприятствуют нашему семейному делу.
Беллина кивнула, хотя все еще не понимала, к чему он клонит и как намерен с ней поступить.
– Теперь, когда нас постигло трагическое событие и чаяния не оправдались, я подумал, что твои навыки могут пригодиться в моей самой большой мастерской. В доме у нас достаточно прислуги, а ты – искусная вышивальщица, как все уже давно заметили.
Беллине потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить слова Франческо.
– Вы хотите, чтобы я работала у вас в мастерской?
– Да. Мой старший мастер, Бардо, как-то упомянул о тебе и сказал, что вы знакомы.
Беллина почувствовала, что краснеет.
– Мы… Я знаю его семью с ранней юности, – пробормотала она.
Франческо кивнул:
– Очень хорошо. Я предпочитаю нанимать только тех, кто хорошо владеет ремеслом и при этом достоин доверия. Возможно, тебе и самой захочется сменить обстановку, отвлечься от… всех неурядиц в этом доме.
Беллина не знала, что Франческо имел в виду под «неурядицами» – пребывающую в вечной скорби жену или свою властную матушку, но его предложение вызвало у нее круговерть мыслей и чувств. Она не представляла для себя иной работы, кроме как прислуживать Лизе, однако ей вдруг сделалось легче, будто она долго тащила тяжеленную корзину с мокрым бельем и наконец поставила ее на землю.
Беллина, тем не менее, не знала, что сказать.
– Думаете, старую собаку, вроде меня, можно научить новым трюкам, синьор? – спросила она.
Франческо рассмеялся:
– Уверен, ты быстро освоишься! Можешь сразу приступить к работе – Бардо объяснит тебе, что нужно делать.
Она сглотнула от волнения и кивнула:
– Если вы считаете, что так будет лучше…
– А ты со мной не согласна? – поинтересовался Франческо.
– Я… Мне бы не хотелось быть обузой…
– Согласна или нет? – Он подошел ближе и взглянул Беллине в глаза.
Она невольно отступила на шаг.
– Мне только хотелось бы знать, кто теперь будет заботиться о синьоре Лизе, – вымолвила она. – Синьора Лиза в такой глубокой скорби… Я прислуживала ей много лет. Она не захочет, чтобы мое место занял кто-то другой.
Франческо некоторое время барабанил пальцами по столу, обдумывая то, что сказала Беллина.
– Может, и так, – произнес он, – но мало-помалу Лиза поймет, что жизнь продолжается. И если окажется, что поблизости нет никого, кто готов опекать ее, как дитя малое, она вынуждена будет собраться и выйти из затворничества.
Леонардо
Милан, Италия
1507 год
Три месяца в Милане незаметно превратились в год. Я имел удовольствие понаблюдать за очередным сбором урожая на моих виноградниках у стен монастыря Санта-Мария-делле-Грацие. Когда доминиканцы хлопали меня по плечам, выражая восхищение моей «Тайной вечерей», красующейся у них в трапезной, я испытывал странную смесь гордости и удрученности. Мне больно было смотреть на собственную фреску столько лет спустя и видеть сотни деталей, которые хотелось бы исправить, да уже нельзя.
Более того, сейчас, прогуливаясь по набережной вдоль Навильо-Гранде, я замечаю, что не все мои спутники счастливы пребыванию в Милане. Фанфойе, к примеру, не терпится вернуться домой, во Флоренцию, и он уже не может это скрыть. Его утомила долгая миланская зима, которая укутывает город густыми туманами, словно норовя нас всех удушить. Мы шагаем мимо лодчонок, на которых торговцы выставляют на продажу всякую утварь; Фанфойя держится особняком, участвуя