Читать интересную книгу Поэты 1880–1890-х годов - Дмитрий Михаловский

2. «Над пенистой, бурной пучиной…»

Над пенистой, бурной пучинойСтою на крутом берегу,Мятежной любуюсь стремнинойИ глаз оторвать не могу.

Нависшими стиснут скалами,Клокочет поток и бурлит;Сшибаются волны с волнами,Дробясь о недвижный гранит.

И рвутся, и мечутся водыИз камня гнетущих оков,И молит немолчно свободыИх вечный неистовый рев.

О, если б занять этой силыИ твердости здесь почерпнуть,Чтоб смело свершать до могилыНеведомый жизненный путь;

Чтоб с совестью чистой и ясной,С открытым и честным челомПробиться до цели прекраснойВ бореньи с неправдой и злом.

5 августа 1907 Иматра

П. Д. БУТУРЛИН

Судьба Петра Дмитриевича Бутурлина необычна как для эпохи, в которую он жил, так и для поэтической среды того времени. Потомок старинного графского рода, он родился во Флоренции 17 марта 1859 года. Детство свое провел в Италии, и итальянский язык был первым языком, на котором он начал говорить.

Его прадед, Дмитрий Петрович Бутурлин, вельможа екатерининских и александровских времен, камергер и сенатор, переселился в Италию в 1817 году. Он имел дом во Флоренции, который перешел по наследству к его внуку. В этом доме и родился будущий поэт.

Пятнадцать лет провел Бутурлин за границей, не видя России и не зная ее. Одиннадцати лет его отвезли в Англию, где он был помещен в колледж в Оскоте, близ Бирмингема (увлечение Англией и всем английским было в семье Бутурлиных традиционным.) Неудивительно, что первые свои стихи поэт начал писать по-английски. Когда ему исполнилось девятнадцать лет, он издал их во Флоренции отдельным сборником.

По окончании колледжа Бутурлин попадает наконец в Россию. Произошло это в 1874 году. Он был начитан, владел языками, интересовался европейским искусством. Отца в живых уже не было. Бутурлин поселился в своем родовом имении — селе Таганча Киевской губернии, которое славилось живописным расположением (некогда оно принадлежало семейству польских магнатов Понятовских, но в начале XIX века отошло по наследству к Бутурлиным).

В Киеве поэт окончил гимназию, самостоятельно пополняя свое русское образование. В нем проснулась страсть ко всему русскому — истории, культуре, быту, языку. Он продолжает писать стихи, но теперь пишет их только по-русски. Он решает стать русским поэтом. Особенно его привлекает форма сонета, которую Бутурлин всячески культивирует, желая привить сонет русской поэзии.

В 1880 году Бутурлин покидает Киев и приезжает в Петербург. Он сдал здесь установленный экзамен и поступил на службу в министерство иностранных дел. Через три года он снова в Италии, которую покинул десять лет назад. Но теперь он уже приехал сюда в качестве советника русского посольства. Несколько лет он проводит в Риме, а затем получает назначение в Париж. До 1892 года Париж становится основным местопребыванием Бутурлина. Службой он себя обременяет не слишком, но зато много пишет и пристально изучает историю и литературу. Он сомневался в том, что усилия его, направленные на создание в русской поэзии сонета, увенчаются успехом. Но дело он не бросает и пишет сонеты в таком количестве, в каком никто из русских поэтов до него не писал.

В 1892 году Бутурлин вступил в брак с дочерью русского посла в Париже Я. А. Моренгейм, покинул столицу Франции и прочно поселился в Таганче. Он целиком посвящает себя поэзии. Осуществиться этому в полной мере было не суждено: ровно через год он забелел туберкулезом легких и еще через два года (24 июля 1895 года) умер в своем поместье и там же похоронен.

Кончина Бутурлина вызвала ряд сочувственных откликов в печати. Наиболее пространной заметкой отозвался журнал «Русское обозрение». Здесь было сказано, что покойный поэт «принадлежал к числу немногих истинных художников слова». Указывалось, что «его музу вдохновляли главным образом великие силы природы, воплощенные часто в божества древнерусской мифологии. Цельность, разносторонность и красота даваемых им картин этой одушевленной природы — часто поразительны… Форма произведений его была всегда строго обдумана и обработана, каждая небольшая вещь носила на себе печать близкого и разумного знакомства со строго классическими образцами и каждая из них была в высшей степени содержательна и музыкальна»[123].

Стихотворения Бутурлина дважды выходили отдельными изданиями при его жизни: «„Сибилла“ и другие стихотворения» (СПб, 1890) и сборник под заглавием «Двадцать сонетов» (Киев, 1891). Уже после смерти поэта вышел сборник «Сонеты» (Киев, 1895), подготовленный к печати самим Бутурлиным. В конце 90-х годов стихотворные произведения Бутурлина были собраны его женой и изданы отдельным томом («Стихотворения графа П. Д. Бутурлина, собранные и изданные после его смерти графинею Я. А. Бутурлиной», Киев, 1897). Это наиболее полное, хотя и не слишком авторитетное с текстологической точки зрения собрание стихотворений Бутурлина[124].

СОНЕТЫ

418. МОГИЛА ШЕВЧЕНКО

Над степью высится гора-могила.С землею в ней опять слилось земное,И лишь в ее незыблемом покоеПокой нашла измученная сила.

Но песнь законы смерти победилаИ страстная, как ветер в южном зное,Векам несет то слово дорогое,Которым прошлое она бодрила.

Склони чело, молись, пришлец случайный!Душе легко от радости свободной,Хотя от слез здесь тяжелеют вежды.

Кругом — синеющий раздол Украйны,Внизу — спокойный Днепр широководный,Здесь — крест, здесь — знак страданья и надежды.

5 сентября 1885 Канев

419. ТАЙНА

Есть в жизни каждой тайная страница,И в каждом сердце скрыто привиденье,И даже праведник, как бы во тьме гробницы,Хранит в душе былое угрызенье.

Хоть быстрых лет исчезла вереница,Хоть победило наконец забвеньеИ чувства давние, дела и лицаПоблекли в вихре новых впечатлений —

Но всё же иногда тот призрак дальний,Неведомым послушный заклинаньям,На миг живой из сердца воскресает;

Не грозный, не укорный, лишь печальный,Уже не в силах он карать страданьем,Но как он мстит! Как совесть он пугает!

<1887>

420. ПЛЯСКА СМЕРТИ

Я видел грозный сон. Не знаю, где я был,Но в бледной темноте тонул я, словно в море;И вот, как ветра вой, как шум от тысяч крыл,Зачался странный гул и рос в немом просторе,—

И вмиг вокруг меня какой-то вихорь плыл,Кружился в бешеном, чудовищном задоре…То были остовы. Казалось, всех могилВсе кости тут сошлись в одном ужасном сборе!

О, этот прах!.. Он жил!.. Всё ближе и быстрейМеня он обвивал, и дикий, страшный хохотПорывами звенел над звяканьем костей.

Вдруг голос прозвучал, как грома резкий грохот:«Пляши, о смерть! Ликуй! Бессмертна только ты!..»И я тонул один в разливе темноты.

<1890>

421. ОТЗВУКИ

Я чувствую, во мне какой-то отзвук спит;Он разуму смешон, как детское мечтанье,Как сказочных времен неясное преданье…А, разуму назло, порою он звучит!

Так в раковине звон далеких волн сокрыт:Прилива вечный гул и бури рокотаньеМеж стенок розовых слились в одно шептанье,Но вся стихия там воскресшая шумит.

Мы слышим этот шум — нет! этот призрак шума! —И в душных комнатах, средь дымных городов,К безбрежью синевы мгновенно мчится дума.

Надежды мертвые счастливейших годов,Ваш отзвук никогда средь темных треволненийНе призовет опять лазоревых видений!

<1891>

422. ЦАРЕВИЧ АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ В НЕАПОЛЕ

Графу П. И. Капнисту

1

К окну он подошел в мучительном сомненье;В руке — письмо от батюшки-царя;Но взор рассеянный стремился в отдаленье,Где тихо теплилась вечерняя заря.

Без волн и парусов залив забыл движенье,Серебряным щитом меж синих скал горя,И над Везувием в лиловом отраженье,Как тучка, дым играл отливом янтаря.

И Алексей смотрел на мягкий блеск природы,На этот край чудес, где он узнал впервой,Что в мире есть краса, что в жизни есть покой,

Спасенье от невзгод и счастие свободы…Взбешен молчанием, Толстой за ним стоялИ губы до крови, томясь, себе кусал.

2

В невольном, сладком сне забылся Алексей…И вот его опять терзает речь Толстого:«Вернись, вернись со мной! Среди чужих людейПозоришь ты царя, отца тебе родного;

Но кара, верь, тебя с наложницей твоейНайдет и здесь. Вернись — и с лаской встретит сноваОн сына блудного. Простит тебе… и ей!В письме державное на то имеешь слово».

И пред царевичем знакомый призрак встал,Как воплощенный гнев, как мщение живое…Угрозой тайною пророчило былое:

«Не может он простить! Не для того он звал!Нещадный, точно смерть, и грозный, как стихия,Он не отец! Он — царь! Он — новая Россия!»

3

Но сердце жгли глаза великого виденья;Из гордых уст не скорбь родительской мольбы,Казалося, лилась, — гремели в них веленья,Как роковой призыв архангельской трубы.

А он, беспомощный, привычный раб судьбы,В те быстрые, последние мгновеньяОн не сумел хотеть — и до конца борьбыБессильно пал, ища минутного забвенья.

«Спаси, о господи! помилуй мя, творец!» —Взмолился Алексей, страдальчески вздыхая.Потом проговорил: «Я покорюсь, отец!»

И на письмо царя скатилася, сверкая,Горючая слеза… Какой улыбкой злой,Улыбкой палача, торжествовал Толстой!

<1891>

423. СЕРЫЙ СОНЕТ