— Это не считается, — я в темпе распределил кашу из термоса по тарелкам. Стол так и стоял возле постели, я не стал его отодвигать. — Это не навсегда.
Вен даже ложку до рта не донес.
— Так ты размышлял о том, как оставить меня себе навсегда? Присвоить то есть?
— Ну да, — признал я, смущенно перемешивая кашу. Из его уст это звучало как-то… нагло. Чужой парень без каких-либо особых достоинств, кроме кучи проблем, меньше суток назад залезший в твою постель, вдруг начинает предъявлять такие требования. — Поэтому хорошо, что ты не читаешь мысли. Решил бы скверное, — я вздохнул.
Вен аккуратно забрал у меня из пальцев ложку, положил ее на стол, а меня резко опрокинул на постель и снова навис сверху:
— Глупый, — сказал с непередаваемой нежностью, тыльной стороной ладони поглаживая мою шею, — я и так весь твой. Уже.
Дальше у меня случился небольшой провал в реальности. Только губы. И язык. И руки. И пальцы в волосах. И мешающая одежда, потому что теперь наоборот: раздет Вен, а грубая материя трется о мою кожу. И хочется кричать, как я люблю и как мне не надо ничего другого.
— До третьих склянок осталось три минуты, — неожиданно шепнул Вен и отстранился.
— Че-орт! — простонал я. — Ты садист и провокатор. И как я теперь пойду?
— Есть у меня подозрение, что ногами, — выдал Вен, с ухмылкой глядя на меня.
Я представил, насколько я растрепан, куда съехал тщательно уложенный воротник, на что похожи мятые штаны, и застонал снова, поднимаясь с кровати. Кажется, с приличным видом придется попрощаться. А внутри головы! Что творилось там! А это же Грендель!
— Я тебе отомщу, — предупредил я мрачно, направляясь к выходу.
— Буду ждать с нетерпением, — кивнул Вен.
Я погрозил ему кулаком, защелкнул за собой дверь на дактозамок — чтобы, кроме меня, никто не мог открыть ее без спроса, нечего на раздетого Вена заглядываться, — и бросился бежать по коридору.
Святые угодники, я опять опаздывал!
47
Нор выскочил за дверь, а я снова повалился на постель, потянулся всем телом и засмеялся. Жизнь была прекрасна. И удивительна. Особенно когда рядом находилось такое чудо, как Нор.
Конечно, я бы с удовольствием повалялся в постели еще пару часов, дожидаясь его, но рассчитывать на то, что Нор вернется раньше вторых склянок, не стоило. Занятия у Гренделя, потом смена в синтезаторной…
Я еще раз потянулся, встал и отправился в душ. Стоя под водой и пытаясь распутать волосы, размышлял, в каком секторе синематеки искать нужную мне информацию. По идее, схемы и чертежи Корабля находились в техническом отделе. Проблема заключалась в том, что подробных карт Дансити там не было. Все схемы ограничивались районом ферм Фатланда и реакторов.
Конечно, шахта сброса топлива могла заканчиваться и там, на среднем уровне. Но если нет… Мне очень не хотелось ползать по кабелям вслепую — искать таким образом выход можно было до смерти. Общий план Дансити показывал только расположение кают, мест отдыха и торговых центров. То есть — жилых зон. Все, что касалось рубок, технического оснащения, складов оружия и прочего, придется разыскивать в синематеке методом тыка. Или, как выражался отец, методом ассоциативного поиска.
Прикончив свою долю каши, я вернул несъеденную порцию Нора в термос, включил его на легкий подогрев, оделся, заплел подсохшие волосы в косу и вышел из каюты.
Сразу попасть в синематеку мне не удалось. Через два поворота коридора я неожиданно наткнулся на маму, которая вела за руку малыша и что-то строго ему выговаривала. Наверное, новенький. Первые дни вне родной каюты — вот и решил сбежать домой, к родителям. Такое регулярно случалось; не все дети были готовы проводить часы в общих группах — и мама, оставив с остальными помощницу, разыскивала беглецов по всему уровню. Как правило, удирали малыши по пути в спортивные залы или в солярий. А потом, заплутав в переходах, прятались по темным углам и ревели, дожидаясь спасения. Я сам, когда был свободен, нередко помогал в таких поисках.
Вот и сегодня моя мать вела в группу угрюмого мальчишку. Он утирал кулаком распухший, покрасневший от плача нос.
— Невен! — мама шагнула мне навстречу, перегораживая дорогу. — Я хотела с тобой поговорить. Ты торопишься?
— Не очень, — я присел на корточки, заглянул в лицо малыша. — Весело было по коридорам бегать? Не страшно?
— Страсно, — прошепелявил тот. — Только я все равно домой хотю.
— А что ты будешь дома делать? — удивился я. — Дома же никого нет, все на работе. Придется до вечера сидеть одному, а это ужасно скучно. Играть не с кем, истории рассказывать никто не будет, да и кормить тоже.
Малыш с сомнением посмотрел на меня, потом задрал голову к маме.
— А ты интересные истории рассказываес?
— Интересные, — она улыбнулась и потрепала его по рыжеватой макушке. — Сразу после обеда и начну.
— Ладно, — согласился мальчуган и шмыгнул носом. — Тогда я подозду. До вечера.
— Вот и молодец, — я встал. — О чем ты хотела поговорить?
— О тебе, — мама строго свела на переносице светлые брови. — Я слышала, ты связался с этим мальчиком… сверху. А о нем говорят не очень хорошие вещи.
— Кто говорит? — я вздохнул. — Лейн, небось? Или Дорсет? Чушь это все, мама. Не слушай ты всякую ерунду.
— Это не ерунда, — она покачала головой. — От верхних можно ожидать любой гадости. Ты не представляешь, как мы перепугались, когда случилось несчастье с Тором. Ведь никто не знал — кто из рейдеров погиб. Решили, что ты.
Мамины глаза заблестели от слез. Я протянул руку, погладил ее по щеке.
— Мам, я уже большой. И в состоянии сам решить, с кем мне связываться. Нор не имеет никакого отношения к тому, что случилось в шахте. Он такой же мутант, как и я. Если не веришь мне, спроси у деда. Он каждый день с ним занимается.
Мальчишка нетерпеливо дернул маму за руку, и она перевела взгляд на него.
— Посли, Ванда! — он потянул ее вперед. — А то на историю опоздаем.
— Не опоздаем, — мама улыбнулась ему сквозь слезы. — Истории после обеда, а сейчас мы вернемся в группу и будем играть в космических пиратов. Ты кем хочешь быть — пиратом или гвардейцем?
Малыш задумался, а мама снова повернулась ко мне.
— И все-таки я очень беспокоюсь, Невен. И не только я. Папа нервничает, Блич тоже, хотя и не показывает вида. Даже если ты поссорился с Лейном, неужели не мог найти себе кого-то другого, а не этого верхнего мальчика? Пусть бы шел в общежитие…
— Хватит, — оборвал я ее. — Нор будет жить со мной, и это не обсуждается. Я его люблю и хочу, чтобы вы с отцом уважали мой выбор.
— Любишь? — она ахнула. — Вен, да ты с ума сошел! Конечно, девушек мало, но ты же… Мы надеялись, ты найдешь себе спутницу, родишь ребенка. Может быть, даже не одного. Жить с мальчиком… это же от безвыходности. Допустимо, разрешено, но при чем тут любовь?
— Я его люблю, — твердо повторил я. — Мне не нужна женщина, мама. Даже самая прекрасная. Вам с отцом придется смириться. А теперь дай мне пройти, я должен идти в синематеку. Вечером мне в разведку, а я еще не знаю нужного пути.
Не слушая возражений и причитаний, я обошел маму и двинулся по коридору, не оглядываясь. Настроение, бывшее таким замечательным, ощутимо испортилось.
У нас редко говорили о любви — это было не принято. Считалось, если ты добился женщину и живешь с ней — значит, любишь. И она тебя любит, раз выбрала из десятков других мужчин.
Любить другого парня или другого мужчину… Однополые союзы строились на взаимной симпатии, иногда на влюбленности, но говорить о любви к мужчине как к женщине…
Наверняка такие пары среди мужчин встречались. Просто афишировать подобное было неприлично. Люби кого хочешь — только втихую, в своей каюте, и так, чтобы о твоих чувствах никто не знал. А на публике расписывай, как ты мечтаешь о женщине. Хвастайся тем, что девушки бросают на тебя заинтересованные взгляды. Делай все, чтобы понравиться одной из них.
Я не желал притворяться. Не сомневаюсь: если бы я решил заполучить женщину, добился бы ее без особого труда. Ощущая чужие эмоции, несложно вычислить ту, которая согласится жить со мной.