А еще больше хотелось, чтобы поверил он. И никогда, никогда не отпускал. И никуда не уходил от меня — просто потому, что не в силах оторваться.
Я все еще помнил, как больно слышать «Жил без тебя столько лет, и дальше проживу благополучно». Тем более, сам без Вена жить уже, кажется, не мог.
Я уперся ладонями ему в грудь и убедил лечь на спину. Вен подчинился без сопротивления, с интересом глядя сквозь полуопущенные пушистые ресницы и еле заметно улыбаясь. Но я решительно не собирался думать о том, кто и сколько раз до меня задавался целью доставить ему удовольствие. Сейчас он был со мной, и мне необходимо было доказать, что сокровище достойно своего сейфа. Или будет достойно — когда наберет достаточно опыта.
Я подтянулся к нему и начал с поцелуя, потому что мне показалось, что мы уже жуть как долго не целовались, и его губам пора вспомнить вкус моих. А когда поцелуй закончился, потребовал:
— Закрой глаза.
Так было проще — если Вен не подглядывал. Это случалось уже несколько раз, когда он спал, а я… а я мечтал, чтобы не спал. И, похоже, теперь сбывалось — все действительно происходило по-настоящему. В самом деле. Можно было трогать, и ласкать, и целовать, и облизывать, не боясь, что вот сейчас он пошевельнется, откроет глаза — и все закончится. И придется делать вид, что ничего подобного даже не намечалось.
Я прикоснулся к ямочке между ключицами, погладил ее, наслаждаясь, а потом повел ладони к плечам. Губами прильнул к шее Вена чуть в стороне от кадыка, оставляя маленькое розовое пятно — совсем такое, какими в прошлый раз наградил меня он, и про которые я совершенно не подумал, когда выходил из флата. Я не стеснялся их, нет. Просто оказался не готов к тому, что они так быстро разгласят общественности наличие у меня интимной жизни.
Я целовал и гладил, гладил и целовал бледное тело, облизывал и розовые сморщенные соски, и широкую грудь, и ребра, и подтянутый живот. Я добрался до золотистых волосков в паху, прошелся рукой по горячему члену, кинул опасливый взгляд вверх, проверяя, закрыты ли у Вена глаза, и только после этого взял головку в рот.
Ощущения были… непривычные. Никогда не сосал таких больших и несладких леденцов. Но гладкая головка не была неприятной на вкус, а катать ее между языком и небом, стараясь не задеть зубами, оказалось даже интересно. Я пропустил ее глубже, чтобы захватить еще немного плоти, помогая себе правой рукой, а левой стал настойчиво поглаживать яички, перебирая их в пальцах. Нет, далеко в горло, как это делал Вен, я взять не сумел, к тому же упругие волоски лезли в нос, и их то и дело приходилось отодвигать, заодно прокатывая в ладони ствол, но я старался. И настолько увлекся, что забыл поглядывать вверх. А когда почувствовал движение и поднял глаза, то замер, не размыкая губ — Вен приподнялся на локтях и смотрел на меня так… так… ну, в общем, в первый раз он так смотрел. Даже утром смотрел по-другому — из тех взглядов, что я помнил, конечно.
— Иди сюда, — прошептал он.
И я, словно загипнотизированный, тут же пополз выше, ощущая, как мой уже вставший пенис мгновенно переходит в состояние полной заинтригованности.
Не дожидаясь, пока я доберусь, Вен ухватил меня и подтянул к себе, укладывая рядом и целуя. Пока я задыхался от бурно нахлынувшего возбуждения, согнул мою ногу в колене и вновь проник пальцами в анус. От неожиданности я задохнулся, едва они задвигались внутри, лаская. Когда он успел нанести смазку, я даже не понял.
— Держись, — шепнул мне в ухо Вен, еще немного поворачивая набок, и я послушно вцепился в матрас перед собой.
А он вытащил пальцы, приподнял мою согнутую ногу и вошел — сначала одной головкой. Той самой — гладкой и чуть солоноватой, которую я минуту назад пробовал на язык. Почему-то от осознания этого стало так жарко и мало, что я едва не заскулил, но вовремя прикусил губу.
А Вен, просунув одну руку мне под шею и обняв, осторожно двинулся вперед. Я нетерпеливо толкнулся навстречу, стараясь насадиться до конца. Вен ахнул, едва не выпустив мою ногу, и прижался губами к моему затылку.
Мы полежали немного так, пока я привыкал к тому, что он внутри, что я сумел его принять, что у меня нет никаких неприятных ощущений, а наоборот — одни только приятные. И вдруг Вен двинул бедрами, потом еще раз, туда-сюда, приноравливаясь. Я с готовностью откликнулся на эти движения, и тут меня прошило таким спазмом удовольствия, что я вскрикнул. Вен прижал меня к себе сильнее, я еще раз дернулся навстречу, получил новую вспышку внутри, и перестал соображать окончательно. Я рвался то к нему, то от него, наращивая темп, прогибаясь до сведенных лопаток. Отвернул голову и закусил подушку, чтобы не орать. Потом закинул руку назад и ухватил его за бедро, притягивая Вена ближе, побуждая входить еще сильнее и глубже, выколачивая из меня дух. Простыня под нами собралась складками, в моих отключившихся мозгах крутилось только «Да!» и «Еще!», а сердце готово было выскочить из груди. Я не выдержал, выпустил подушку и все-таки закричал, забрызгивая спермой пальцы и простыню, чувствуя, как позади меня Вен тоже содрогается в оргазме, напоследок входя мощно и глубоко. Чтобы я еще нескоро забыл, как это — быть с ним, принадлежать ему, отдаваться до самого последнего, самого тайного уголка.
Впрочем, с сегодняшнего утра у меня и так исчезло желание что-либо от него прятать.
45
Что-то я еще успевал ему шептать — какие-то глупости, абсолютно мне несвойственные. Какой он чудесный, замечательный, смелый мальчик. И как я его люблю и никогда никому не отдам, пусть хоть весь Корабль развалится на части. Что он мое счастье, моя радость, моя маленькая звездочка… Глупости, в общем. Которые я не мог не говорить, потому что так оно все и было на самом деле.
Лежать в обнимку после оргазма было очень приятно. Я целовал теплую макушку, гладил расслабленный живот липкими пальцами, а Нор тихонько и довольно посапывал, устроившись на моем плече. Я бы провел так целую вечность, но мне невыносимо хотелось пить и есть. Нору тоже хотелось, его зверский голод ощущался как что-то пряное и сладкое. Вроде миндальной эссенции.
Я приподнялся, коснулся губами розовеющей раковины уха, прошептал:
— Голодный?
— Да-а-а, — как-то очень томно протянул Нор.
И хихикнул. Повернулся, обхватил меня, ткнулся носом в грудь. Жаль, что я не мог усилием воли перенести на кровать термосы с едой и тоником. Поэтому только вздохнул, высвободился из рук Нора, извиняюще поцеловал теплые сухие губы.
— Лежи, я сейчас принесу.
— Будем есть в постели? — он сделал круглые глаза. — Кошмар! Какое свинство. А заляпаем все?
— И так все заляпали, — я засмеялся. — Ляпом больше, ляпом меньше.
Я вытащил из-под него подушки, кинул так, чтобы можно было сидеть, опираясь на переборку. Хорошо, что спальник Нор убрал, и кровать стояла на прежнем месте. Так было намного удобнее.
Пока Нор прилаживался, как лучше сесть (зад у него все же слегка побаливал, хотя и не сильно), я встал, вытряхнул кашу из термоса в миски, налил в стаканы тоник, подтащил стол ближе к кровати и устроился рядом с Нором. Прикрыл одеялом его голые ноги, поправил подушку за спиной.
— Болит?
— Ну так, — Нор смущенно хмыкнул. — Немножко.
— Поедим, ты помоешься, и я тебе помажу там, — сказал я. — Хорошее лекарство, по себе знаю.
Он опять округлил глаза, и я улыбнулся его удивлению.
— А ты думал, я никогда снизу не бывал? Глупыш.
Наверное, он искренне считал, что так оно и было. Потому что неверяще покачал головой и ухватил ложку. Потом, наверное, вспомнил про Бена, свел брови к переносице и погрозил мне кулаком, чуть не уронив миску.
— Даже думать не хочу!
Я перехватил его кулак, поцеловал низ мгновенно разжавшейся ладошки.
— Это было давно, малыш. Восемь лет назад. Давно и недолго, так что забудь. Я и правда был тогда влюблен, но Бена невозможно долго любить. У него на уме один секс, а все остальное не имеет значения, в том числе и чувства.