— Жаль, что вам не пришло в голову задуматься над тем, что я уж точно не стал бы сбегать без записки!
— В том-то и дело, — несчастно вздохнула мама, — была записка. Твоею рукой написанная.
У Димона вытянулось лицо.
— И что я там написал?
— Что просто хочешь отдохнуть и чтобы я готовилась к приятному сюрпризу, — её губы задрожали, словно она не могла решить, чего ей хочется больше: заплакать или улыбнуться.
— Кто-то очень сильно постарался сделать так, чтобы меня не искали… — протянул Димон и почему-то посмотрел на меня.
— Что? — я воинственно задрала подбородок, а затем торопливо отвела взгляд и спросила у Бьёри-старшего:
— А зачем к вам Стёпка мой приходил? Волновался?
— Волновался, — внезапно развеселился рыжий, — требовал гарантий и подтверждений тому, что наш Димка на тебе женится.
Димон подавился возмущённым кашлем, а я вскочила на ноги.
— Что он требовал?
Запылали от унижения и стыда щёки, а на глаза навернулись слёзы.
— Маша, — Димон попытался обнять меня за плечи, но я вырвалась — откуда силы только взялись? От злости, не иначе — и шагнула к его отцу.
— Это неправда. Зачем? Он бы не стал…
Господи, как стыдно-то!
— Ну, не переживайте вы так, Мария Ивановна, — внезапно растерялся мужчина. — Мы просто поговорили, ничего такого. Я сказал, что Диметриуш уже большой мальчик и научился отвечать за свои поступки. Тем более раз он уже дал слово и взял обязательства…
За моей спиной тихо застонал Димон, и я оглянулась.
— Обязательства? Какие обязательства?
Демон отвёл взгляд и нахмурился. А мне почему-то вспомнился подслушанный на заправке у хомячков разговор. Помнится, тогда Димон со Стёпкой тоже что-то говорили об обязательствах. И кое-кто заверил ещё, что мне не из-за чего волноваться.
Игнорируя встревоженные взгляды родителей, я обняла себя за плечи и отступила к окну. Боже, какой стыд! Я представила себе, как Стёпка разговаривал с отцом Диметриуша. В голову полезли почему-то дурацкие присказки типа «у нас товар — у вас купец» и «расцвела малинка, да для нашего лукошка». Я не хотела чувствовать себя малинкой. И уж тем более не мечтала о том, чтобы старший брат попытался продать меня в императорскую семью. А я ему косы плела! И думала, что в целом мире у меня только два родных человека. Буся и Стёпка. Но Буся пропала, получается, уже больше месяца назад, а мы так ничего и не узнали! А Стёпка… Урод, убью его при встрече.
— Чья вообще это была идея? — спросила я, слепо глядя на тяжёлые шторы. И уже задав вопрос, поняла, что не хочу слышать ответа. Каким бы он ни был, мне он не понравится. Я вдруг почувствовала, что задыхаюсь, и потянулась к шёлковому шнуру, чтобы раздвинуть шторы и распахнуть окно.
— Не трогай! — вскрикнул за моей спиной папа Димона.
А мама добавила, внезапно охрипнув:
— Журналисты!
— Какие журналисты? — я шарахнулась от подоконника, нечаянно влетев в Димона, который, воспользовавшись случаем, немедленно обнял меня за талию.
— Обычные, — пояснила женщина, — вездесущие.
— Вы вообще в курсе, на каком мы этаже? — съязвил Димон.
— Так они дроны засылают. Всё хотят невесту сфотографировать. Как с цепи сорвались после помолвки. Душу уже всю вынули…
— Вы что же, уже и помолвку провести успели? — проворчал Диметриуш, отказываясь выпускать вырывающуюся меня из объятий. — Хоть бы у гипотетических жениха с невестой согласия спросили.
— А что нам оставалось? — мама картинно заломила брови. — Девочка из хорошей семьи. А её имя все газеты полощут. Ещё и фотографию эту где-то откопали…
— Какую фотографию? — прохрипела я, и мама, тяжко вздохнув, достала из сумочки сложенный вчетверо газетный лист, где прямо под кроваво-красным заголовком красовалась моя фотография. Из школьного выпускного альбома. Та самая, чёрно-белая, на которой я с такой перекошенной рожей, словно у меня понос и одновременно болят все зубы сразу.
— Что это? — я покраснела и подняла взгляд на Диметриуша. — Господи! Откуда они это взяли? Я что, сплю?! Это опять один из твоих кошмаров?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он сочувственно поджал губы и покачал головой.
— И не говорите, сущий кошмар, — кивнула его мама. — Я даже расстроилась из-за Митеньки. Род, конечно, древний, но жениться на этом… Неужели мой мальчик не мог как-то по-другому выйти из сложившейся ситуации?
— Мама!
— Наташа!
— Но теперь смотрю, что не всё так плохо. Надо будет только для журналистов фотоссесию устроить, чтобы Мироздание не гадало, чем вы внука Красного императора приворожили. Не обижайтесь, но на этой фотографии вы, Машенька, и в самом деле как-то… не очень.
Она явно собиралась наградить меня более ярким эпитетом, не знаю, что её остановило. Недовольный ли взгляд мужа, хмурая ли бледность Димона. А может, моё тяжёлое дыхание и хрип, вырвавшийся из горла.
— Ситуация?
Кто откачал из комнаты кислород? Верните немедленно! Я погибаю!
— Сессия? Журналисты? Митенька?
Диметриуш укоризненно смотрел на мать, его отец — сочувственно на меня. А мне стало совсем плохо. До тошноты. Хотя я думала, что после новостей о Стёпкиной выходке хуже уже не будет. Мерзко, когда тебя старший брат пытается втихаря замуж выдать, невыносимо, когда ему для этого приходится шантажировать семью жениха. Да и сам жених особой радости по поводу состоявшейся помолвки не демонстрировал.
Я затравленно огляделась по сторонам и с трудом выдавила из себя:
— Мне надо выйти.
— Маш…
Меня колотило от унижения. Не в силах посмотреть родителям Диметриуша в глаза, я, едва не плача, повторила:
— Мне надо! Пожалуйста.
И отчётливо услышала, как Диметриуш скрипнул зубами. Правильно. Достала я его уже своим нытьём.
— Мы ненадолго, — кивнул он родителям, — располагайтесь, чувствуйте себя, как дома… Ну, вы в курсе.
Схватил меня за руку и поволок в коридор.
Недостаточно быстро, к сожалению, потому что до моих ушей успели долететь слова Бьёри-старшего:
— Что с тобой происходит, Наташа? Я не замечал в тебе такой чёрствости…
— Он мой первенец, — спокойно ответила она.
Правильно. Он первенец, а я воровка, позарившаяся на чужое. Недоразумение, недостойное дышать тем же воздухом, которым дышит Диметриуш Бьёри. Абстрактное «это», из-за которого хочется передёрнуть плечами и брезгливо умыть руки…
Когда Димон открыл дверь в ванную, я ещё думала, что он оставит меня одну, даже когда зашёл в санузел вместе со мной, решила, что просто показать хочет, где тут полотенца и всё такое, но когда он запер за собой дверь на защёлку, я только руками всплеснула от бессилия и попросила жалобно.
— Не надо.
— Что «не надо»?
— Ничего. Объяснять ничего не надо. Я не хочу. Пожалуйста, уйди.
«Неужели ты не понимаешь, что я не хочу разреветься при тебе!?» — немо кричала я, но Димон меня не услышал. Или не захотел услышать.
Он молча обхватил ладонью мой затылок, наклонился и поцеловал. Глубоко, жадно. Так, словно и не было той чувственной бури, которую мы совсем недавно пережили. Я пыталась его оттолкнуть, я кричала, ударить его хотела, но он раз за разом закрывал мне рот поцелуем, ловил руки, удерживал на месте, не позволяя вырваться, пока я не обмякла, уткнувшись лицом в его грудь, всё-таки разревевшись.
— Тише, тише… — шептал демон, ласково наглаживая мою спину. — Ты просто устала. Перенервничала… Я объясню… Это всё ерунда. Я Сержанту морду набью, хочешь?
— Он сильнее, — всхлипнула я.
— Зато я злее, — улыбнулся Диметриуш. — И не гнушаюсь подлыми приёмчиками, как ты уже успела заметить.
Я поморщилась, вспоминая свою истерику по поводу того, как Димон нас из Подвала перенёс. Чего завелась, спрашивается?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Лифт и правда не работал? — нехотя поинтересовалась я, на что демон лишь пожал плечами. Чёрт! Некрасиво получилось. Хотя сейчас мне надо больше волноваться о том, как выбраться из той ситуации, в которую меня любимый братик загнал. Глаза снова защипало от набежавших слёз, и я опустила веки. Спрашивать было страшно, но я спросила: