Раздражающей тенью мелькнула мысль о том, что с этим подглядыванием либо не нужно было начинать, либо нужно было закончить чем-то более весомым, нежели несколько коротких взглядов на обнажённую грудь. На влажную, нежную и такую желанную грудь.
Мля.
Задержал дыхание и погрузился под воду, надолго, пока в глазах не потемнело, пока лёгкие не начали гореть, требуя кислорода. Прямо сейчас! Со всхлипом вынырнул, жадным ртом хватая горячий воздух оазиса и констатируя тот факт, что этот метод снятия возбуждения работает не хуже холодной воды.
Ногами коснулся дна и выпрямился, вытирая лицо двумя руками и фыркая, а затем вдруг повернул голову в ту сторону, куда убежала Мария и забыл вдохнуть.
Она смотрела. Стояла на берегу в одной майке, держала в руках забытые джинсы и смотрела. Так смотрела на него, что благие намерения, вспыхнув ярко-синим пламенем, приказали долго жить, толкая Димона вперёд, туда, где в зелёных глазах за тонкими линзами плещется восхищение и ожидание.
Опомнилась Маша первой. Покраснела густо, до злых слёз, осознав, что он заметил её неприкрытый интерес, и отвернулась, разорвав контакт.
Жаль.
Диметриуш опустил веки и понимающе улыбнулся, а затем снова нырнул, даже не пытаясь избавиться от возбуждения, откровенно наслаждаясь этой тянущей болью в паху и воспоминанием о том, КАК она смотрела.
Когда минут десять спустя Бьёри, одетый в одни лишь джинсы, снова появился на берегу, Маша бросила на него короткий гневный взгляд, явно собираясь упрекнуть в том, что он подглядывал, даже рот приоткрыла, а затем нахмурилась и отвернулась.
— В озере много рыбы, — произнёс Димон, борясь с желанием рассмеяться, — если хочешь, могу попробовать изловить парочку.
Нервно дёрнула плечом и отвернулась. Это что? Бойкот?
— Или, если хочешь, можем поискать птичьи гнёзда. Может, повезёт с яйцами.
Тишина. Ни раздражённого сопения, ни гневных взглядов.
— Я бы мог их запечь на углях. Вкусно.
Дёрганным движением заправила волосы за ухо, но на Диметриуша так и не посмотрела.
— Из-за чего ты больше злишься? Из-за того, что позволила мне смотреть, или из-за того, что смотрела сама?
И снова густой румянец заливает нежные щёки. Всё-таки она удивительно вкусно смущается!
— Я не специально! — наконец, произнесла Маша. Возмущённо и немного обиженно.
— А я — да, — Димон с трудом подавил усмешку, когда она недовольно засопела. — Просто невозможно было удержаться, ты же понимаешь…
— Кажется, понимаю, — искривила губы в насмешливой улыбке и выдавила уничижительно:
— О таких вещах, как такт и достоинство, ты, видимо не слышал.
— Полагаешь? — и злится тоже страшно вкусно. Просто хочется ощутить эту злость на языке. Острую и горячую.
— Полагаю, — а в глазах вызов и губы поджимает обиженно. — Потому что настоящий мужчина никогда…
— Настоящий мужчина никогда, — перебил и подошёл вплотную, решительно обняв за талию, — не упустит возможности посмотреть, как купается красивая обнажённая девушка. Это факт. И если тебе кто-то станет твердить обратное — смело плюнь в глаза этому лицемеру.
— Пусти.
Прижался губами к открытой шее, лизнул, не удержавшись, и пробормотал:
— И ещё настоящий мужчина не упускает хороших возможностей, — подул на влажный след, оставленный языком. — Я же, может, пусть и не совсем тактично, зато с предельным достоинством сдержался. Тебе так не кажется?
Не желая сдаваться и признавать чужую правоту, опустила ресницы, и Диметриуш с сожалением посмотрел на дрожащие губы. До звона в ушах хотелось поцеловать, чтобы убедиться, что и в этот раз Маша ответит. Обязательно ответит! Он же видит, как она вспыхивает от любой ласки, от каждого случайного прикосновения. Только упирается зачем-то. Зачем? Мучает только их обоих.
— Наверное, ты прав, — вдруг проговорила девушка, тремя словами выбив из Диметриуша дыхание.
— Маш…
Что он собирался сказать? Удивиться её согласию? Порадоваться сговорчивости? Может, извиниться? Диметриуш толком не знал, но он внезапно почувствовал острое желание, просто необходимость, произнести имя девушки вслух.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мария, — повторил он и отпустил, шагнув назад. — Нам нужно кое-что обсудить.
— Это точно, — согласилась она, но за нахмуренными бровями Диметриуш успел заметить мелькнувшее на миг сожаление. С чем это было связано? С тем, что он вернулся к деловому тону? С тем, что разорвал объятия? Или уже жалеет о своих словах?
— Скажи, Дим, зачем ты запер нас в этом круге? У тебя есть план или ты просто пытаешься оттянуть неизбежное?
— Неизбежность — это сказочка, придуманная слабаками себе в оправдание, — заметил он с улыбкой, вспомнив, как много лет назад впервые услышал эту фразу от Сержанта. — Я же действую по ситуации, а ситуация у нас такова, что нам придётся воспользоваться твоим даром медиума, чтобы вернуться домой.
Она кивнула и прикрыла глаза.
— Я думала об этом.
— Вот как? — он немного озадаченно посмотрел на девушку. Всё-таки думала. А если так, то к чему было это утреннее недоумение? Неужели показалось?
— Да. И я понимаю, что это самый простой вариант вытянуть нас обоих.
Сердце пропустило удар. С ума сойти! А он-то, дурак, не знал, как подступиться к Маше с разговором!
Однако уже следующая её фраза заставила почувствовать неладное:
— Не скажу, что прямо прыгаю от восторга при мысли, что нам нужно это сделать…
— М-да? — даже не пытался скрыть досаду.
— Конечно. Ты же понимаешь. Только один вопрос. Хочу уточнить, как работает эта твоя божественная защита. Она не выключится после того, как ты исчезнешь?
«Исчезну?» Бьёри не сразу понял, о чём она говорит, а когда до него дошло, едва не рассмеялся. Нет, всё же он не ошибся утром. Маша и в самом деле не поняла, что произошло, и сейчас на полном серьёзе думает, что Димон воспользуется её даром, чтобы выбраться из Подвала.
— И сколько времени тебе понадобится, чтобы вернуться? Ты же вернёшься?
— Не думай об этом. Всё будет хорошо.
Диметриуш внезапно понял, что так даже лучше. Не нужно объяснять и бороться с её смущением. Или вообще с отказом, ещё чего не хватало! Пусть лучше думает, что это стандартная процедура, всего лишь путешествие сквозь сон, а объяснится он уже на Тринадцатом. Придёт с повинной головой, покается, попросит прощения. Конечно, Маша разозлится, обидится, наверное. Но всё это такие мелочи, когда на чаше весов лежит её жизнь и безопасность!
— Только пусть это будет в последний раз, — прервав мысли Диметриуша, попросила она и добавила, немного побледнев:
— Пожалуйста.
Смешная! Она и в самом деле думает, что он уйдёт, оставив её здесь одну. Да он бы не сделал этого даже в том случае, если бы они были не в Подвале с его нестабильной временной шкалой! Нет уж, он теперь девушку от себя ни на шаг не отпустит. Не сейчас, когда понял, как ему повезло. И вообще никогда.
— Ты про кошмары? — дождался кивка и улыбнулся. — Звезда моя, ты забываешь о правиле «Трёх С». Там кроме страха и стыда, если мне не изменяет память, был ещё один безотказный способ утратить грань между сном и реальностью.
Изо всех сил стараясь скрыть смущение, Маша подобрала с бережка плоский камушек и запустила его блинчиком в озеро, а затем бросила на Димона задумчивый взгляд и спросила:
— Когда ты хочешь сделать это?
На последнем слове голос её сорвался, выдавая истинное душевное состояние, а в глазах промелькнуло что-то такое, от чего Диметриушу стало нечем дышать и снова захотелось в холодный душ…
— Как только стемнеет.
— Хорошо, — она рвано выдохнула и скрестила руки на груди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Следующие полчаса Диметриуш потратил на то, что пытался втянуть Машу в лёгкую беседу, но она либо отвечала невпопад, либо молчала, угрюмо рассматривая суматошных мальков, мельтешивших у берега и пугавшихся собственной тени, а затем вдруг хлопнула себя по коленкам и, не говоря ни слова, пошла прочь с пляжа.
— Маш, ты куда?