— Это ведь была его идея, да? Как он тебя заставил?
— Стэфан Нитхи? — Диметриуш презрительно фыркнул. — Ты и в самом деле думаешь, что меня можно заставить делать что-то против моей воли?
— Я не знаю! — всхлипнула я и спрятала лицо в ладонях. — Просто всё это так… так отвратительно!
Возникшая после моих слов пауза длилась почти вечность и нарушалась лишь моим хлюпаньем, а потом Диметриуш негромко поинтересовался:
— Маша, скажи честно, тебе так не хочется быть моей невестой?
Я растерялась. Глупый вопрос. Какая невеста? Мы едва знаем друг друга. Нет, секс, бесспорно, был потрясающим, но не выходить же ради этого замуж! В конце концов, людей должны связывать какие-то чувства. И я даже не про любовь — хотя она бы не помешала — но дружба, доверие… У нас не было даже этого.
— Не хочется, чтобы за меня делали выбор, — ответила я. — Это, мягко говоря, неприятно. Понимаешь, Стёпка… у нас с ним странные отношения. Мы долго не поддерживали связь, а когда я снова появилась в его жизни, что он делает? Пытается как можно удачнее меня продать.
Проклятые слёзы текли по щекам, щедро солили губы и мешали рассмотреть лицо обнимавшего меня демона.
— Мы всё решим, — заверил он, а я всё пыталась разобрать, что скрывается за его спокойствием. И почему он так спокоен? Ведь должен же он испытывать хоть что-то! Радость, злость, досаду… Что-нибудь! Или всё ещё хуже, чем мне представлялось? Что, если Диметриушу Бьёри на самом деле просто всё равно? Что, если плевать он хотел на всю ситуацию в целом и на меня в частности? И почему мысли об этом отзываются такой тянущей болью под сердцем?
— Никто не потянет тебя силой к алтарю, обещаю. Посмотри на меня! — Диметриуш толкнул вверх мой подбородок и, не удержавшись, поцеловал солёную от слёз щёку. — Я наверное прошу о многом, но можешь ты постараться доверять мне? Хотя бы чуть-чуть?
— Если не будешь больше ничего скрывать от меня — смогу, — ответила я и торопливо добавила:
— Наверное.
Демон только вздохнул и сокрушённо покачал головой.
— Маш, солнце моё…
— Ещё совсем недавно была звездой, — пробормотала, бросая на Димона короткий взгляд из-под мокрых ресниц. — Не пойму, меня повысили или понизили?
Он улыбнулся и потёрся носом о мой висок, а потом прошелестел над ухом:
— Оставили в том же звании.
А я вдруг успокоилась. Так захотелось ему поверить! Довериться. Потеряться в тёплых объятиях и позволить решить все мои проблемы…
— Солнце — одно, а шагает по всем городам, — вдруг продекламировал Димон, и я застыла, неверящим взглядом глядя в центр его груди. –
Солнце — моё. Я его никому не отдам.
Ни на час, ни на луч, ни на взгляд. Никому. Никогда!
Пусть погибают в бессменной ночи города!
В руки возьму! Чтоб не смело вертеться в кругу!
Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!
В вечную ночь пропадёт — погонюсь по следам…
Солнце моё! Я тебя никому не отдам!..
По-моему, я даже не дышала, а он как-то смущённо-виновато приподнял брови, поясняя:
— Бабушка Цветаеву обожает. Ну, вот и мне пришлось. Выучить кое-что.
— Не подлизывайся, — просипела я, отводя взгляд, чтобы не растаять тут перед ним, чтобы не растечься лужицей у его ног. — Я всё ещё злюсь!
— Ладно. Но ты согласна меня выслушать? Спокойно?
Нехотя кивнула.
— Только не сейчас, хорошо? Голова трещит. И вообще…
— Хорошо. Но со статусом невесты придётся смириться. Хотя бы на время.
Пришла моя очередь идти на уступки, я насупилась и кивнула, но тут же вспомнила о страшном и, встрепенувшись, предупредила:
— Но никаких журналистов и фотоссесий. Не люблю врать.
Димон замялся.
— С мамой могут возникнуть трудности, — наконец, вздохнул он, — но я постараюсь решить этот вопрос. Что-то ещё?
— Не знаю. Нет, наверное, — я устало потёрла лоб раскрытой ладонью и влюблённо посмотрела на огромную ванну.
— А что насчёт реабилитации? — проследив за моим взглядом, спросил Димон. — В этом направлении я смогу поработать?
Дыхание перехватило от мгновенного испуга.
— К-какой реабилитации?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Такой, — он улыбнулся и совершенно серьёзно, без тени насмешки, пояснил:
— Касательного самого лучшего сексуального переживания в твоей жизни.
Опустил ладони на мои ягодицы и недвусмысленной твёрдостью толкнулся мне в живот.
— Я кажется всё испортил? Хотелось бы загладить вину, — прошептал этот искуситель и прикусил кожу на моей шее, а затем, словно извиняясь, лизнул место укуса и заурчал довольно, когда я непроизвольно откинула голову, открываясь для него.
— Мне категорически не хватило того, что было, — жарко шептал Диметриуш, не отрывая губ от моей кожи. — Давай я всех прогоню, а? Хочу тебя. Голую. Прямо сейчас.
— С ума сошёл, — не смогла сдержать стона я. — Там же родители твои. И Стёпке надо позвонить. И вообще, нас целый месяц не было!
— То есть, в принципе, ты не возражаешь? — пробормотал он, пробираясь рукой мне под майку.
— Дима!
Наверное, он бы всё-таки меня уговорил, потому что, как выяснилось, я совершенно не могу сопротивляться ему, когда он такой. Открытый, страстный. Когда смотрит и действует так, словно я единственная женщина во Вселенной. Приятно до чёртиков.
К моему стыду, прервали нас родители Димона, точнее, папа, деликатно постучавший в дверь, неделикатно произнеся при этом:
— Митька, надеюсь, ты Маше показываешь, где лежат полотенца, а не делаешь ей искусственное дыхание рот в рот.
Учитывая, что в тот момент Диметриуш именно этим и занимался, я задохнулась от смущения и решительно вырвалась из соблазняющих объятий, одёрнула задравшуюся до шеи майку — и когда успел только! — ещё и кулаком погрозила. Последнее, правда, предназначалось скорее моему осатаневшему либидо, а не довольно жмурящемуся демону.
Димон поймал меня за запястье, поднёс к губам сжатую в кулак руку и игриво куснул костяшки пальцев, не отрывая от моих глаз жаркого обещающего взгляда.
— Продолжим вечером, — то ли спросил, то ли поставил перед фактом он, а я, млея от прокатившейся по телу дрожи, слабовольно кивнула.
— Не задерживайся, — попросил Диметриуш и вышел, наградив напоследок коротким поцелуем. А я ещё долго стояла, бездумно рассматривая в зеркале своё раскрасневшееся, растерянное отражение, не веря, что всё на самом деле. Не веря и боясь, что с минуты на минуту я проснусь, стеная от разочарования и боли. Или что не проснусь, но боль всё равно придёт.
Я плеснула в горящее лицо холодной воды и прикрыла глаза.
Машка-Машка, какая же ты дура слабохарактерная! Три поцелуя и одно стихотворение, а ты уже готова бежать за ним на край света. Очнись! Это демон! Все его поступки корыстны изначально. Каждый жест с намёком, каждое слово сказано не просто так!
Но сердце упоительно замирало каждый раз, когда память услужливо подбрасывала картинки из нашего недолгого совместного прошлого. Вот Димон наклоняет на бок мотоцикл и хохочет, вслушиваясь в мой визг, вот заботливо поправляет шлем, несёт на руках по пустыне, обжигает взглядом на озере в оазисе…
Господи! Кажется, непоправимое уже случилось. Я ещё не хотела в это верить, но сердце уже приняло решение и опрометчиво неслось навстречу неминуемой катастрофе. Почему неминуемой? Потому что в совместное счастливое будущее нашей пары я почему-то не верила.
Глава 20, в которой разные жизни складываются в мозаику одной судьбы
Бледное от зноя небо прочертила стремительная тень ласточки и замерла в прозрачной тени стеклянного дворца. И в тот же миг женщина с той стороны окна открыла глаза и равнодушным взглядом окинула прозрачный потолок своей комнаты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Сурх… — донеслось до неё шёпотом зелёных листьев. — Сурх ма таисса! Сурх ма сэкк! Сурх…
Тяжело поднялась, опираясь о край кровати и тряхнула головой, словно это движение могло помочь ей избавиться от голоса, который её разбудил. Печальный шёпот, наполненный болью и тоской.