А ведь она ему сразу не понравилась. Слишком высокого мнения о себе, слишком упрямая, слишком норовистая.
— Господин ректор, — причитал старый учитель, пытаясь поймать начальственный взгляд. — Ну, это же ни в какие ворота! Она же даже на окай не говорит! Надо мной же смеяться будут!
— Пусть лучше смеются, Хорх, чем плачут, — пожал плечами ректор, и старик испуганно прикусил язык.
— Конечно, мой принц!
Старый учитель вновь посмотрел на светлую головку. И трёх дней не прошло, как девушка полностью покорила его сердце своим усердием и тягой к знаниям, своим острым умом и открытой душой. Понятно, почему юный Диметриуш ходит за ней, как привязанный. Понятно, почему так ревностно оберегает. Будь Хорх на его месте, владей Хорх таким сокровищем, он бы на себя и не такое проклятие наложил. Кто бы мог подумать! Юный Бьёри не испугался зачернить душу тяжкими словами. Не побоялся обидеть того, кто столько лет был рядом с его семьёй… Впрочем, все обиды были забыты в тот день, когда старика познакомили с его новой ученицей.
Словно почувствовав его мысли, девушка подняла от свитка зелёный взгляд, и вдруг её лицо залила смертельная бледность. Она вскочила, зажав рот рукой, крикнула сдавленно:
— Не смей! Нет! Не хочу! — и вдруг начала заваливаться на бок. И завалилась бы, прямо на пол, не поймай её сидящие рядом мальчишки.
— Да что же это? — перепуганно выдохнул Хорх, и бросился к несчастной, не замечая, как ласточка выскользнула из-под карниза, сделала под потолком аудитории круг и вылетела в окно, исчезнув в облаке другой реальности. Дождливой и смрадной, заполненной запахом мокрого асфальта и бензина.
Пронеслась между проводами криворогого троллейбуса, поднырнула под арку акведука, пересекла сквер, густо уставленный скамейками, и вдруг резко свернула налево, направившись к неприметному двухэтажному особняку за высоким забором. Опустилась на толстую линию электропередач и с любопытством заглянула в затянутое крупной решеткой окно. Её бы эта преграда, конечно, не остановила, да и поставлена она была не для того, чтобы не впустить кого-то внутрь, а скорее, чтобы не выпустить, но менять пусть и смрадную и дождливую свободу на сухую и тёплую клетку маленькая птичка не собиралась, а лишь недовольно нахохлилась, блестя чёрными бусинками глаз.
Василиса встала с кровати и подошла к окну. На улице шёл дождь, и она протянула руку сквозь решётку, чтобы поймать пару капель. И пусть это не Луки, но если закрыть глаза, то можно представить на миг, что всё хорошо, что ничего плохого не происходит, что она выберется отсюда живой и здоровой. Впрочем, в последнее ведьма уже почти не верила.
В стену, у которой стояла кровать Василисы, тихонько поскребли, и женщина, нахмурившись, отвернулась. За те два месяца, что она провела в этом жутком месте, у неё появилась четвёртая соседка. Или сосед, она не знала точно, а уточнять не хотелось. У неё на лишние переживания и слёзы уже не осталось сил. Потому что и в этот раз всё закончится как всегда. Перестукивание, знакомство, обмен записками при помощи протянутой из окна в окно лески, а потом боль, крик и тишина.
«Господи! — правой рукой Василиса провела по лицу. — За что ты мучаешь меня? Убей уже или отпусти. Сил же уже нету…»
С другой стороны, именно потому, что сила в Василисе была, и немалая, её и держали в этом странном месте, изо дня в день пытаясь заставить, уговорить, обмануть. Но она держалась. И в первую очередь, ради Машки.
«Машка-ромашка, девочка моя золотая, надеюсь, у тебя всё хорошо!»
Василису не мучили, не пытали, но каждую ночь, стоило лишь женщине закрыть глаза, приходил ОН. Неясно во сне или наяву, скорее во сне, потому что в мире живых его не было уже очень давно. Только тот, кто упорно принимал ЕГО облик, об этом, видимо, не догадывался. Как и о том, что лишь это Василису и спасало. Потому что так сложно было противостоять ласковым рукам, которые она так и не сумела забыть, невыносимо тяжело было бороться с нежным шёпотом любимого голоса, уговаривающим, соблазняющим…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как долго они ещё будут пытаться пробиться к Василисе используя этот образ? Когда поймут, что это бесполезно? А главное, что сделают, поняв?
Дверь, противно скрипнув, внезапно открылась, и Василиса испуганно села. На пороге стоял мужчина. Высокий, синеглазый, волосы отливают приятной рыжиной, а на запястье пульсирует красным глазом браслет в виде змеи, кусающей собственный хвост. Так вот он, оказывается, какой. Тот, кто умеет принимать чужую личину. Тот, кто скрывался все эти ночи за лицом единственного по-настоящему любимого мужчины.
— Значит, по-хорошему ты не хочешь? — хмуро заметил пришедший.
— Что тебе надо, демон? — спросила Василиса и неосознанно прижалась спиной к стене.
— Ты знаешь.
Знает. Он никогда этого не скрывал. С первого мига, ещё тогда, в Луках, когда ведьма так по-глупому попалась в расставленную ловушку.
— Мне нужна твоя сила, — проговорил мужчина. — А ещё мне надоело ждать. Поэтому я возьму всё сейчас, хочешь ты того или нет.
Василиса напряглась.
— Если бы мог, взял бы уже давно, а так…
И она совсем уже было собралась отправить демона по всем известному адресу, но тот вдруг злорадно усмехнулся и бросил на измятое покрывало какую-то книгу. Одного взгляда хватило, чтобы опознать в потрёпанном переплёте Машкину «Ведьмину книгу», и сразу заболело сердце.
— При наличии желания, — произнёс демон, издевательски улыбаясь, — подход можно найти к любому существу. И это гораздо проще сделать, если существо женского пола. Уж больно легко вы привязываетесь.
За тем, как он приближается, Василиса наблюдала молча, мечтая испепелить незнакомца взглядом и едва не воя от осознания своей беспомощности. Она же даже самым слабым проклятьем не могла по нему ударить. Ненавистные стены особняка впитывали в себя всю выпущенную силу, как губка воду. А демон тем временем приблизился и деловито и споро принялся расстёгивать пуговки на её рубашке. Гадость какая!
— Зачем тебе это?
Заметив полный брезгливого омерзения взгляд, мужчина отшатнулся, но только на секунду, а затем, уже не думая о сохранности женской одежды, ухватился за ворот рубашки и рванул так, что перламутровые пуговицы со звоном поскакали по разноцветной плитке пола.
— Назовём это моей маленькой прихотью. Всё-таки ты очень красивая женщина, так почему бы не совместить приятное, — двумя пальцами сжал обнажившийся сосок, — с полезным.
Горячим ртом демон прижался к груди, издав при этом стон, полный наслаждения, и Василиса вздрогнула. Потому что это не было неприятно, наоборот, от каждого прикосновения мужских губ она словно загоралась. Хотелось, чтобы мужчина не останавливался, чтобы дал больше, чем предлагал…
«Да что со мной такое?» — испуганно подумала она и закрыла глаза.
Демон понимающе хмыкнул. Одна его рука скользнула за пояс леггинсов, и Василиса сильнее зажмурилась, понимая, что это конец. Пусть так. Она прожила хорошую жизнь, пусть и не такую длинную, как хотелось бы, но зато за эту жизнь она хорошо усвоила одну вещь.
— Привязанность — это не всегда плохо, — произнесла ведьма и, распахнув глаза, поймала чёрный от страсти взгляд.
— М? — мужчина поцеловал уголок приподнятых в грустной улыбке губ. — О чём ты?
О том, что ты всё-таки проиграл. О том, что не получишь то, в чём так остро нуждаешься. О том, что демоны слишком самоуверенны для того, чтобы признать простую истину: они знают о ведьмах непозволительно мало.
Василиса снова опустила веки и нащупала толстую, полную энергии нить, которая связывала её с наследницей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Отдаю добровольно, — простонала она, чувствуя обжигающее поглаживание мужских пальцев.
— Что отдаёшь, сладкая? — мурлыкнул демон.
— Всё.
На какую-то долю секунды ведьма увидела свою внучку. Та сидела в какой-то незнакомой аудитории в окружении детей и, пожав от усердия губы, что-то писала в тетради. Почувствовала прикосновение силы и задержала дыхание.