так.
— Да, наверное, ты прав, отчасти, — грустно согласилась Тамара. — Но я всё равно постараюсь дружить с ним. Может быть, так лучше для него будет.
— Как знаешь. Но я тебя предупредил.
— Ага. Ну, типа…
Она потопталась на месте, зачем-то поразглядывала магнитики на холодильнике, один из них потрогала пальцем, сдвинув немного вверх. Оглянулась на брата.
— Ээ… Спокойной ночи?
— Угу, — равнодушно буркнул Егор, снова уткнувшись в телефон.
«Козёл», — совсем не зло подумала Тамара, уходя в свою комнату.
28. Фильм во время чумы
— Я позвоню тебе в 15:42. На семь минуточек.
— В такой пунктуальности вообще есть смысл?
— Это тайм-менеджмент. Мне Нюра посоветовала.
— Ну и что это было? — спросил Ромка, когда они встретились на улице.
Уже совсем скоро наступал апрель, снег всюду стремительно таял, и в город постепенно вступало долгожданное тепло. Зимний пуховик Тамара наконец-то сменила на лёгкое синее пальто и иногда позволяла себе ходить без шапки, потому что уже было можно.
Сейчас был один из таких случаев: четверг стоял ясный и солнечный.
— Ты о чём? — спросила Тамара, «хлопнувшись» с Ромкой ладонями, а затем несколько раз стукнувшись рёбрами кулаков. Такое приветствие у них придумалось как-то само собой во время одной из прогулок.
— Ты из конфы вышла.
— А, это. Временное помутнение рассудка. Знаешь, у девушек такое случается.
— ПМС что ли?
— Грубиян, ты давно тростью по заднице не получал?
Они медленно пошли вдоль дома.
— Ну так всё-таки…
Тамара потёрла пальцем переносицу, а после с наслаждением вдохнула носом прохладный городской воздух. Весна ей нравилась гораздо больше, чем зима, и даже немного больше, чем жаркое лето. И запахи Ветродвинска, в котором она выросла, гораздо больше влекли её, чем какие-нибудь деревенские запахи, которые всегда так восхваляли взрослые.
— У меня в последнее время болели колени, — объяснила Тамара негромко, опустив глаза. — Меня повели к врачу, он сказал, что артроз. Сделали пункцию… ну, это такая штука, когда втыкают шприц и медленно выкачивают лишнюю жидкость из ноги, чтобы та не отекала. Врач мне сказал, что при такой нагрузке я три месяца пробегаю, а там — в худшем случае инвалидность.
— А в лучшем?
— Дорогая операция.
— Херово… — протянул Ромка задумчиво.
Тамару слегка успокоило то, что он не проникся к ней мгновенной жалостью, не начал смотреть сочувствующими глазами и успокаивать. Он как будто разом принял то, что реальность может быть такой, и не стал делать из неё трагедию. Как минимум за это Тамара была ему чуть-чуть благодарна.
— И что будешь делать?
— Мне Егор поможет. Брат мой. Он, кстати, просил передать тебе свои извинения за тот случай.
На самом деле, Егор не просил.
— Мда, непростая у тебя ситуация… Я ж тебе говорил, чтобы ты себя и ноги свои пожалела.
— Тогда уже было поздно, — грустно сказала Тамара.
Она повернула голову и увидела во дворе свободные качели.
Двор вообще был пустым: из-за весны здесь было слишком грязно для игр, да и дети теперь по большей части проводили время в какой-нибудь своей виртуальности. Тамаре захотелось как-нибудь проложить путь к качелям и как-нибудь покачаться (хотя она настолько редко это делала, что толком и не умела). Так она и сделала: сойдя с ровной и более-менее чистой дороги, она испачкала ботинки и немного даже колготки с носками, но добралась до качелей и, аккуратно пристроив Стикер возле одного бортика, присела на них, поправив юбку.
— Покачай меня! — попросила она Ромку без задней мысли, поболтав ногами в воздухе. Потом, схватившись за цепи, выпрямила ноги и наклонила корпус, раскачиваясь самостоятельно. Получалось плохо.
— Давай. Только держись крепче, как бы вправду не взлетела.
Взявшись за седалище сзади, Ромка оттащил Тамару назад и резко отпустил. Прокатившись по дуге, качели резко взмыли вверх. В конечной точке полёта сердце испуганно сжалось — а затем порхнуло назад.
Тамара радостно зажмурилась, раскачиваясь всё сильнее. Небо, к которому она то и дело подлетала, было над самой головой, казалось — только руку протяни. И стоит ей взлететь вверх, и тогда ни у кого язык не повернётся назвать её хромой, назвать её инвалидкой! «Да и какая из меня инвалидка?» — думала Тамара, взлетая вверх. Если она может двигать руками и ногами, может двигаться с такой сумасшедшей скоростью, может чуть ли не летать?
— Ром! — прокричала она полуиспуганно-полувосторженно. — А у многоножек крылья бывают? А то мне бы отрастить не мешало!..
— И кто ты тогда будешь? Бабочка?
— Не! Я ж сейчас не гусеница!
— Иногда — та ещё.
— Ах ты! Ты просто!.. Пользуешься своим положением, потому что я… не могу тебя стукнуть!!! — схватившись за столбец рукой, Тамара кое-как остановила качели, встала с них, взяв Стикер, шагнула к Ромке и… изо всех сил чихнула, да так, что чуть не подпрыгнула на месте. С её-то ногами!
— Куда взлетаешь? — широко ухмыльнулся Ромка.
— В кошмощь… — Тамара шмыгнула, вытерев нос рукой. — Кстати, сейчас же какая-то простуда приставучая ходит. А ты чего расстёгнутый, не боишься заболеть?
— Да куда уж мне, — Ромка равнодушно хмыкнул.
— Ну это не дело, — остановившись, Тамара схватила его за края куртки, взяла и застегнула на ней молнию до самой шеи. От Ромки чем-то пахнуло, а сам он странно на неё посмотрел. Поймав его взгляд, Тамара высунула язык.
— Бе!
— Дурная… — вздохнул зачем-то Ромка.
* * *
В Тамарином классе многие действительно слегли от гриппа: отсутствовала чуть ли не четверть класса, а часть девчонок даже приходила на уроки в марлевых повязках на лицах. Сама Тамара упорно не хотела в такой ходить, так что только почихивала иногда, но в основном против весенней лихорадки держалась довольно упорно.
Чего нельзя было сказать про других членов «Стаккато». Одно занятие Костя Соломин по болезни пропустил, но на следующий день весь фыркающий, чихающий и шмыгающий пришёл на съёмки. По его словам, пропускать такое он не хотел гораздо больше, чем занятия Людмилы Юрьевны.
Стоило ему появиться в комнате — на этот раз снимали дома у Нюры — как Агата тут же забавно отстранилась чуть ли не в другой угол, при этом упорно стараясь делать непринуждённый вид. На Костю больно было смотреть, настолько он болезненно выглядел.
— Ты нас всех тут перезаразишь! — ворчал Серёжа, усадив его в кресло. — Сидел бы дома, дурья твоя головень…
— Но съёмки же!.. — пробасил Костя и шумно шмыгнул.
Нюра нервно вздохнула.
— Я сделаю тебе лекарство. Боже… Рома, там на верхней полке вон в том шкафу коричневый плед, достань пожалуйста…
— А ты, кстати,