чувствовал?
В ответ Исайя снова улыбнулся:
– На самом деле – ничего такого, Мозес. Во всяком случае, никакого страха. Даже когда он отпустил меня и дал команду своим автоматчикам, чтобы они приготовились. Все это, скорее, было похоже на какой-то сон.
Прислушавшись, можно было, пожалуй, расслышать, как где-то за миллионы миль отсюда, в этом никому не известном будапештском дворе, время вдруг споткнулось и остановилось после того, как лязгнули и стихли автоматные затворы.
– И? – спросил Габриэль.
– Он его отпустил, – сказал Амос. – Можешь себе представить? Просто взял и отпустил.
– Да, – улыбнулся Исайя. – Он стал целиться в меня из пистолета, а потом вдруг опять заорал, набросился на меня, схватил за волосы и поволок из подворотни на улицу. Он кричал, чтобы я подавился своей улыбкой. Мне кажется, что он был просто болен. Потом он оттолкнул меня и закричал, чтобы я убирался прочь.
– Невероятно, – сказал Габриэль.
Исайя помолчал немного и затем негромко добавил:
– Наверное, это было не очень хорошо, но я не заставил долго себя упрашивать.
– Понятно.
– И все это время он улыбался, – сказал Амос. – Представляешь?
– А что стало с остальными? – спросил Габриэль?
– Остальных расстреляли, – вздохнул Амос.
– Остальных расстреляли, – как эхо отозвался Исаия. – Я слышал автоматные очереди за спиной…
Он улыбнулся.
– Понятно, – повторил Габриэль.
Продолжая улыбаться, Исаия слегка покачал головой.
– Ну, вот, пожалуйста, – сказал вдруг Амос, делая постное лицо. – Лучше не оборачивайтесь. К нам идет господин доктор.
– Ну и что? – спросил Мозес.
– Ну и все, – еле слышно прошептал Амос, в то время как кто-то взял Мозеса за локоть.
97. Трезвый взгляд на катарсис
У доктора Аппеля была неприятная манера хватать собеседника за локоть или брать под руку и держать его так безо всякой надобности в продолжение всего разговора, как будто от этого зависело само его содержание. Поэтому, когда доктор Аппель взял Мозеса под локоть, тот нисколько не удивился.
– Мозес, – сказал доктор Аппель, разворачивая его к себе. – Можно тебя на несколько слов? Надеюсь, я не помешал.
– Конечно, – Мозес повернулся к доктору.
– Тем более что мы уже ушли, – сообщил Амос и легонько подмигнул Мозесу.
– Да, – сказал Мозес. – Валяйте.
Исайя улыбался.
– Одну секунду, господа, – не выпуская локоть Мозеса, Аппель посмотрел на Амоса, потом на Исайю и Габриэля. – Надеюсь, вы не забыли, какой сегодня день, друзья мои?
– Пусть у меня выпадут последние волосы, доктор, – обиженно сказал Амос. – Как можно такое забыть? Слава Всевышнему – сегодня годовщина нашей клиники. Во всяком случае, так было с утра.
– Слава Всевышнему, – повторил доктор. – А также господину Ворвику, без которого мы бы не стояли с вами сейчас на этом прекрасном месте. Поэтому помните об этом и ведите себя так, чтобы на вас не было сегодня никаких нареканий.
Иногда, подумал Мозес, доктор Аппель выступает большим немцем, чем он есть на самом деле.
– Непременно, док, – Амос повернулся, чтобы уйти и вновь послал напоследок Мозесу взгляд, полный тайного смысла.
Улыбка на лице Исайи стала еще шире. Он вежливо раскланялся и отправился вслед за Амосом. То же сделал и Габриэль.
– Надеюсь, что они отдают себе отчет, – сказал доктор, провожая взглядом Амоса и Исайю. – Но всякий раз, когда я вижу их вместе, у меня учащается сердцебиение.
Затем он с сомнением посмотрел на Мозеса:
– Давай-ка присядем, Мозес. – Потом взял его под руку и повел к окну, где стояла пустая скамейка. – Я хочу, чтобы ты рассказал мне подробно все, что произошло сегодня ночью.
Тон его, впрочем, был вполне миролюбивый, так, словно он все уже знал заранее и только хотел уточнить кой-какие незначительные детали.
– Сегодняшней ночью, – уточнил Мозес. – Вы имеете в виду то, что случилось с господином профессором?
– Вот именно, – кивнул доктор, усаживаясь сам и усаживая рядом Мозеса. – Я имею в виду именно то, что случилось с вами и господином профессором.
– И как он, кстати? – спросил Мозес.
– По сравнению с тем, что, вероятно, могло бы быть, очень неплохо, – ответил доктор Аппель. – Давай, Мозес, рассказывай, рассказывай.
И пока Мозес, подбирая слова и перескакивая с одного на другое, рассказывал о событиях минувшей ночи, время от времени ненадолго задерживаясь на всех этих «ну, вот», «э-э» или «так сказать», доктор сидел, откинувшись к стене, сцепив на животе руки и время от времени отвечал на приветствия проходящих мимо пациентов или персонала, иногда говоря негромкое «здравствуйте», а иногда просто кивая головой, одновременно внимательно слушая то, что говорил Мозес, не задавая пока никаких вопросов, потому что, собственно, и безо всяких вопросов все и так было как будто бы совершенно ясно.
– При всем при том, – сказал Мозес, – при всем при том, я бы сказал, что профессор не волновался и был совершенно спокоен.
– Но драка, драка, – возразил доктор. – Он сломал санитару палец. Это же факт.
– Это было уже без меня, – сказал Мозес. – Я этого не видел
– Боже мой, ну, какая разница, Мозес?
– Если вас интересует мое мнение, господин доктор, то я скажу, что он, наверняка, сам был виноват вместе со своим дурацким пальцем, – голос Мозеса был тверд. – Не надо было орать на профессора. Подумаешь, какое дело, посреди ночи обвалился карниз. Тоже мне, трагедия. С каждым могло бы случиться. Тем более, он легко мог обвалиться еще в прошлом году.
Доктор Аппель выразил по этому поводу осторожные сомнения.
– А я говорю вам, что он еле держался, – стоял на своем Мозес. – Господин Цирих жаловался мне на него еще на прошлой неделе.
Доктор Аппель принял услышанное к сведению и осторожно спросил:
– Значит, ты думаешь, что в поведении господина Цириха не было ничего такого… Я хочу сказать, ничего особенного, Мозес? Ты понимаешь?
– А разве было? – спросил Мозес.
– Ну, я не знаю, – чистосердечно ответил доктор Аппель, казалось, теряя нить разговора.
– Конечно, ничего, – подтвердил Мозес. – Вы ведь не думаете, что господин профессор полез на подоконник, чтобы полюбоваться звездным небом?
Доктор внимательно посмотрел на Мозеса и спросил:
– А зачем же он тогда полез туда, по-твоему?
– Господи, – воскликнул Мозес, словно это было ясно и трехлетнему ребенку. – Чтобы подышать свежим воздухом, конечно, зачем же еще?
– Чтобы подышать свежим воздухом, – повторил доктор Аппель, поскучнев. – Понятно. Как только это раньше не пришло мне в голову.
– Ну, уж не знаю, – Мозес отвел в сторону глаза, делая вид, что не понял иронии, которая сопровождала слова доктора Аппеля.
Чтобы подышать свежим воздухом, Мозес.
Так сказать, в обход кондиционеру и категорическому запрету открывать окна.
И как назло, как раз перед самым юбилеем, сэр.
– Ладно, оставим, – вздохнул доктор. – Может быть, он говорил тебе о чем-нибудь необычном? О каких-нибудь голосах или о чем-то вроде этого?
Про какие-нибудь голоса, дружок?
– Упаси Бог, сэр, – Мозес по-прежнему не поднимал глаз. – Какие там еще голоса, доктор?
– А Бог их знает, какие, – сказал Аппель, вдруг с остервенением теребя узел галстука и с тоской оглядываясь вокруг. – Я подумал, может быть, ты что-нибудь слышал случайно.
– Ничего, сэр, – ответил Мозес.
– Очень жаль, – доктор Аппель явно терял невозмутимость, что