встречные вопросы задавай.
Он задумался.
— По-моему… — Он несколько раз хлопнул глазами, старательно припоминая. — Нет, точно — в этом году мы не созванивались. Ты же сама с ней последняя говорила — ну, тогда, в декабре! — Глаза его метнулись к моей талии.
Вспомнив, что в том разговоре Анабель уверенно подтвердила возможность того, что сейчас уже стало непреложным фактом моей жизни, я окончательно расстроилась. Надо же — она так не поленилась пойти мне навстречу, раскопать — по моей просьбе — тщательно скрываемую информацию, а я? Поблагодарила и забыла? Наслаждаюсь своей спокойной и размеренной жизнью, даже не задумываясь о том, что и она может в переделку попасть? А самой спросить? Помощь, или хотя бы участие предложить? Это ведь только мой ангел уверен, что нужно обязательно ждать, пока тебя попросят — а сколько раз она его самого выручала, без всяких взываний?
— Понимаешь, — медленно проговорила я, стараясь донести до него свои сомнения, — сегодня Франсуа звонил и сказал, что его приезд задерживается. В подробности вдаваться не стал, но с его фабрикой это точно не связано. И как-то мне неспокойно стало…
— Ну, так давай им сегодня позвоним, — предложил он без единого слова уверения, что ангел Анабель вполне в состоянии самостоятельно преодолеть любые трудности в своей жизни.
У меня от сердца отлегло. Вот такой поворот событий меня вполне устраивает. И звонить буду я!
Франсуа ответил после третьего гудка — и довольно напряженным тоном.
— Франсуа, это — Таня. У вас все в порядке? — выпалила я вместо приличествующих долгому перерыву в общении вопросов о здоровье, семье и погоде.
— Здравствуй, Танья, — обрадовано отозвался он, и добавил с легкой заминкой: — Да, у нас все неплохо.
— Ты просто отложил свой приезд, — с неловкостью принялась объяснять я, — и мы с Анатолием немного заволновались…
— Дело в том, — проговорил Франсуа с расстановкой, словно слова подбирая, — что мы с Анабель хотели вместе приехать, а у нее сейчас немного связаны руки — она никак не может отлучиться…
— Анабель не может? — на всякий случай уточнила я, и краем глаза заметила, что мой ангел резко наклонился вперед и замер. Прислушиваясь.
— Да, — непринужденно бросил Франсуа, — но у меня есть основания полагать, что скоро все уладится, и мы обязательно приедем. Как вам понравились мои предложения? — оживленно поинтересовался он.
Молодец Франсуа! Вот пусть некоторые тоже мебелью посидят при нашем деловом разговоре!
— Очень понравились, — от души рассмеялась я, — Александр готов прямо сегодня их все принять. Так что приезжайте скорее — чтобы я успела в переговорах поучаствовать, а то в декрет уйду!
— О-о-о! — Как ему удалось этот звук на тридцать секунд растянуть? — Это — замечательная новость! Анабель будет просто в восторге. И теперь я точно знаю, что она сделает все, чтобы побыстрее освободиться. Мы непременно сообщим вам, как только решим с датой.
Положив трубку, я вопросительно посмотрела на моего ангела. Он уставился в пространство перед собой — глаза прищурены, губы в ниточку сжаты, между бровями — морщинка.
— По-моему, что-то произошло у Анабель, — нерешительно произнесла я, когда пауза уж слишком затянулась.
Он молча кивнул, даже не глянув в мою сторону.
— Может, ты ей позвонишь? — предложила я чуть более настойчиво.
Он встряхнулся и снизошел, наконец, до того, чтобы одарить меня взглядом — полным вселенского терпения.
— Спасибо, сам не догадался, — ответил он подходящим взгляду голосом.
Очень хорошо — я тоже умею интерьером любоваться!
— Не знаю, не знаю, — задумчиво проговорила я, внимательно рассматривая потолок, — ты как будто говорил, что навязывать свою помощь некрасиво…
— Татьяна… — раздалось рядом со мной тихое рычание, и я немного сдала назад, чтобы не узнать, что именно приключилось с Анабель, только от нее самой. Когда приедет.
— Нет-нет, — снова обратилась я к неизменно согласному со мной потолку, — ты все очень правильно решил. Как всегда. Не забудешь мне рассказать? — решила я на всякий случай отрезать ему все пути выхода из окружения.
Вследствие вовремя отвешенного комплимента я удостоилась чести даже присутствовать при этом разговоре. Осложнения у Анабель возникли, как я поняла, с ее кружком — кто-то из них чрезмерно разактивничался с несением идей добра и терпимости в широкие массы. Мой ангел, судя по всему, их всех лучше запомнил — так и сыпал именами, выспрашивая подробности, но я как-то сразу успокоилась. Мне еще тогда, когда Анабель представила нас своим ученикам, показался странным их подход к способствованию духовного совершенствования окружающих — с одновременным накоплением собственного капитала добрых дел. Что же теперь удивляться, если кто-то решил почаще взносы на личный небесный счет делать?
Удостоверившись, что особых причин для беспокойства нет (Анабель всегда умела мягче и результативнее, чем мой ангел, на людей воздействовать), я с удовольствием погрузилась в подготовку к приезду Франсуа. У ангелов свои дела, а у нас — свои, и очень мне не хотелось, чтобы Сан Саныч передумал все его предложения — без исключения! — принимать.
Удовольствие, однако, скоро сменилось озадаченностью, а потом и вовсе настороженностью. В отношении Ларисы. Как-то уж очень быстро освоилась девочка! Наверное, решение Сан Саныча направить ее сразу же на ознакомление с новыми коллекциями придало ей некий особый вес в собственных глазах, но она вдруг начала посматривать на остальных наших ребят с той снисходительностью, с которой студент-первокурсник взирает на школьников. Нет, с новыми материалами она разбиралась все также вдумчиво и на совесть, но зачем глаза закатывать при виде старых каталогов у них на столах и языком цокать, огорченно головой покачивая, когда они продукцию из них с клиентами по телефону обсуждают? И к Сан Санычу она начала все чаще наведываться, и засиживаться у него все дольше — какие-то свои соображения с ним обсуждать. Дельные, наверно, иначе он бы ее уже в два счета выставил своим делом заниматься, но зачем же на фоне других служебное рвение демонстрировать? Не говоря уже о том, что Сан Саныч оказался вдруг глубоко осведомленным в отношении того, кто и когда на работу опоздал, и кто и на сколько минут раньше с нее ушел.
Единственным человеком, с которым она продолжала вести себя безукоризненно, оказалась я. Она разговаривала со мной неизменно приветливо, частенько спрашивала, правильно ли выполняет ту или иную работу и даже делилась иногда теми идеями по улучшению работы нашего офиса, которые потом, надо понимать, Сан Санычу выкладывала. А меня не оставляла мысль, что она, с одной стороны, на мне тренируется, а с другой — зорко следит за тем, чтобы у меня не возникло желания кого-нибудь