памяти всплывали напутствия опытных специалистов на занятиях для будущих родителей. Не кричать, не лежать, не напрягаться, дышать то глубоко, то быстро-быстро… Вставать и ходить я пыталась — но мой ангел тут же начинал виться возле меня, то под локти подхватывая, то за талию (за то, что когда-то называлось талией) поддерживая, и мне сразу же начиналось казаться, что я прямо сейчас на полу растянусь. Не напрягаться тоже не получалось — животные инстинкты просто требовали помочь матушке-природе в избавлении от источника боли. А дышать… Уж извините — как могла, так и дышала, спасибо, хоть как-то получалось.
Кричать, я, правда, не кричала. Какое-то время, пока запасные силы на то, чтобы сдерживаться, еще оставались. Во-первых, крики могли повредить малышу (эта мысль у меня гвоздем в мозгу засела — хоть в животном, хоть в человеческом!), а во-вторых, у моего ангела даже при стонах в глазах такой ужас появлялся, словно это его, а не меня, наизнанку выворачивало.
Но наступил момент, когда я всеми внутренностями почувствовала, что одними охами и сдавленным мычанием радостное ожидание малыша уже как-то не выражается.
— Да уйди ты отсюда! — выдохнула я примерно в том направлении, где должен был находиться мой ангел, и от всей души завопила.
Хлопнула дверь палаты. Почуяв, что сдерживаться больше не перед кем, я дала себе волю, громко и отчетливо взывая к матушке-природе с требованием не откладывать момент моей встречи с моим малышом в слишком долгий ящик. Не один раз — для верности. И что это за опытные специалисты, которые убеждали меня, что от криков легче не станет? Еще и как стало — я наконец-то поняла, что иногда, чтобы о тебе не забыли, и поскандалить нужно.
Снова хлопнула дверь, и возле меня оказался мой доктор, который еще более жизнерадостно сообщил мне, что ждать осталось совсем недолго. И остался со мной. За не до конца прикрытой дверью слышались возбужденные голоса (похоже, ангелы опять ругаются!), и один раз там даже что-то глухо стукнуло, словно что-то тяжелое на пол уронили, но мне было не до них. Доктор бормотал что-то бессмысленно-умиротворяющее, и в его присутствии мне почему-то не было неловко то и дело поторапливать матушку-природу.
Наконец, доктор радостно провозгласил: «Ну, вот теперь можно и рожать!», и я чуть не задохнулась. А до сих пор что это было? Это что — все еще даже толком и не началось? Цветочки были — а самое главное все еще впереди? Я чуть было не позвала моего ангела, чтобы меня немедленно подключали…. к чему они там Марину подключали — мне казалось, что меня больше не хватит ни на одну минуту этого мучения.
Но доктор велел мне перемещаться на стоящее неподалеку сооружение — и вдруг выяснилось, что я вполне в состоянии и руками, и ногами шевелить. И очень даже бодро — при мысли о завершающем этапе второе дыхание, наверно, открылось. Краем глаза я успела заметить, что дверь в палату слегка дернулась — ну, так я и знала, что, сколько его ни проси, он хоть в невидимости за мной увяжется!
Через какую-то минуту мне было уже не до него — наконец-то я могла что-то делать, чтобы ускорить встречу со своим малышом! Какие-то невидимые руки то и дело оттирали мне пот со лба, откидывали волосы, подбадривающе сжимали мне плечи… У меня еще мелькнула мысль, как это он умудряется оказаться с обеих сторон от меня одновременно? Но просто мелькнула…
Спустя… я не знаю, сколько времени… вдруг все исчезло. Рвущие на части спазмы, напряжение, от которого вены вздувались, клокочущий в горле крик, временами переходящий в гортанное рычание… А вместе с ними и силы. У меня возникло ощущение, что я превратилась в медузу, безвольно колышущуюся в теплом, ласковом океане не боли.
Я почувствовала, что к левой щеке моей приложились чьи-то губы — и одновременно по правому плечу меня легонько потрепала чья-то рука. Вот же — ангел вездесущий, мысленно улыбнулась я, закрыв глаза и каждой клеточкой своего тела впитывая ощущение покоя и умиротворения…
Окончательно пришла я в себя уже на своей кровати. Интересно, меня туда перетащили, или я сама доползла в блаженном беспамятстве? Пошевелив ради эксперимента руками и ногами, я вдруг почувствовала, что очень даже неплохо себя чувствую. Ноет все, конечно, но для меня это дело обычное — после такого-то физического испытания! Вспомнив слова Марины в больнице о каком-то не своем теле, я с гордостью подумала, что, похоже, никуда меня не пришлось подключать — сама справилась!
А где малыш? Почему его не слышно? Куда его унесли? Я резко открыла глаза — и увидела в кресле, возле моей кровати моего ангела со странно сложенными на груди руками. Он сидел, озадаченно разглядывая нечто в этих руках, сведя плечи, и даже под одеждой было видно, как напряжены у него мышцы рук. Мне вдруг так обидно стало — это кто здесь мучился, и кто его первым увидел?
Поднявшись на локте, я протянула к нему руку.
— Дай сюда.
Он осторожно опустил свою ношу на кровать рядом со мной и присел на корточки, уставившись на меня подозрительно блестящими глазами.
И вот тогда, впервые увидев личико своего сына, сосредоточенно хмурящегося во сне (ну, понятно, уже успел с отцом пообщаться — с первых же минут всем недоволен!), я вдруг отчетливо поняла, насколько они все — особенно мой ангел с Мариной — неправы. Неправы в своих вечных и бесконечных спорах, что в жизни важнее — оберегать или защищать. Это — две стороны одной и той же медали, главное — кого защищать и оберегать. Главное, чтобы было, кого хранить.
Потому что, глядя на это крохотное существо, я не испытывала ни малейшего сомнения, что его я буду оберегать от всех обид и огорчений, а появись в его жизни опасности — в клочья разорву, зубами, к чертовой матери, чтобы ни одно облачко над головой у него не висело.
Всю жизнь.
Больше книг на сайте — Knigoed.net