Ярослав спустился к боярам, на ходу поправляя воинский пояс, надетый поверх шерстяной рубахи. Чудно. Обычно князь вставал вместе с солнцем, а нынче вот заспался.
Заложив руки за спину, князь остановился напротив пришедших к нему на подворье мужчин и посмотрел боярину Гостивиту в глаза.
— С чем пожаловал, Гостивит Гориславич? Может, в терем зайдешь, трапезу разделим?
— Сыт я, — буркнул тот в ответ. — Мне и здесь вольготно с тобой говорить.
Ярослав сверкнул взглядом, задержавшись ненадолго на седобородом старике, Любше Путятовиче, прищурился недобро, но вслух ничего не сказал. Скрестил на груди руки и кивнул.
— Что ж, говори тогда, боярин.
Мало-помалу вокруг них образовалась толпа; стеклись к подворью люди. С высоты частокола Горазду хорошо все было видно.
— Куда княгиню Мальфриду дел, князь?
Видно, решил боярин напрасно слова не растрачивать. Спросил сразу и прямо, надеясь застать князя врасплох. Обескуражить с порога, заставить вздрогнуть. Но коли и могло что заставить пошатнуться князя Ярослава, то не вопросы боярина Гостивита.
— Никак меня в чем обвиняешь, боярин? — очень тихо и очень спокойно спросил князь, прищурившись.
А Горазду даже вдали от него повеяло лютым холодом
— Не пугай нас, княже Ярослав, — опираясь на длинную клюку, вперед ступил Любша Путятович. — Никто здесь Перунова суда не ищет.
Перед седобородым старцем Ярослав смирил и свой гнев, и раздражение на Гостивита Гориславича. Он отпустил рукоять меча, которую схватил, ощерившись на дерзкого боярина, и скрестил на груди руки.
— Ты перед нами ответ держать должен, — продолжил говорить старик, смотря на князя ясным взглядом. — Вопросов у нас накопилось изрядно.
— И то не наша вина, — наперед огрызнулся боярин Гостивит. — А твоя, князь! Ты правду от бояр своих утаиваешь, от дружины своей! От людей своих!
Горазду вдруг подумалось, что добром этот разговор не закончится. Гостивит Гориславич словно нарочно распалял и себя, и князя, и кметей вокруг. Хотел бы мирно поговорить — так и пришел бы в терем с миром. Пришел бы в урочный час, разделил бы с князем трапезу. Нынче же стоял он посреди подворья и нарочито громко говорил, чтобы услыхали его и холопы, и девки теремные, и дружинники. Все.
Еще Горазду подумалось, что как на зло нет подле князя верных людей. Всех он отправил из терема с поручениями. И что-то не спешит из своей избы воевода Крут... Да и он стал на подворье реже показываться. Говорили про него, что частенько объезжает соседние с Ладогой поселения. Ищет кого-то.
Мало нынче о делах князя ведал отрок Горазд.
— Ответ мне не перед вами держать, а перед людом ладожским, — процедил Ярослав, скользя взглядом поверх боярских голов.
Ну, тут и к бабке-ведунье не ходи, не будет из беседы толка. Князь огрызался, Гостивит Гориславич так и норовил ужалить словом, седобородый Любша Путятович тщетно пытался образумить обоих.
— Коли так, созовем вече! — боярин Гостивит вскинул голову так резво, словно и не был толст как несколько тяжелых бочек. — Да не тут, в тереме твоем, а посреди городища! Чтобы поглядели люди, какого князя на престол посадили! Будешь перед ними ответ держать, коли тебе так любо!
Дружина недовольно загомонила, а Ярослав словно окаменел. Горазд сжал в отчаянии кулаки и зажмурился, сдерживая злость. Как смеет этот негодный, толстый боярин лаять их князя? Как только повернулся его поганый язык? Ужели он намекает, что другой князь правил бы Ладогой лучше?!
— Так созывай, боярин! — Ярослав рассвирепел, хоть и не должен был.
Он резко махнул рукой, осаживая недовольных дружинников, и шагнул вперед, поближе к боярину Гостивиту. Завидев такое, его охранители подобрались невольно и также подошли к своему хозяину. Невольно, Горазд посильнее сжал рукоять копья, которое держал, стоя в дозоре.
Нехороший, недовольный шепот пронесся по рядом рассерженных кметей. Оскорбления своего батьки они никому не спустят: будь хоть боярин знатный, хоть князь из соседних земель.
— Созову, князь, — Гостивит Гориславич же не дрогнул, не испужался.
Он не попятился даже. Так и стоял на одном месте, дородный и круглый, держа руки на животе. Боярин Любша Путятович положил было старую, морщинистую ладонь ему на плечо, но тот дернулся, отталкивая старика.
— Чтоб народ ладожский услышал, куда князь подевал княгиню их, да что за дела в княжьем тереме и на землях творятся. По какому праву мы оборванцам приют даем, хотя нет нам дела до далеких южных земель!
Договорив, боярин Гостивит был вынужден замолчать, чтобы отдышаться. С трудом далась ему его пылкая речь, подвела дородная фигура. И раскраснелся он, пока говорил, лицо покрылось уродливыми багровыми пятнами. Горазд скривился. И он смеет князю указывать! Смеет князя оскорблять!
— Куда княгиню, говоришь, подевал? — Ярослав усмехнулся, глядя на боярина.
Шальное, опасное веселье блеснуло в его взгляде. В два широких шага взлетел он на крыльцо, с силой распахнул дверь в сени, едва не сорвав с петель, и позвал куда-то в глубь терема.
— Звениславушка! Выдь к нам!
Слышавшие все кмети белозубо разулыбались. Боярин Гостивит еще пуще покраснел и надулся, на сей раз от злости, а Любша Путятович с укором покачал головой, глядя на князя как на безусого мальчишку.
Горазду тоже сделалось весело. Получай, боярин! Коли уж рассердил князя, получай теперь сполна!
Когда на крыльце показалась запыхавшаяся, встревоженная княгиня, Ярослав без объяснений сжал ей запястье и увлек за собой. Подведя к Гостивиту Гориславичу ничего не понимающую жену, он отпустил ее руку и указал на нее пальцем.
— Вот ладожская княгиня, боярин. Никуда я ее не девал.
Звенислава Вышатовна переводила рассеянный взгляд с мужа на стоящих перед ним людей. Она еще мало кого знала из ладожских бояр в лицо и потому совсем не разумела, что приключилось, да отчего так зол ее муж. Она чувствовала его ярость, даже просто находясь подле него. Неистовую, буйную ярость, так не похожую на его привычную сдержанность и спокойствие.
Боярин Гостивит, меж тем, хоть и выглядел посрамленным, но отступать не собирался. Смерив князя злым взглядом, он растянул губы в подобии улыбки.
— Добро, княже Ярослав Мстиславич. Добро.
Голос боярина не пришелся Горазду по душе, и быть может, впервые отрок задумался о том, что не всегда верно поступал его князь. Негодные, недостойные мысли, но он никак не мог их прогнать. Он приметил, как неодобрительно покачал головой Любша Путятович, и проглотил тяжелый комок, застрявший в горле.
Все было не к добру. Все.
— Поди прочь из моего терема, боярин.
Ярослав повел головой, и дюжина кметей выступила вперед, повинуясь его приказу. Боярин Гостивит медленно окинул их взглядом и вновь посмотрел на князя. У того даже крылья носа трепетали от с трудом сдерживаемой ярости. Что уж говорить про узкий прищур потемневших глаз, отлившую от лица кровь, ладонь, сжимавшую рукоять меча?.. Гостивит Гориславич с достоинством кивнул и отступил назад. Ветер трепал полы его нарядного, расшитого плаща; того и гляди сорвет меховую опушку и унесет далеко-далеко.
— Скоро свидимся, князь, — бросил напоследок боярин и, развернувшись, зашагал прочь.
Любша Путятович задержался слегка. Казался седобородый старик огорченным.
— Напрасно ты это затеял, Ярослав Мстиславич, — сказал он, без страха взглянув на взбешенного князя.
Тот упрямо дернул подбородком и стиснул зубы, отчего на шее вздулись жилы, и ничего не ответил. Впрочем, старый боярин ответа и не ждал. Махнул рукой да отправился вслед за Гостивитом Гориславичем, и, дождавшись его, ушли с подворья и наемные охранители. Князь не двигался с места, пока не закрыли за ними молодцы тяжелые ворота, а после сорвался да в несколько шагов достиг дозорных у тех ворот.
— Кто их впустил?! Я разве дозволял боярина в мой терем впускать?!
Горазд видел, как обомлели дружинники перед разгневанным князем. Не нашлось у них слов, хоть и не были они трусами.