Таким князем и стал робичич: мягким, беззлобным, слабым. Размазня!
Святополк потому и не шибко печалился о матери, что знал: Ярослав ее не тронет. Не выставит живым щитом на частоколе ладожского терема, не посадит в поруб и, тем паче, не станет пытать.
О том же, что в Белоозере осталась ненавистная жена с соплюхами-дочерями, Святополк не сожалел ни одного мгновения! Наконец-то смог избавиться от ненавистной обузы, так и не разродившейся сыном. И нашто мать с дядькой Брячиславом пихали ему эту мужлатку? Глядишь, оженили бы на другой, и иначе все вышло! Но когда старый отец сосватал робичичу его первую девку, в княгине Мальфриде взыграла гордость, и она споро подыскала невесту и для своего сына.
Да токмо ошиблась она, но кто ж тогда ведал.
Уловив позади себя тихие шаги, Святополк обернулся. Его воевода, верный Драган, остановился недалеко от него, под сенью пожелтевших веток березы, что низко-низко клонились к земле. Княжич отвел взгляд от реки, на берегу которой сидел, греясь в лучах вечернего солнца, и посмотрел на своего воеводу.
Тот хмуро покачал головой.
Вестей от Багатур-тархана по-прежнему не было, и Святополк начинал злиться. Уж не вздумал ли предать его узкоглазый, желтолицый хазарский выродок? Они сговорились, что полководец обрушит всю мощь своего войска на мелкое степное княжество, из которого Ярослав притащил свою безродную мужлатку. И с той поры Святополк ничего не слышал о Багатур-тархане.
— В каганате уже давно неспокойно. Все ждут смерти своего главного князя и грызутся меж собой, — мрачно сказал Драган, отведя от лица тонкие ветки с желтой листвой. — Может, он молчит потому.
По усмешке, искривившей его губы, Святополк понял, что сам воевода не верит в это объяснение.
— Мыслишь, утек? — осклабился княжич.
Драган резко пожал плечами и откинул со лба русые волосы. Хазар он недолюбливал и не доверял никому из них. И справедливо не доверял, ведь каждый ведал, что среди узкоглазых полным-полно предателей.
Оттолкнувшись от земли, Святополк резво поднялся на ноги и стряхнул с порток сухие травинки. Это заброшенное поселение на самой-самой окраине своего удела он приглядел еще по весне. Стояла тут пара дюжин изб, сложенных может еще в то время, когда и князей-то никаких не было ни на Ладоге, ни в Белоозере.
Безлюдно и пустынно было на целые поприща вокруг, что еще нужно, чтобы схорониться на время да переждать? Верно, люди ушли отсюда, когда под ладожским стягом начали собирать земли первые князья. А может, и вырезали тех, кто когда-то жил в этих избах, коли воспротивились да воле княжьей подчиниться отказали. Кто теперь разберет.
Святополк справедливо полагал, что робичич отправит за ним дружинников, особенно коли отрок вернется в терем живым да расскажет, чем закончилась их встреча. И в белоозерском тереме наверняка есть пара братниных тятей, приставленных за ним, Святополком, приглядывать. А коли их нет, то его братец воистину глупец из глупцов. Возвращаться туда княжичу было не с руки, не зря же он с тем сопливым мальчишкой связался да слежку за собой прекратил. Уж всяко не за тем, чтобы горяченьким робичичу попасться в своем же тереме!
И он порешил увести вернейших своих людей подальше. Подальше от глаз и ушей робичича, подальше от хмурого дядьки Брячислава, который в последние седмицы только и делал, что бубнил да жаловался. Подальше от всего, что могло помешать Святополку осуществить задуманное.
— Нам нужен тать поближе к степному княжеству, — Святополк поглядел на спокойную, гладкую поверхность воды и почесал подбородок. — В этой глуши до нас вести дойдут, уже когда три зимы сменится.
— Да как отправить-то, — Драган развел руками. — Коли был бы купец какой, а так... Ну, станет гридень с мечом по княжествам разъезжать, разговоры чужие подслушивать!
Святополк фыркнул. Он собирался пролить родную кровь, хоть и был робичич ему братом лишь по отцу, а воевода говорит, что его кмети слишком хороши, чтобы становиться татями!
— Найди кого-нибудь, — велел он, пожав плечами. — Пока у нас нет вестей от Багатур-тархана, мы должны знать, что делается в Степи.
Налетевший ветер зашуршал высокими камышами. От реки донесся всплеск: вынырнула и вновь ушла под воду рыба. Драган проводил ее задумчивым взглядом и посмотрел на своего княжича.
— Сколько мы еще здесь простоим? Гридь ропщет.
— Вымески неблагодарные! — ощерился Святополк, в одно мгновение разозлившись. — Сколько князь их велит, столько и будут стоять!
Воевода встретил его ярость хмурым, упрямым лицом. Он давно пообвыкся со вспышками своего господина.
— Не лютуй, княжич, — сказал Драган, покачав головой. — Они пошли за тобой сюда. Негоже их хаять зазря.
Не токмо пошли, но и союз с копчеными приняли, хотя далось это им ой как не просто. Верно, не сыскалось бы во всем княжестве такого рода, в котором не был убит хазарами отец, брат, муж, сын. Каждому было, за что спросить с копченых виру, каждому было, что припомнить. Русы и хазары резали друг друга столько, сколько себя помнили, а княжич замыслил собрать их под одним стягом, чтобы убить ладожского князя.
Знамо дело, гридь роптала. В Белоозере остались у многих семьи, родня, любушки-невесты. Одно — когда в поход ратный с князем идешь. Это и слава, и почет, и добыча богатая. Достаток семьи. Но нынче же — совсем другое. Не в поход они ратный ушли, а, коли уж начистоту говорить, сбежали из родной земли. И неведомо, когда вернутся. И что принесут с собой.
Святополк цыкнул недовольно, пнул подвернувшийся под ногу камень, но смолчал, усмирив свой гнев. Хлестнув полами плаща, он зашагал вперед по узкой тропинке, ведущей сквозь березовую рощицу к небольшому холму, где и затерялось старое поселение. Стояли врассыпную древние, покосившиеся избы, дышали необжитым холодом и пустотой. И даже расселившаяся по ним дружина не могла вдохнуть жизнь в старые срубы. На другой стороне холма паслись привязанные лошади, щипля остатки пожухшей травы.
Долго они здесь не пробудут, это разумели все. Не смогут прокормить ни лошадей, ни себя. Но — как долго? Казалось, этого не ведал даже сам Святополк, уведший войско в такую глушь.
— Нужно переждать, — сквозь зубы процедил княжич последовавшему за ним воеводе. — И разузнать, отчего молчит Багатур-тархан. Тогда и решим, как дальше быть. Гридь же... Не обижу их, как со всем управимся!
Путь-то у него все равно один — на Ладогу. Но сколь много нужно сделать, прежде чем он доберется до отцовского терема!
— Под зиму можем и в Белоозеро вернуться, — Святополк искоса поглядел на шагавшего вровень с ним Драгана. — А по весне выступим.
Воевода вскинул на княжича взгляд голубых глаз и нахмурился. Молча поджал бледные губы.
— Что кривишься? — сощурившись, спросил Святополк. От него не укрылось недовольство воеводы.
Выйдя из березовой рощицы, они пересекли небольшую поляну и нынче поднимались по холму.
— Мыслишь, не пойдет против тебя брат по зиме, княжич? — совсем невпопад отозвался Драган.
— Да кто ж по зиме ходит! — с неподдельной уверенностью воскликнул Святополк, поглядев на воеводу как на неразумное дитя. Он даже улыбнулся словно услыхал занятную историю, изрядно его повеселившую.
В словах Святополка была правда. По зиме в ратные походы дружина не ходила: дороги запорашивал снег, лютые морозы стискивали кости в ледяные тиски, и никак нельзя было продержаться на колючем верху целый день верхом. Зимой и треть летнего поприща не получалось одолеть! Слишком рано опускалась на землю темнота, и заходило тусклое солнце. Зимой замедлялась, почти останавливалась сама жизнь, и укрытая тяжелым снежным покровом мать-сыра-земля засыпала до весны.
Для ратных походов всегда дожидались весны: пока растает снег да закончится распутица, в которой увязали лошади, повозки да люди. Пока теплый ветер обдует землю, и грязь под ногами превратится в твердую дорогу.
Но шибко уж уверен был Святополк в том, что не решится ладожский князь выступить зимой. А коли решится? Драган совсем не знал Ярослава Мстиславича. Но слишком хорошо знал своего княжича. Знал его лютую, сжирающую ненависть к старшему брату. Ненависть, что застилала ему глаза и мешала разумно мыслить. Коли ошибается Святополк, им всем придется туго. Зимой в Белоозере они окажутся в западне, загнанными в угол словно дикий зверь на ловите.