Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

революционных беспорядках были рядом с мужчинами.

– Я этого, Ольга, не отрицала. Я только твердо убеждена, что главное назначение женщины в жизни – это беречь нерушимость семьи и воспитание детей. От этого зависят величие и покой России со всеми сущими в ней народами.

– Мне нравится, что у вас почти на все свое убеждение. Вы твердо убеждены, что Россию больше всего любят крестьяне.

– Несомненно. Они родоначальники рождения Руси, вот и любят ее землю-кормилицу. Разве не крестьянство, одетое в солдатские шинели, отдает жизнь под лозунгом «За веру, царя и Отечество»? Сколько крестьянских душ не вернулось с полей сражений в Отечественную войну? Наконец, сколько их осталось на сопках Манчьжурии?

– Нина Васильевна, – обратился Новосильцев. – Действительно, крестьянство заслужило вечную славу патриотов, изгоняя из России армаду Наполеона. Тогда в России не было рабочего класса. В кузницах горного Урала еще только перековывали крестьянские сознания в разумы работных людей. Но на сопках Манчьжурии в солдатских шинелях так же умирали и рабочие. Именно живые рабочие, любя Россию, и заговорили голосом своего класса в пятом году.

– Нина Васильевна, мне трудно поверить, что женщины живут во власти страха после того, как повидала женщин на промыслах и на заводах Урала, – говорила Койранская. – Олимпиада Модестовна, скажите, чем можно испугать, к примеру, Людмилу Косареву?

– Лягушкой! – засмеявшись, ответила Олимпиада Модестовна.

– Шутите?

– Какие шутки! Косарева ухорез-баба. С ней даже мужики стараются не связываться, а лягуш боится до поросячьего визга. Не поверите мне – у нее самой спросите. Она баба правдивая и отпираться не станет. Любой страх, Ольга Степановна, и для бабы страх. Одначе пойду спать. Вадим Николаевич про пятый годок помянул. У меня от этого бессонница. От греха лучше уйду. Да и вы бы шли моим следом на покой. Недосказанное седни завтра доскажете. Покойной ночи.

Дойдя до двери в столовую, Олимпиада Модестовна остановилась:

– Софушка, подкинь гнилушек в жаровни. Комарье в силу вошло.

– А как, действительно все напуганы пятым годом, – ни к кому не обращаясь, сказала Койранская. – Поэтому о нем нужно вспоминать реже. Любые революционные зарницы на небе России всем нам нежелательны, ибо не сулят ничего доброго, тем более что в память вживается мысль революционера Ленина о настойчивом воспитании в сознании рабочих уверенности о принадлежащем им праве свершить революцию. Я была свидетелем московского восстания, видела стойкость вооруженных рабочих. Нужно ли скрывать, что нашу молодость также привлекали азбучные истины марксизма и хорошо, что мы вовремя поняли, что они не для классов, в которых мы рождены и воспитаны. Но я, как и крестьяне, люблю Россию не только за березы, а за то, что населена необыкновенно талантливым народом, явившим человечеству доблестное мужество, вдохновенность и культуру, при этом свою самобытную, без подражаний Западу.

Зазвеневшие колькольцы привлекли внимание Новосильцева. Подойдя к перилам, он увидел тройку, остановившуюся перед террасой конторы.

– Софья Тимофеевна, кто-то приехал.

– Кто?

Сидевший в экипаже мужчина, увидев на балконе людей, спросил:

– Это прииск госпожи Сучковой?

– Да, – ответила Софья. – Вам кого нужно?

– Воронова Владимира Власовича.

– Здесь я. Кому понадобился?

– Макарову, Владимир Власович.

Воронов удивленно спросил:

– Иннокентий Захарович, что случилось?

– Нужны вы мне экстренно. Весть у меня хорошая.

– Сейчас спущусь.

– Кто такой Макаров, господа? – спросила Софья.

– Екатеринбургский книготорговец, – ответил Новосильцев.

На балконе появились Воронов и Макаров.

– Познакомьтесь, Иннокентий Захарович, с владелицей прииска Софьей Тимофеевной Сучковой.

– Рад повидать, потому уже наслышан о вас.

– Остальных почти всех знаете, за исключением Нины Васильевны и Ольги Степановны.

– Господа, знаете какую радостную весть привез Иннокентий Захарович? Ксения шлет привет, пребывая в добром здравии в Цюрихе. Это моя сестра, Софья Тимофеевна.

– Я поняла. Пойдемте в столовую. Володя, зажгите там лампу.

На балконе остался только Новосильцев. Стоял на лунном свету, глядя на панораму прииска, не узнавая ее.

Пение на реке смолкло. И только коростели, перекликаясь в полях, нарушали ночную тишину.

Из освещенной двери на балкон вышла из столовой Софья и, подойдя к Новосильцеву, спросила:

– Вы знали Ксению Воронову?

– Знал.

Пристально глядя на Новосильцева, Софья снова спросила:

– О чем все время так упорно думаете?

– О том, что полюбил вас, Софья Тимофеевна.

Услышав неожиданное признание, Софья, прикрыв лицо руками, прошлась по балкону, вновь подошла к Новосильцеву.

– Неужели правда?

– Правда!

– Оказывается, я счастливая!

Глава XII

1

Зацветали рожь и овсы со щедро рассыпанными в них васильками. На межах, возле пыльных проселочных дорог, облетали одуванчики. Репей стоял в паучьих тенетах. Над его листвой на стеблях с иглами колючек красовались помпоны красновато-розовых цветов. На заводских и деревенских огородах опадали лепестки пунцовых маков. В канавах и оврагах жгучей шпарила крапива. Липы стояли в ароматном цвету.

2

Июньским вечером черно-синие грозовые тучи, прожигаемые вспышками молний, надвигались на Нижне-Тагильский завод со стороны Лисьей горы. А ветер навстречу им гнал густой туман дыма из заводских труб.

На тихой улице поселка порывы ветра временами поднимали кустики пыли, оседая, она запутывалась в зарослях крапивы, росшей по краям канав.

Перед домом рабочего Добродеева палисадник. В нем между лип высокие кусты сирени прикрывали с улицы окна.

Перед палисадником у самого тротуара скамейка. На ней молодой парень в черной косоворотке с расстегнутым воротом играл на гармошке то всем знакомый мотив песни, то мелодию вальса. Играя, парень поглядывал по сторонам, но на улице никого не было, кроме ребятишек, игравших в бабки на противоположной стороне у глухого забора, да двух старух, сидевших возле соседских ворот на скамейке. Старухи заняты разговором. Одна из них туга на ухо, потому все время монотонно переспрашивает собеседницу: «Ты че сказала?», а собеседница, наклоняясь к самому уху подруги, терпеливо наново повторяет только что сказанное.

Парня зовут Петром. Работает он молотобойцем в кузнечном цехе завода. Сейчас на скамейке сидит по просьбе товарищей, собравшихся в доме, чтобы во время условной мелодии предупредить о появлении на улице городового или еще какого подозрительного на вид лица.

В доме Добродеева в Тагиле конспиративная квартира большевиков. Всего три дня назад в нем проходила Первая уральская областная конференция РСДРП(б). Несмотря на бдительность полиции, на конференцию прибыли все делегаты. Они горячо обсуждали дальнейшие методы работы уральского революционного подполья, после того, как третьего июня в Санкт-Петербурге царское правительство распустило Вторую Государственную думу.

Закончилась конференция для делегатов благополучно, они постепенно покидали Тагил. Сегодня у Добродеева собрались еще не покинувшие завод ее участники для встречи со столичным гостем.

В просторной горнице с выцветшими голубыми обоями обычная обстановка в жилье уральского рабочего. Пол в домотканных половиках. Около окон в деревянных кадушках фикусы и олеандры. На окнах тюлевые шторы