убили отца. Я решил повидать маму, когда получил от нее зимой письмо, в котором пишет, что счастлива, узнав о моей любви к тебе, Нина. А что, если уехав, потеряю тебя?
– Никогда. Слышишь, никогда. Сама пришла к тебе в ту дождливую ночь. Но сама от тебя не уйду. Люблю тебя искренне и глубоко.
– Прошу, поедем вместе.
– Не проси. Поезжай, как можно скорей. Побудь с матерью. Расстанься ради нее со всем. Пусть ее душа найдет покой, пусть поверит, что для тебя она дороже всего. Кроме того, встретишься в Петербурге с прошлым.
– Почему не хочешь быть при этой встрече со мной?
– Она должна быть с глазу на глаз. Для меня твоего прошлого не существует, встретила тебя в реальности лесной жизни. Да и тебе необходима разлука со мной. Проверишь свое чувство среди прошлого. И если…
– Нина!
– Хорошо. Уверена в тебе. Не боюсь отпустить. Уверена, что мама не отнимет тебя. Лучше всего, привези ее сюда. Троим нам будет покойно, радостно и просто хорошо. И всегда помни, что посмела встать на тропу твоей жизни с единым желанием принести радость. Буду ждать. Буду скучать, считать дни, а когда Урал укроют снега, ты вернешься ко мне навсегда, позабыв прошлое, повидав его мельком в последний раз. Счастье и радость рождения в себе женщины испытала с тобой полностью. Твоя навсегда, и хочу тебя считать навсегда своим. Уверена, что вернешься ко мне, в полюбившийся край, где на всякой лесной тропе любой путник верный друг «лапотного доктора».
В лесу залаяла собака. Нина Васильевна и доктор слышали, как на собаку кто-то прикрикнул, и лай стих.
– Кто-то идет на наш огонек.
Уже слышны шаги по гальке. Заплескалась вода в заводи.
Из темноты вышел на свет коренастый мужик, обвешанный котомками и снастью старателя.
– Золото на грязи, знакомцы!
– Того и тебе желаем, добрый человек, – ответила Нина Васильевна.
– Спирей Хохлом меня кличут в лесах, братаны. Не обессудьте, что на вашу светлинку вышел. Приплутал малость. Место незнакомое, шагаю к Настиному омуту.
Собака пришельца, осмелев, деловито обнюхала ноги Нины Васильевны и доктора.
– Может, дозволите чайком побаловаться?
– Сделай одолжение. Мы сейчас дальше пойдем. Отдыхали, – ответил доктор.
– В такую лесную баламуть не раз присядешь с устатку. Ветрило. От шума ноги тяжелеют. Путь ваш в какую сторону?
– На восход.
– Ну что ж, мягкой вам тропы, в добрый час. А я чаек налажу. Рогулька железная у меня при себе.
Пришелец освободил себя от котомок. Не спеша наставил над костром треногу. Ушел в темноту с чайником. Слышно, как черпал в него воду. Вернувшись, повесил чайник над огнем.
– Счастливо оставаться, Спиря, – сказал доктор.
– Добрый путь. Не серчайте, что от костра поднял на ноги. Кабы не дозволили, силой не стал бы греться. С понятием живу. Прощайте, значит.
Под ногами Нины Васильевны и доктора хрустел валежник, шли они по просеке напрямик, вышли на песчаную кромку речки. Впереди шел доктор. Нина Васильевна тихонько пела…
7
Софья Сучкова и Вадим Новосильцев возвращались с нового промысла после осмотра на нем парового котла и машинного оборудования для толченой и промывочной фабрики.
Не доезжая версты до Дарованного, Софья предложила гостю осмотреть озеро в Волчьих холмах. Новосильцев согласился, и они, отпустив тройку, пошли пешком.
Вначале шли по тропе, вившейся по краю овсяного поля. Легкий ветерок шевелил овсы, от этого по их пространству перекатывались воланы, похожие на спокойные волны в морском заливе.
Шли рядом. Софья, наклоняясь, срывала васильки. Новосильцев, задумавшись, смотрел под ноги.
Софья, зайдя вперед, обернувшись, улыбаясь спросила:
– Вадим Николаевич хотите копеечку за тайные мысли?
– Хочу.
– О чем думаете?
– О вашем новом промысле.
– Что-нибудь не понравилось?
– Мне кажется, одного котла для задуманных толченой и промывочной фабрик мало. Не хватит у него силы все машины привести в движение.
– Вы правы. Такого же мнения и управитель Саткинского завода. Но для меня лиха беда начало.
– Откуда у вас этот котел?
– С Саткинского завода. На нем он списан в негодность.
– Хватит его, конечно, ненадолго. Хотя вид у него настолько приличный, что даже не зарождается мысль, что он из списанных.
– Это благодаря моим слесарям, по совету механика и Бородкина.
– Купеческий приказчик понимает в котельном деле?
– Мой механик его советы принимает беспрекословно.
– Признаться, сама часто поражаюсь, как Бородкин отлично разбирается в машинах.
– На его руки обращали внимание?
– Нет.
– Мне они кажутся руками рабочего.
– Для меня они просто руки. Не заметила в них ничего особенного.
– Есть в них особенность. Удивительная точность движений и цепкость пальцев при рукопожатии. Слышанные его советы относительно омоложения и установки котла убеждают меня, что Бородкин в этом деле опытный человек. Но тогда странно, почему он купеческий приказчик. Он из Сатки?
– Нет, приезжий из Московской области.
– Каким же образом заполучили его?
– Пестову рекомендовали знакомые из Златоуста.
– Завидую, что у вас мудрец Пестов.
Тропа утонула в березовом перелеске, наполненном щебетанием пташек. Сразу стало душно от сухого дыхания земли.
– Вадим Николаевич, не уезжайте сегодня вечером, – попросила Софья.
– Мне необходимо побывать на Овражном. Обещал доктору Пургину. Он познакомит меня со своей невестой.
– Невестой?
– Да, у него невеста.
– Кто она?
– Учительница.
– Но Пургин такой странный. О нем ходят буквально легенды.
– Он необыкновенно хороший человек. У него редкостный дар милосердия к людям.
– Разве у вас его нет?
– И не могло быть в силу моего воспитания.
– Значит, уедете?
– Попрошу разрешения вернуться дня через два.
– Не обманете? Знаете, Вадим Николаевич… Впрочем, не рано ли говорить об этом?
– О чем, Софья Тимофеевна?
– Так, ни о чем. У меня иногда появляется неожиданное желание быть с вами откровенной. Но быть таковой еще рано.
Перелесок кончился неожиданно, и Новосильцев увидел среди луга каменистые холмы, покрытые бархатистыми мхами и лишайниками.
– Вот и Волчьи холмы.
– Красивы. Какая гамма красок на камне. Гамма, на которую способна только природа. Ольга Койранская видела их?
– Пока нет. Идемте скорей к озеру.
– Где оно?
– Среди холмов. Побежали!
Софья побежала к холмам, добежав до них, обернулась, а увидев, что Новосильцев стоит на прежнем месте, закрыла лицо руками.
– Что с вами, Софья Тимофеевна? – встревоженно спросил Новосильцев и быстро пошел к ней.
Отняв руки от лица, Софья пошла навстречу и, подойдя вплотную, прислонилась лбом к плечу Новосильцева.
– Простите, ради бога, дуреху. Простите, что посмела забыть, что вам трудно бегать. Мне стыдно за свою ветреность.
– А я в восторге от вашей самобытности. Она в вас во всем.
Софья удивленно смотрела на Новосильцева. Совсем близко видела его глаза, не поняв их взгляда, отшатнулась.
– Да-да, именно во всем, и