Если, конечно, газету не прикроют раньше…
…Северус полулежал, откинувшись в объятиях Квотриуса, и, замерзая, чувствовал, как струится в раздавшейся, не таковой сухой, каковой была, плоти того горячая кровь по венам. Видел он в странном зерцале, кое словно бы укрепили у него пред глазами, на отдалении некоем, как она приливает к восковому лицу, делая его белее и живее на вид, не таким устрашающим и мертвецким. А Северус же заледенел совсем и на Оживляющее Слово, произнесённое не обученным профессионалом из св. Мунго, а самоучкой - лишь только начинающим стихийным магом - не реагирует никак, и дыхание у него столь слабое, что, кажется, вот-вот грудь его перестанет подыматься вовсе. И всё это с ним от невероятного холода, идущего откуда-то изнутри и сковавшего члены его. А отчего происходит хлад сей? Только ли из-за излечения его, Квотриуса? Да похоже на то, что именно излечение Квотриуса послужило причиною настолько близкого к пересечению вечного Стикса состояния возлюбленного брата.
Остаётся одно - рискнуть и снова вызвать Их. Нет больше оружия против хлада, идущего из некоторого цетрума хлада внутри, видимо, души Северуса. Только на этот раз маг Стихий решил вызвать Стихию Земли, ибо в ней - истинная основа основ и твердь, и цветы многоцветные, и травы ароматнейшие до опьянения хапахом их, и злаки питательные, колосящиеся, и дерева твёрдые и высочайшие, узловатые и ещё гибкие - всё произрастает из земли. На ней же откармливаются животные и даже птицы многие, коих потом поедают люди вместе со хлебами и вином. Даже виноград, единственный источник вина и изюма, и тот тоже произрастает из тверди земли! Стихия Земли придаст сил Северусу бороться с внутренним хладом его. Что же, не как Она, поможет возлюбленному брату и Господину несчастливого Квотриуса! Ибо не восхощет один из братьев повергнуть брата своего к смерти никоим образом никогда и ни за что! Что бы не случилось меж ними! Даже если бы братья и разругались бы вовсе, до смнртоубийства никто из них другого не доведёт. Именно, что не то, что не убьёт собственноручно, но и не позволит умереть по своей вине.
В это правило Квотриус свято уверовал и продолжал верить. Значит, его задача - спасти самого любимого человека на земле.
И Квотриус решился - он подумал о земле, как о шаре - центре мироздания, вокруг которого вращаются и дневное, и ночное светила, и планиды, и, наверняка, звёзды. Ведь, если взглянуть на знакомое созвездие, как только появилось оно над землёй, и после, ранним утром, когда поют вторые петухи, рисунок его меняется.
Он бережно положил закоченевшего возлюбленного на покрывало, накрыв овчиной, хоть и знал, что не согреет она брата старшего и Господина дома, такового далёкого, за три итер педестер от места сего, а то и больше, в небесах вышних, в Эмпиреях, где его душа покуда пребывает судя по несколько закоченевшей, но явственной улыбке на его прекрасном лице. В тех самых Эмпиреях, куда не долетают никоии же птицы.
Попросту Квотриус никогда не видел умирающих от холода и не знал, что засыпают они, чтобы больше никогда не проснуться на этом свете, с блаженной улыбкой на замёрзшем, заиндевевшем лице.
Всё же, опасаясь из-за странной улыбки брата, сам на всякий случай лёг он на землю рядом с Северусом и положил обе ладони, как прежде, на сердце.
- На этот раз ничего заметного не произошло, вот только почувствовал я на себе тягу земную. Иначе как объяснить, что меня буквально вдавливает, расплющивает, размазывает по земле, но не даю я себе потерять сознание, а говорю, то вопрошая, то соделывая сие, повелевающе:
- О Северус, северный ветер мой, основа основ моих, корень моего естества, лампада разума моего, свеча, освещающая душу мою, биение крови в сердце моём живом, ответь - слышишь ли ты меня?
Отвечай! Да отвечай же!!!
Говорить трудно, как и дышать, ведь грудную клетку словно бы смяли, усевшись на доску, положенную на неё, вдесятером, но не сдаюсь я и повторяю словеса сии многократно, покуда не услышал в ответ вздох, кашель и хриплый, изменённый, но несомненно принадлежащий Северусу, голос:
- Зве… Звезда моя, Квотриус, уже здрав я. Отзови Стихию, не то давит уж очень Стихия Земли на меня, не выдерживаю я. Просто разомкни руки… если ты, конечно, сумеешь соделать сие без трудностей особливых. Знай, оcтанешься ты жить независимо о того, разомкнёшь ты ладони сейчас или же не удастся тебе сего.
- А ты?! - спрашиваю деревянным голосом, тоже неживым, не своим.
- А что я? Кто тут у нас... стихийный маг? - закашливается Северус а потом отшучивается по своему обыкновению.
- Но мне мало вымученной улыбки брата! И я, преодолевая неведомую прежде тяжесть рук своих, всё же сумел отлепить ладони свои от груди, и стали вдруг руки лёгкими и послушными, а всё тело гибким и пружинистым. Оба мы вскочили на ноги почти одновременно и тут же бросились в объятия.
… Они целовались бы, кажется, целую вечность, если бы не незнакомо проникновенный голос Малефиция:
- Ну, ну, сыны мои, содержите натуры ваши любящие, да не покажете любови запретной, братской пред чернью и патрициями - всеми легионерами Божественного Кесаря, кои наблюдают за объятиями вашими под светом солнца, а не то, когда не могут узреть ваших поцелуев они во тьме полночной. Тогда, в полуночи, ибо Луна неярко светит, и лик её сокрыт от нас почти на три четверти, вот во время сие любовное да под сенью шатра, и сможете обрести вы друг друга.
И прикрикнул на зевак, коих набралось уже с пол-лагеря, и все удивлялись столь страстной любвови меж братьями сводными. Многие негодовали, но большинство вдруг размечталось о такой же чистой, свежей, как роса на траве поутру, неискорёженной войною, нераспластанной ею замертво любовью.
Но Малефиций прервал негодующим криком любование сие:
- А ну всем разойтись, да баранов жарьте - трапезничать будем! Сынам же моим отдайте лучшие куски мяса, побольше, ибо чародействовали они без отдыха, да так, что чуть было не погибли оба.
Вот вы двое, да, Аремиус и Крапциус, поставить шатёр сынам моим! Живо! Ибо бессильны они сейчас телесно!
А вы что рот пораскрывали, будто чародейских чудес в жизни не видывали, да, что такое поцелуи меж мужчинами, не знаете! Ставьте, слетевшие с места во время вохвования сынов моих обоих, шатры себе заново! За вас-то никто этого делать не станет! И чтобы без помощи постронней обошлись! Ничего, невелика забота - шатёр вдвоём взгромоздить себе безо всякой подмоги! Потренируетесь заодно на скорость. Выигравшим двоим - куски мяса, кои съесть должен сам военачальник!
Поттер, всё также, сидя на корточках, внимательно смотрел, как лижутся двое братьев, и тошно стало ему.