Малефиций облобызал туфли Северуса и торопливо поднялся. Северус впервые не отталкивал ползающего перед собой человека, ему было плохо, и он, наконец, опустился на землю, накрывшись и сагумом, и овчиной. Но всё это не согревало его, холод был такой, будто Пожиратели привязали его к столбу и поливают ледяной водою, за предательство их бессменному делу, за то, что остался жив в Последней Битве, за то, наконец, что попался в их лапищи. Такие бреды почудятся холодной, да уж ледяной голове, что хоть: «Спасите! Помогите!» кричи, а никто всё равно не согреет - Квотриус едва жив, ну, не Поттер же, в самом деле, будет согревать своего «прекрасного Сх`э-вэ-ру-с-сэ»!
Да, ведь был ещё и Поттер, смотревший на все эти чудеса с явным, нескрываемым восхищением и завистью - вот Кх`э-вот-ри-у-у-с-с полетал, да ещё с огнём в руках, и ведь ничего, не обжёгся.
- Правда, после этого страшным стал, ну да так ему и надо! Теперь Сх`э-вэ-ру-у-с-с разлюбит безобразного брата и полюбит его, Гарри. Это уж точно! Полюбит, как миленький, каков он есть на самом деле, а не в кажущемся грозном облике только и делающего, что прикрикивающего «благородного хозяина»!
Но Сх`э-вэ`ру-у-с-сэ плохо, ему… да, точно, ему же холодно.
И Гарри бросился к благородному рим-ла-нх`ын-ин-у и несмело обнял его со спины, прижавшись грудью, и - о, чудо! - тот не прогнал ничтожного Гарри. Правда, сказал что-то вяло на этом непонятном, твёрдом, как орех, языке, а потом прижался к Гарри посильнее в поисках тепла тела того, уже не брезгуя им, Гарри.
Кх`э-вот-ри-у-у-с-с смотрел на них, обнявшихся, а потом силком оттащил отчаянно упирающегося Гарри от прекрасного Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ, и сам занял место Гарри. Видно, не позволяется законами рим-ла-нх`ын-ин-ов рабу обнимать и вообще касаться его прекрасного тела, тела благородного хозяина, но такого худющего, что на просвет видно, можно только, как падали какой у Истинных Людей, валиться в ноги ему, столь прекрасному, столь благородному, что это видно даже по его тонкому носу!
Северус дёрнулся всем телом от прикосновения горячего, как Огонь, сжегший его плоть, Квотриуса, но тот привычным жестом обхватил Северуса за бёдра и подтащил к себе ещё ближе.
- Мне больно, Квотриус, ты слишком… слишком, излишне, да пойми ты сие! Ты горяч для меня!
- Отчего тебе вдруг стало холодно? От заклинания? Так я согрею тебя, вот уж скоро будет тебе тепло… Я знаю, как выгляжу сейчас - пред глазами моими словно бы полупрозрачное зерцало, чрез кое смотрю я на мир, но узок мир сей для меня. Весьма мне понравилось ощущение полёта и жара в сердце, кои я испытал во сне… или в забытьи. Я ведь спал, Северус? Ответь, мой Северус!
Северу-у-с-с! Ответь же мне скорее!
… Я допиваю сладчащую от жжёного сахара на дне ядрёную жидкость и принимаюсь за дольки лимона, принесённые Джеком. Вкусно - они такие кисленькие, но тонюсенькие, аж на просвет видно.
Сижу, как дурень, передо мной - второй стаканчик, ещё тёплый. Надо хоть что-нибудь для видимости заказать, денег у меня сегодня много - целое жалование, переведённое в маггловские бумажки и монеты из какого-то дерьма… Нет, иначе и не скажешь - их состав только Сев сумел бы определить...
Кажется, я опьянел, смешно, от одного стаканчика, раз деньги, чьими бы они ни были, называю дерьмом.
Интересно, почему Джек так спокойно предложил себя? Ему, наверняка, не впервой, не то, что мне. Значит, ему это нравится. Ну, и мне под его руководством понравится, я уже так и предвкушаю запретный в тех слоях общества, в которых крутится-вертится моё семейство, нос-от ещё как задирающее, от предстоящего секса с магглом, существом нижайшего порядка.
О, от предвкушения и, одновременно, страха, руки мелко дрожат. Да, пора, давно пора похавать. Осадить огурчиком…
Я так нажрался! В смысле, порция ростбифа с цветной капустой под каким-то пряным, белым соусом, жуть, каким вкусным, показалась мне огромной. А ведь я смолотил ещё и изрядное количество ломтей хлеба из красивой плетёнки с вышитой салфеткой.
Теперь можно и абсента хлопнуть, на тугой животик-то. Жаль, но он не так даст теперь по шарам, на полный-то желудок, заполненный какой-то изысканной жратвой. Один соус чего стоит!..
Условленное время прошло, и мы с Джеком незаметно уходим куда-то в тёмную, узкую комнатку наверху, большую часть которая занимает маггловская продавленная кровать. Двуспальная, успеваю я заметить. Сейчас… Вот сейчас я расстанусь с заебавшей девственностью, трахнувшись с человеком… Всё ж таки магглы, хоть и ущербные, но тоже люди, а не обезьяны какие-нибудь…
Хотя, может, по сравнению с магами они и есть что-то вроде человекоподобных горилл или орангутангов с макаками для магглов - предыдущей ступени развития человечества. Ведь волшебники - венец творения!
Что-то я спьяну рассуждаю, как Сев иногда, когда не до краёв напьётся - всё ершится, любовь как таковую, не признаёт вообще, говорит, спаривание для порождения себе подобных - вот, что влечёт самцов и самок всех живых тварей друг к другу… Переспать и разбежаться до следующей случки… Но это же Сев, непробиваемый монстр, который только, когда хорошенько напьётся, становится человеком и говорит о любви так красиво, о единственной и разделённой, одной на двоих, покуда смерть не разлучит любящие два сердца, покуда не придёт за одним из любящих… А почему он, собственно, всегда говорил, «за одним», а не «за одной»? Может, это что-то значит?
Ой, а Джек-то уже совсем голый, и у него стоит на... меня, а он валит меня на скрипящую, жёсткую, неширокую, не то, что у волшебника - меня, например, обширную постель, начинает раздевать, при этом приговаривая:
- Ремус, милый Рем, да, ты должен быть сверху. Я - боттом, но не ершись, перед сменой я всегда делаю себе клизму, так что не беспокойся… там всё чисто и почти что стерильно. Ну, не ершись же, дай мне раздеть себя…
Я хочу всего двадцать фунтов. Это ведь немного для тебя, правда, Рем?
Я отталкиваю его и поднимаюсь с лежбища, на котором Джек зарабатывает себе дополнительные «чаевые». Значит, за эту «любовь», этугрязную случку без любви, как и говорил Сев, предупреждая меня от однополой любви, надо платить?! Деньги-то у меня есть - захотел бы, так остался без трёхтомника, но меня попросту коробит от Джека. Не хочу его.
Я-то, дурень, подумал, что попросту понравился мистеру Питкину, как мужчина мужчине, раз уж он такой…неправильной ориентации, а, оказывается, он - шлюха, причём профессиональная, снимает одиноких мужчин, они его трахают, а он и удовольствие, скорее всего, получает, и денежки маггловские бумажные. По двадцатнику. И за сколько времени удовольствий с его участием, интересно, он берёт эту сумму?За час, как профессиональные шлюхи, понаслышке, или всё-таки с двенадцати до шести утра, после чего ресторация имеет честь быть закрытой?