дошло, что выходить с работы мне нужно одной — чтобы Тоша каяться с места в карьер не бросился. Эти ангелы просто понятия не имеют о том, как преподносить информацию в наиболее выгодном свете.
Без пяти шесть я сохранила открытый документ и принялась нажимать на все без разбору клавиши — пока мой компьютер послушно не завис. Я попросила Тошу посмотреть, что с ним случилось, и умчалась, многозначительно добавив, что именно сегодня задержаться никак не могу. Ха, попробовал бы он мне отказать — сегодня!
На улице я быстро села в машину и даже призналась, внутренне поморщившись, что сегодня не обедала — лишь бы мой ангел побыстрее с места трогался. По дороге я не удержалась — спросила, виделся ли он с Галей. Услышав с облегчением, что да, виделся, я с энтузиазмом — на примерах — принялась ненавязчиво подводить его к мысли, что ход рассуждения религиозных людей строго целенаправлен, но одновременно извилист, что не оставляет ни малейшего шанса заранее предугадать их реакцию на что бы то ни было. Чуть не охрипла. Лишь бы оттянуть момент, когда придется все-таки рассказывать ему об истинном положении вещей. До возвращения домой оттянуть. Он ведь за рулем, мало ли — еще начнет руками размахивать…
Дома, однако, все же пришлось. И он, конечно, разорался. И почувствовав, что завтра у Тоши будут настолько промыты мозги, что он еще возьмет и откажется от моего предложения, я была вынуждена сказать ему, что тот ни в чем не виноват. И он, конечно, решил, что это я все придумала. И поняв, что даже мое гениально изящное решение проблемы не вызвало в нем ни малейшего одобрения, я была вынуждена назвать автора всего проекта. И он, конечно, чуть не зашипел от ярости. И не стерпев очередных несправедливых нападок на Марину, я была вынуждена открыть ему глаза на ее ведущую роль в деле утихомиривания моей матери. И он, конечно…
А бабушка здесь при чем? Так Марина и нашу бабушку утихомирила?! Вот поучился бы лучше у нее — на три удачных мероприятия всего один незначительный промах…
Он, конечно, опять разорался.
И все же, в конце концов, мне удалось убедить его. Простым напоминанием о том, что люди — в отличие от ангелов — не только сотрудничать, но и дружить умеют, приходя друг другу на помощь не по зову и без ожидания благодарности в письменном виде…
На какое-то время он затих. Запали, видно, в душу мои слова.
А потом и мой план блестяще реализовался — к середине следующей недели Галя (а вместе с ней и Тоша) переехала в мою бывшую квартиру. Кстати, Галина мать от помощи психолога категорически отказалась — вот пусть не думает, что все вокруг спят и видят, как бы от него совет получить! Пусть поймет, наконец, что на земле и ему самому еще многому учиться нужно, а не только других поучать. А на Галю она просто обиделась за то, что той в чужом доме лучше, чем в своем собственном. Меня это не беспокоило — я ни секунды не сомневалась, что с рождением ребенка все их обиды уйдут в прошлое. Вслед за кознями разных чертей с домовыми.
А потом их переезд привел и еще к одной перемене в жизни. Тоша совсем покой потерял (Как там Галя совсем одна справляется?) и, поскольку ко мне ехать было намного ближе, чем к ней, начал время от времени срываться с обеда, чтобы проверить, все ли у нее в порядке. И — по удивительному совпадению! — именно в эти дни у моего ангела неизменно получалось перенести свои встречи так, чтобы отправиться со мной в кафе.
А я и не возражала. В такие моменты у меня опять возникало ощущение, что мы вернулись к самому началу нашего знакомства. Сидели вдвоем в кафе целый час и — по взаимной негласной договоренности — ни о чем, кроме нас самих не говорили. Только о нас троих.
Мое общение с малышом вышло уже и на физический уровень. Сначала я сомневалась — вроде, рановато еще. Но то ли йога меня научила на него настраиваться, то ли у него самого нрав особо живым оказался, но он все чаще подавал мне знаки своего присутствия. Хм, между прочим, невидимо — точно так же, как и его отец у меня на работе. И этот самый отец о знаках его присутствия мог слушать бесконечно. Вечерами он и сам пытался их уловить, но малыш, казалось, с ним в прятки играл. Только мой ангел прикладывал руку (или ухо) к месту последнего прикосновения, как тот тут же удирал и тыкался совершенно другое место. Я едва смех сдерживала — вот, растет у меня поддержка! Он только упрямо поджимал губы.
Одним словом, нам было, о чем поговорить. И по вечерам, и во время обеда. И настроение эти разговоры создавали не менее возвышенно-лирическое, чем музыка, живопись и йога, вместе взятые.
И к Светкиному дню рождения это настроение пришлось в самую пору. Опять на дачу — пробуждающейся природой наслаждаться. Опять мы с девчонками сто лет не виделись — и у нас новые темы для разговора появились. Опять мой ангел рвется пообщаться с моими друзьями (вон уже неделю назад пристал, чтобы я позвонила Светке и узнала, когда встречаемся) — и не нужно опасаться всяких неловких вопросов, особенно со стороны Марины…
А что это он, кстати, так туда рвется? Ой-ой-ой, по-моему, на этот раз мне стоит не Марины бояться, а за нее.
По дороге я решила, на всякий случай, предотвратить какую бы то ни было неприятную сцену. Или хотя бы попытаться.
— Слушай, — обратилась я к нему, словно между прочим, когда мы уже подъезжали, — ты к Марине не приставай, ладно?
— Когда это я к ней приставал? — фыркнул он.
— И к словам нечего цепляться! — вспыхнула я. — Сам прекрасно знаешь, о чем я говорю. С Тошей все самым лучшим образом устроилось, так что нечего ее шпынять.
— Ну, если она меня трогать не станет, — загадочно улыбаясь, ответил мой ангел, — то я и подавно.
У меня сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Была в его словах определенная лазейка — строго выражаясь, убийственные взгляды и едкие реплики в сторону нельзя однозначно отнести к приставанию. И зная Марину, мне совсем нетрудно было предположить, чем это кончится.
Так и вышло. Но не сразу.
Единственное, что я успела заметить, когда мы выбрались из машины и зашли к