– А провенанс?[35] – с сомнением спросила Вера.
– А вот как раз на провенансе Кристи и погорел с «Одалиской». Провенанс не вызывал сомнений. Но Кустодиева всегда подделывали, и в 20-х годах, и в 30-х. Я уверена: продавец добросовестно заблуждался, думал, что у него подлинник. Но его или того, у кого он покупал, тоже когда-то надули, только и всего. А вот Ге никто не подделывал, за границей он успеха не имел, его только теперь начали ценить. Да, эта картина взялась неизвестно откуда, ее нашли на каком-то развале, она валялась на земле, по ней ногами ходили, но, Вера, я читала экспертизу. Экспертиза проделана виртуозно. Есть анализ по углероду, датировка точная. Есть холст, грунт, рисунок, красочный слой, – Этери перечислила все, о чем только что говорила с типом из Третьяковки. – Плюс искусствоведческая экспертиза. У меня нет сомнений, что это Ге. Нет, если вы не хотите покупать, я не настаиваю, но тут возник один субъект, говорит, что из Третьяковки, хотя я лично никогда его там не видела, и начал скандалить, что это не подлинник. Цену сбивал. Он мне потом так и сказал, битым словом, что добьется снятия с торгов и купит по дешевке, чтоб я ему не мешала.
– А так бывает? – удивилась Вера.
– Можешь не сомневаться. Покупает для какого-нибудь толстосума, а тот потом государству скинет от щедрот своих в обмен на акции чего-нибудь сугубо нефтяного или алюминиевого. Или перепродаст, но уже по другой цене. Мне просто обидно за того чувака, ну, эксперта. Я его хорошо знаю, это классный эксперт, Леннокс-Дэйрбридж из Королевской академии. Что-нибудь да значит.
– Я поговорю с Альтшулером, – пообещала Вера. – Тебе стоит самой с ним поговорить. Изложи все, что мне сказала.
– Ой, лучше бы ты сама! Я твоего Альтшулера на дух не переношу.
– Но почему? Что он тебе сделал?
– Мне – ничего. Бросил жену с детьми и завел себе трофейную куклу.
– Этери, – принялась убеждать Вера, – Альтшулер очень хороший человек, ты о нем ничего не знаешь. Никого он не бросал, жена сама от него ушла. Ей не нравилось, что он так много работает. Но они мирно расстались, и жена с ним до сих пор в хороших отношениях. А трофейная кукла – милая добрая девочка. Ну глупенькая, но не всем же быть умными! Мы с ней дружим, она никому зла не делала, знаешь, как маленькая княгиня у Толстого. И его она очень любит. Так что зря ты так.
– Ладно, уговорила. Но все-таки лучше бы ты сама.
– Попробую. А как там все остальное?
– Фонвизина я обязательно куплю, если даешь карт-бланш. Чехонина тоже. Есть Борис Григорьев, ну, это ты знаешь, и есть прекрасный Целков, но дорого просят. Фонвизин идет одним лотом, – добавила Этери.
– Купи Целкова, – распорядилась Вера, – а Григорьева… посмотрим, как пойдет дело с Ге.
– Я боюсь, что Григорьев будет торговаться в последний день, когда уже денег ни у кого не останется.
– Давай не будем загадывать, – предложила Вера. – Как пойдет, так и пойдет. Я звоню шефу.
– Давай. Я на связи, если что.
Этери дала отбой, повернулась и увидела в мраморном холле высокого худощавого мужчину. Он стоял примерно в трех шагах от нее и улыбался… улыбался прямо ей. Он ей сразу понравился. Мгновенно. Не красавец, но славное, симпатичное лицо диккенсовского благородного чудака.
– Спасибо вам от того чувака. Простите, я невольно подслушал ваш разговор… – Он сделал всего шаг, один длинноногий шаг, и оказался рядом с ней. – Но я не смог уйти. Вы так лестно обо мне отзывались… Большое вам спасибо. К тому же вы отрезали мне путь к отступлению.
Этери спохватилась, что стоит в дверях и загораживает проход. Она шагнула внутрь, а он попятился, давая дорогу. До нее не сразу дошло, что он говорит по-русски. Она устремила взгляд на бейджик, свисающий с лацкана твидового пиджака с замшевыми заплатками на локтях. На бейджике значилось: I. C. Lennox-Darebridge, R. A.A. expert [36].
– Это вы? – ахнула Этери. – Простите, я не знала…
– Да за что ж прощать-то? Было чертовски приятно слушать, как вы меня хвалите. Прямо в краску вогнали.
Этери протянула ему руку.
– Меня зовут Этери Элиава. Я представляю российский банк «Атлант».
Он охотно пожал ей руку.
– Ну а меня вы уже знаете. Айвен Сирил Леннокс-Дэйрбридж. Просто Леннокс, Дэйрбридж – слишком длинно.
– Айвен Сирил? – переспросила Этери. – То есть Иван Кирилл?
– Друзья зовут меня Айси.
У него была подкупающая улыбка.
– Айси в смысле «icy»? Ледяной?
Он заговорщически подмигнул ей.
– Айси можно расшифровать как «I see» – «Я вижу». А на сленге «icy» значит «клевый».
– I see, – сказала Этери, и они оба засмеялись. Ей уже казалось, что она век с ним знакома. – А откуда вы так хорошо русский знаете?
– У меня русские корни.
– Это я догадалась по именам.
– На самом деле у меня и грузинские корни есть. Вы ведь грузинка?
– Чистокровная, но московского разлива.
«Да, ты чистокровная, – подумал Леннокс. – Это видно».
Он смотрел на нее и видел то, что мало кто, кроме него, мог оценить. Он видел точеную, хорошо посаженную головку на длинной «лебединой» шее. Атласного отлива волосы, не иссиня-черные, а просто черные, как южная ночь, сияющая и знойная. Узкое лицо с заостренным подбородком, «кинжальное лицо», как он определил для себя. Угловатые тонкие плечи по-балетному опущены, спина выпрямлена. На редкость маленькие при ее высоком росте руки и ноги. Словом, он видел признаки породы.
– Не пообедать ли нам вместе? – спросил он вслух. – Простите, может, у вас тут еще дела?
– Нет, я уже все видела. А слышала даже больше, чем хотела.
– О, так пойдемте. У меня машина.
– В центре Лондона? – удивилась Этери. – А на парковке не разоритесь?
– У меня электромобиль. Их пускают бесплатно.
Заинтригованная Этери вышла вместе с ним на улицу и, оглянувшись, заметила, что он украдкой наблюдает за ней. Его подвижное лицо тотчас же приняло комически виноватое выражение, но он не отвел глаз.
– Я тоже умею смотреть, – с вызовом бросила Этери.
– Во мне ничего интересного нет.
– А вот уж это мне виднее, I see.
Леннокс улыбнулся игре слов. На вид он был типичным англичанином: долговязый, тощий, как щепка, со светлыми, чуть рыжеватыми волосами, кроткими голубыми глазами, впалыми щеками и длинной лошадиной челюстью. Этери поверить не могла, что у него есть грузинские корни.
Они завернули за угол здания, в то, что в Лондоне до сих пор называли «мьюз» – конюшенный ряд, и Леннокс подвел Этери к ярко-желтой машинке, разве что самую малость побольше той, что она подарила Сандрику.
– О, тут нужен предел человеческой ловкости.
– Все не так страшно. Джереми Кларксон[37] на пару дюймов выше меня, но он ухитрился, хоть и со второй попытки, залезть в «Пил-Пи-50». А «Пил-Пи-50» считается самой маленькой машиной в мире. Вы смотрите «Топ Гир»?