Позже он доработал замки с секретом и продал патент эрцгерцогу Гавику, можете в это поверить! Это было единственное законченное им изобретение. А, ну и этот особняк, конечно же.
– Особняк? Он приложил к строительству свою руку? – спросила я.
– А как же! Он приглашал меня во время его возведения. Показывал великолепную небольшую мансарду на верхних этажах, куда можно было забраться только через тайный лаз в потолке – но он была так хорошо спрятана, что сама я не смогла его отыскать!
Баронесса засмеялась, и я вместе с ней.
Но сейчас мне не до смеха. Я стою под странной плиткой. Она довольно высоко, а если я начну слишком громко двигать мебель, чтобы достать до того места, И’шеннрия наверняка услышит. Конечно, она бы знала, если бы в моей комнате находился секретный чердак, сконструированный ее мужем. И все же я аккуратно составляю свои сундуки один на другой – какой бы шаткой ни была конструкция, она помогает мне подняться достаточно высоко и коснуться плитки. Я нажимаю, насколько позволяет плотная пружина, и плитка приоткрывается на петлях, являя темное отверстие, в которое сможет пролезть разве что человек моих размеров.
– Да благословят тебя боги, о тощий гений! – ворчу я, пытаясь дотянуться до проема. С трудом подтянувшись, я оказываюсь в тусклом коридорчике, проходящем над потолком. Ползти на четвереньках по деревянному лазу приходится так тихо, как только возможно. Прямо сейчас нужно миновать комнату И’шеннрии.
Коридор заканчивается, как мне думается, прямо над ванной. Плитка подается под моими руками, и, хотя я стараюсь спрыгивать максимально осторожно, ботинки все равно издают гулкий стук. Я замираю, ожидая неизбежной суматохи, но ничего не происходит. Рука тянется к дверной ручке, но дверь заперта. Ее никогда не запирали! Видимо, И’шеннрия решила перекрыть все пути.
Я проверяю окна, и у меня получается их открыть. А потом замечаю его – вишневое дерево, высокое, гордое и ветвистое. Я должна это сделать, второго шанса не будет. Если промахнусь, то сломаю позвоночник, и на этот раз он вряд ли срастется.
– Как сказал один умнейший философ, а по совместительству ведьмак Эрилдан, – ворчу я, открывая окно и взбираясь на подоконник, пока ночной ветерок развевает мои волосы, – «То, что безопасно, никогда не приносит удовлетворения».
Я прыгаю так далеко, насколько возможно, и на долю секунду кажется, будто я лечу. А затем наступает столкновение с болезненной реальностью, ветка врезается в мое туловище, напрочь вышибая из меня дух. Из последних сил я слезаю на землю и ковыляю прочь, в темноту, подальше от особняка.
– Как сказал на смертном одре, может, и не очень умный философ, а по совместительству ведьмак Эрилдан, – с трудом выдыхаю я, – «Не стоило мне этого делать».
* * *
Каждая частичка тела болит так, что я замечаю порез на щеке, лишь когда захожу в паб «Тигровый глаз» и принц Люсьен в черном кожаном капюшоне и доспехе встает со стула. Тихая игра лютней в углу ласкает слух, толпа пьет и поет, но все звуки затихают для меня по мере его приближения. Пронзительный взгляд его темных глаз из-под капюшона – вот все, что мне видно из-под маски.
– Ты поранилась, – шепчет он, словно из воздуха доставая носовой платок и со вздохом прижимая его к моему лицу. – История то и дело повторяется, и меня начинает это бесить: каждый раз, когда я на тебя смотрю, ты истекаешь кровью.
– У меня множество талантов, включая жизненную силу, которая так и хлещет из всех отверстий, – щебечу я и тут же вздрагиваю. – О боги. Я же не хотела выдавать шутку месяца раньше времени.
Люсьен ухмыляется. Из-за его широких плеч до меня доносится сдавленный смех. Малахит наблюдает за нами, сидя за столом, но как только я смотрю на него прямо, тут же отводит глаза. Фиона сидит рядом, нервно постукивая пальцами по столу. Люсьен переводит взгляд с них на меня.
– Не подзуживай Малахита, у него чувство юмора как у десятилетки.
– Он все слышал? – восхищенно восклицаю я. Люсьен провожает меня к столу.
– А ты думала, те штуки по бокам головы у него просто для красоты?
Малахит приветствует меня кивком, и его длинные уши покачиваются в свете ламп.
Фиона откашливается.
– Теперь, когда все наконец в сборе…
– Ну извините, – лихорадочно шепчу я. – Пришлось бежать из-под тотального домашнего ареста.
– Можем начинать, – Не обращая на меня внимания, продолжает она. – Итак.
Она встает, Малахит следом, но Люсьен спрашивает:
– Где будем маскироваться?
– Не здесь. На улице безопаснее, – утверждает Фиона.
– Где? – повторяет Люсьен. – На какой улице?
– Я думала про Первую и Северную.
– Мясницкий переулок? Там стражники кишмя кишат в это время ночи. Вторая и Рыбная лучше.
– Простите, ваше высочество. – Фиона сладко улыбается. – Но при всем уважении это моя операция.
– При всем уважении, – отвечает он жестким тоном, – это мой город. И я знаю его лучше тебя. Это уж точно.
В повисшем напряжении ни один не желает уступать, и Малахит закатывает глаза, словно говоря «ну вот всегда они так».
– Не хотелось бы быть гонцом, приносящим дурные вести – откашливаюсь я. – Но есть такая противная маленькая штучка, как время, и оно убегает вперед независимо от того, бежим мы вместе с ним или нет.
Напряжение между аристократами спадает, Фиона фыркает, опираясь на трость.
– Очень хорошо. Вторая и Рыбная. Быстро!
Мы вчетвером выходим из паба «Тигровый глаз», все следуя за Люсьеном. Он ведет нас сквозь головокружительный лабиринт извилистых улочек, пока не останавливается в глухом проулке, полном рыбьих потрохов. Меня чуть не выворачивает, и я прикрываю нос: запах почти такой же отвратительный, как в моих худших воспоминаниях о смерти.
– Фу, – вздрагивает Фиона. – Какая же тут вонь.
– А почему, ты думаешь, стражники сюда не заходят? – холодно замечает Люсьен.
– Это та часть, где мы все начинаем безудержно раздеваться? – спрашивает Малахит, совершенно невосприимчивый к запаху. – Потому что это единственная причина, по которой я здесь.
Люсьен протягивает каждому по простой коричневой робе, и, выбрав наименее загаженные углы, мы натягиваем их поверх собственной одежды, к большому огорчению Малахита. Фиона показывает, как правильно медной застежкой закрепить на талии пояса с инструментами, чтобы это выглядело естественно. А потом Люсьен с Фионой начинают спорить из-за штуковины под названием «осевой штангенциркуль» до тех пор, пока Фиона резко не напоминает ему, что мы не пытаемся маскироваться под королевских энциклопедистов, после чего принц умолкает.
Натянув капюшоны, мы вчетвером выходим на улицы Ветриса и направляемся к грозному обелиску Багровой Леди.
Наше волнение ощущается в воздухе: