во мраке, чтобы отвадить незваных гостей, – нашептывает мне Люсьен. – Стражники-келеоны отлично видят в темноте. Она обеспечивает им явное преимущество.
– Жулики, – шепчу в ответ я, и, хотя повсюду тьма, клянусь, я вижу, как он улыбается, и сердце в моем медальоне замирает. Он так близко, что я ощущаю, как жар его тела согревает меня. На секунду меня охватывает желание, чтобы здесь, в темноте, были лишь мы вдвоем.
Проще было бы вырвать сердце из его прекрасной груди, – насмехается голод. На этот раз он прав. Если мне каким-то образом удастся остаться с Люсьеном наедине, я смогу вынуть у него сердце так же быстро, как мангуст приканчивает змею.
Когда мы проходим мимо факела, я с трудом различаю длинные заостренные уши Малахита. Если он расслышал мою иронию в переполненном пабе с тридцати шагов, то здесь, внизу, точно услышит что угодно. Особенно как я вытаскиваю клинок. В общем, снова все испортит.
– Прячьтесь, – шепчет Малахит, Люсьен скрючивается изо всех сил. Я быстро падаю на колени, все четверо мы прячемся за чем-то, напоминающим большую металлическую бочку. Чье-то тяжелое дыхание все ближе, каждый вздох сопровождается рычанием, как у пантеры. Тяжелые шаги, пауза, звук, будто огромный нос втягивает воздух. Кусочек сердца в моем медальоне холодеет – неважно, что келеон нас не видит, у них отличное обоняние. Нам конец. Нам точно конец…
– Баудур, – грубый голос раздается так близко, что я подпрыгиваю. – Ты опять жрал печень?
Печень. Может, он учуял от меня запах? Голос второго келеона доносится издалека.
– Ее готовили на козьем масле. Чего ты от меня хочешь?
Первый голос ворчит рядом с нами:
– Друга, который лучше разбирался бы в авелишской кухне.
Второй голос смеется, то ли повизгивая, то ли мурлыча. Тяжелые шаги проходят мимо и постепенно стихают. Люсьен и я встаем и следуем за Малахитом вдоль стены.
Малахит тихо шипит:
– Здесь. Единственная дверь без замочной скважины. Давайте быстрее – патруль келеонов движется по часовой стрелке.
Я чувствую, как пальцы Фионы отпускают мою робу, затем слышу, как она шарит руками по стене, а потом – едва заметные щелчки. Малахит оглядывается сверкающими глазами по сторонам, мой маяк в темноте.
– Тебе нужен свет, чтобы открыть этот замок с секретом? – бормочет Люсьен.
– Нет, – отвечает Фиона. – Он сенсорный, выпуклости вместо цифр. Дядя не стал бы ставить здесь темную охрану только ради собственного комфорта.
– Разве келеон может не замечать, как твои глаза светятся в темноте? – спрашиваю я Малахита. Он смеется.
– Большую часть времени я держу их закрытыми.
– И продолжаешь идти?
– Я могу рассказать, где нахожусь, и без помощи зрения. Тут все как дома, – настаивает он. – Тьма, камень. Наша естественная среда обитания.
– Видимо, поэтому вас и зовут подземниками или бенисерами, – протяжно говорю я. Он снова посмеивается.
– Бене-Сар.
– Что?
– Слово, которым называют таких, как мы, Бене-Сар. Означает «те, что с кровавыми глазами».
– Но мы-то называем вас подземниками…
– Потому что, когда люди впервые встретились с Бене-Сар, они подумали, что мы так отвечаем на вопрос, кто мы такие, – фыркает Малахит. – Забавно, не так ли?
– И вы ни разу не попытались их поправить?
– О, мы пытались, – уверяет он. – Но к тому времени все зашло слишком далеко. Это имя приносит и пользу: если посторонний зовет нас так же, как в верхнем мире, это враг. А если так, как называем себя мы сами, то друг… Фиона, не хотелось бы тебя торопить и все такое, но лучше бы тебе делать все побыстрее.
– Есть! – тихо торжествует она, как только что-то открывается с тяжелым стуком. Ледяной воздух вырывается нам навстречу, обволакивая холодом. Здесь немного светлее, по крайней мере, я наконец различаю собственные руки перед глазами. Звук захлопнувшейся за нами двери заставляет меня подпрыгнуть.
– Здесь могут быть ловушки, – отчетливо произносит Фиона, щелкая по медно-кристаллической трубке другим снятым с пояса инструментом, напоминающим щипцы для колки орехов. На конце трубки вдруг начинает мерцать свет, заставляющий кончик кристалла светиться чистым бриллиантовым блеском. Впереди открывается длинный грязный тоннель. – Малахит, ты идешь первым.
– Я не эксперт по ловушкам твоего дяди, – замечает он.
Фиона качает головой.
– Рефлексы у тебя лучше, чем у любого из нас.
Люсьен громко фыркает.
– Нет, тогда лучше пойти мне.
– Я пока не имела удовольствия сразиться с Малахитом, – вклиниваюсь я. – Но принц говорит правду: он двигается очень быстро.
– Не глупи, Люсьен, – настаивает Малахит. – Я пойду первым.
– Ты говорил, что это и значит быть молодым, – Люсьен идет впереди точно рассчитанными шагами вора Шороха. – Делать глупости и не бояться рисковать.
– Но не когда ты последний наследник престола! Иди за мной, – рявкает Малахит, пытаясь отодвинуть его в сторону.
– Ты иди за мной! – упрямится Люсьен, удваивая скорость. Малахит с легкостью догоняет его, а мы с Фионой отчаянно пытаемся угнаться за этой войной честолюбия.
– Помедленнее! – кричу я. – Вы вот-вот что-нибудь запустите…
Если это произойдет и Люсьен погибнет в какой-то ловушке…
Ты сможешь похитить его сердце и раствориться во тьме, пока эти жалкие смертные будут скорбеть о потере, – кудахчет голод, пока сердце в моем медальоне сжимается при мысли о смерти Люсьена, его прекрасном безжизненном лице…
Под ботинками Малахита раздается хруст, парни медленно опускают глаза. Кости – земля под ногами усеяна старыми пожелтевшими костями. Люсьен наклоняется, чтобы их рассмотреть.
– Думаю, это коровы, – заявляет он. – Олень. Несколько собак.
Я с трудом сглатываю. Знакомый вид, нечто подобное я видела в лесах возле медвежьих берлог и волчьих обиталищ.
– Это логово.
– Логово? – Фиона надувает губки. – Что ты имеешь в виду?
– Там! – указывает Люсьен. Фиона поднимает свой кристаллический фонарь выше, и у Малахита вырывается на языке подземников что-то незнакомое, но интуитивно понятное всем нам. Проклятие. Молитва. Там, в бледно-белесом свете, свернулся в тоннеле массивный, покрытый мхом скелет змееподобного существа, каждое ребро которого больше целого быка, каждый коготь с меня ростом, каждый зуб толще моего бедра. Он отбрасывает жуткие, острые тени на стены с трубами. Волкоподобный череп покоится на скрещенных лапах, словно в последние мгновения он положил на них голову, чтобы отдохнуть.
– Валкеракс, – выдыхает Малахит.
Глава 15
Кости как память
Во рту пересыхает, руки трясутся. Валкеракс – здесь?
– Я не религиозный человек, – признается Малахит, и в его голосе слышится паника. – Но зачем, во имя кровоточащего глаза Кавара, твоему дяде скелет валкеракса?
– Он наверняка жил здесь, – сглатывает Фиона, и ее начинает бить дрожь. – Кто-то… кормил