уверяет Люсьен, вновь протягивая мне руку. Я медлю слишком долго, и он вздыхает. – Может, ты и права. Ты не станешь мишенью для дворцовых слухов, если это останется в тайне.
До самого конца заботится о моем благополучии. Это ни в малейшей степени не способствует нормальному самочувствию – мое сердце колотится в медальоне, как сумасшедшее, от чувства вины скручивает все внутренности.
Прежде чем я успеваю что-либо сказать, трубу сотрясает взрыв: рвануло в самом конце. Мы с Люсьеном бросаемся вперед, туда, где в открытом дверном проеме светится белым светом фонарь Фионы, ее взволнованный голос эхом доносится до нас.
– …вы в порядке? Скажите что-нибудь, сэр Малахит!
Там, на полу, среди сломанных книжных полок и клочков рваной бумаги, распростерто неподвижное тело Малахита, его длинная нога подвернута под тело. Люсьен падает рядом с ним на колени и трясет за плечи.
– Малахит! – Принц разворачивается к Фионе. – Что с ним произошло?
– Я… Я не знаю! Я нашла сейф за шкафом и попросила Малахита отодвинуть его от стены, а потом… о боги. – Она сжимает ладони. – Я не проверила, есть ли там ловушка! Я была так зла, я… Сэр Малахит, пожалуйста, очнитесь!
Малахит не шевелится, его зрачки неподвижны. Я с трудом сглатываю ядовитый комок в горле. Никогда не предполагала, что буду чувствовать нечто подобное – ни к принцу, ни к его телохранителю. Ни к кому-либо еще. Все чувства должны были быть наигранными. И вот она я, с нутром, сжавшимся от самого настоящего ужаса.
Люсьен сильно хлопает Малахита по щекам.
– Очнись, Кавар тебя побери!
Ничего. Люсьен рычит, в его голосе прорывается отчаяние.
– Ты не можешь оставить меня здесь одного. Ты обещал, что будешь рядом до тех пор, пока я не взойду на трон. Ты обещал!
Я встаю на колени у тела Малахита и прислушиваюсь к сердцебиению в груди. Сердце бьется, но очень тихо, дыхание поверхностное и прерывистое. Я умирала достаточное количество раз, чтобы понимать: прерывистое дыхание – дурной знак, знак того, что твое тело вот-вот сдастся.
– Мы должны ему помочь. – Я поднимаю глаза. – Фиона, здесь есть выход?
Она кивает, указывая на железный люк на потолке. Если мы сможем вытащить его отсюда, убрать подальше от башни и найти королевского энциклопедиста, который сможет его осмотреть…
– Вставай! – кричит Люсьен. Я кладу ладонь ему на плечо, но он сбрасывает ее, с силой нажимая двумя руками на грудь Малахита. – Я сказал, вставай!
Это происходит в мгновение ока – Малахит внезапно садится и делает глубокий вдох. Свет в его глазах дрожит, как и его ресницы. Он мрачно оглядывается по сторонам.
– Что я пропустил?
Тело Люсьена расслабляется, Фиона неподвижна.
– Простите, сэр Малахит! – выпаливает она. – Это моя вина – я не проверила шкаф на предмет ловушек, перед тем как вы…
– Вачаис! – Рычит Малахит, вцепившись в ногу. – Что, во имя Темного предела, со мной случилось?
– Может, огонь тебе и нипочем, но выяснилось, что к взрывам ты не очень-то устойчив, – мягко шучу я.
Малахит улыбается через боль.
– Что ж, хорошо, что теперь я об этом знаю. – Он пытается встать, Люсьен помогает ему подняться. – Прости, если заставил побеспокоиться, Люк. Иногда парню просто нужно вздремнуть, понимаешь?
Из горла Люсьена вырывается нервный смех, и даже Фиона издает короткий вымученный смешок. Облегчение – отличное лекарство, оно мгновенно успокаивает людей. Малахит настаивает, что он в порядке, и Фиона замечает, что на взрыв мог сработать сигнал тревоги и нам надо уходить. С помощью Люсьена она аккуратно подходит к сейфу и начинает подбирать код к секретному замку, оставив меня накладывать шину из обломков шкафа на ногу Малахита.
– Ты всегда носишь с собой бинты? – спрашивает Малахит, когда я достаю сверток из сумки.
– Только если знаю, что компанию мне составит самый отбитый подземник, – саркастически отвечаю я. Он фыркает.
– В свою защиту могу сказать, что я лишь пытался ускорить события. Шатание возле костей валкеракса не шло на пользу Люсьену. Или Фионе.
– Воспоминания – опасная штука, – бормочу я.
– Порой ты оказываешься у них в плену, – соглашается он. – Но если они есть, ты можешь вспоминать, возвращаться к ним, проживать их по новой, когда жизнь становится слишком жестока, – думаю, это того стоит.
Нам никогда этого не познать, – надувается голод. – Мы оставили жалкие человеческие воспоминания в прошлом.
Я смеюсь, поскольку больше ничего не остается, и в этот момент понимаю, что мой смех здесь, в Ветрисе, практически всегда был пропитан отчаянием.
* * *
Фиона находит в сейфе то, что искала – один-единственный свиток пергамента, – и мы умудряемся выбраться из люка как раз в тот момент, когда в трубе раздаются шаги стражей-келеонов. Я так счастлива вновь видеть тройную луну, вдыхать свежий ночной воздух. Мы тут же срываем с себя балахоны и уходим прочь, стараясь побыстрее вырваться из длинной тени Восточной Башни. Малахит превозмогает боль, Фиона и Люсьен выглядят изможденными, Фиона тяжело опирается на свою трость. Я в полном порядке и направляюсь к одинокой скамейке, скрытой от дороги густыми зарослями красных деревьев из Авела. Даже Фиона не скрывает облегчения при мысли об отдыхе, и мы усаживаемся на скамью.
– Только чтобы перевести дух, – настаивает она.
Я понимаю, что это затишье перед бурей, и не ошибаюсь. Первой заговаривает Фиона.
– Я прочитала. Это детальное описание меча Варии, почерк моего дяди, составлено за день до того, как двору сообщили о ее смерти. Я была… Я была права. Все это время я была права.
Люсьен сжимает кулаки, и Фиона продолжает:
– У меня мало времени. Он заметит пропажу и начнет поиски. Максимум через пару дней он выяснит, что это была я.
– Что ты собираешься делать? – спрашиваю я. Она слабо улыбается, сжимая в руке пергаментный свиток.
– Передать это королю. И бежать. Спрятаться там, где дядя меня не найдет, пока он не окажется за решеткой и не лишится своего влияния.
– Послезавтра охота. – Люсьен вытирает пот со лба. – Под шумок как раз сможешь спрятаться и переждать.
Фиона отвечает усталой улыбкой.
– Буду признательна.
Повисает неловкая пауза, первые рассветные лучи прорываются из-за горизонта, освещая четырех странных молодых людей.
– Прости, Люсьен, – бормочет Фиона. – За истерику.
Люсьен окидывает взглядом ее усталую фигуру. Затем кладет локти на колени, а подбородок на руки, и говорит:
– Все в порядке. Прости, что не поверил тебе раньше насчет Гавика.
– Можете официально считать меня растроганным, – тянет Малахит. Я пихаю его несломанную ногу.
– Заткнись.
Он смеется, Люсьен закатывает глаза, а Фиона слегка качает головой.